— Им мог кто-то и передать информацию. Но для чего? Кому нужно разглашать свои тайны на весь свет? Можно свихнуться от этого безумия. Газета пишет о том, что произошло с нами спустя годы, вы понимаете?
— Еще как, — откликнулся Арчер. — Но они писали, естественно, не про наши похождения в замке, а про смерть Эдсон.
— Нет, это не так, она умерла в постели, утром, — запротестовал Дэвис.
— В постели… Опять в постели… Далеко ли ее апартаменты от архива, доктор?
— Далеко, Томас. Надо спуститься на два этажа и пройти из левого крыла здания в правое. Потом, ее одежда аккуратно висела в шкафу, постель была разобрана, а рядом на тумбочке лежала книга.
— Понимаю вас. Интересная деталь… Она спокойно возвращается в спальню из библиотеки, читает перед сном… Однако я сам себя перебил. Ну вот. Этот детектив, Джон Браун, вспоминает, что преступник международного класса Рудольф Нойман увел у подлинного лорда Эдсона пятьсот тысяч. У него на руках появляется шикарный компромат на вас, доктор. И вы выкладываете денежки. А клиент, сделавший заказ в сорок восьмом, так и не пришел. И в этом вся соль — другого клиента, кроме вас, у детектива не было! Хотя товар он пристроил лихо, что говорить.
— Еще как, Томас. Этот Браун намекнул про мои акции «Нозерна».
— Меня интересует загадочный клиент, док. Просьба его была весьма щекотливая даже для частных агентов. Зачем ему потребовались бумаги «Интерпола»? Предположим, что он решил шантажировать Ноймана. Но как? Если клиент знал, что Ноймана ищут, он в розыске, то зачем все усложнять? Достаточно пригрозить простым доносом в полицию. С другой стороны, парни, проходящие по «Интерполу», — народ без сантиментов и таких вещей очень не любят. А не мог ли сам Рудольф Нойман быть этим загадочным клиентом? Или его люди. Цель, спросите вы? Сложный вопрос. Возможно, ему надо было на ка-кое-то время просто себя обезопасить, скажем, до по-лучения новых документов на имя какого-нибудь сеньора Родригеса. Мне думается, что именно Нойман обратился в агентство — посредники здесь не нужны. Он делает заказ, вносит залог…
— И его ждут тридцать лет, а Нойман так и не пришел, мертвецы не приходят…
— Не знаю, док, не знаю. Ясно одно — он знал на-стоящего лорда Эдсона и вполне мог быть замешан в деле лже-Эдсонов. А ставки в этой темной игре самые высокие! Куда исчез подлинный сэр Роберт, а? — Арчер закурил. — Муж вашей мачехи погиб вскоре после войны, как вы сказали…
— А! Ну конечно, 1948 год можно назвать послевоенным. Я понял вас, Томас. Первый муж Эдсон и Рудольф Нойман — одно и то же лицо.
— Весьма соблазнительная версия, не спорю. К тому же родной язык Элис — немецкий, это бесспорно, человек не будет делать на иностранном языке пометки для с е — б я, да еще такие, от которых зависит жизнь. Можно предположить, что Элис, или, правильнее, Эльза, работала в паре с Нойманом. В его игорном бизнесе молодая и привлекательная жена, имеющая изысканные аристократические манеры, — просто находка. Ради роковой женщины можно и пошиковать, поставив на кон лишнюю сотню тысяч. Продолжая развивать эту версию, скажу, что очень заманчиво звучит вариант — именно Эльза организовала автокатастрофу для Ноймана.
— Но с какой целью, Том?
— Сложный вопрос. Может быть, эта троица: старик, Эльза и Нойман — уже начала свою игру вокруг Хеллингтона.
— Позвольте, Арчер! Мой отец познакомился с этой женщиной в пятьдесят седьмом, а Нойман погиб в сорок восьмом. Разница в девять лет! — возбужденно сказал Дэвис.
— Да, в девять лет… А знаете, у кого девять жизней? — спросил Арчер, покручивая фарфоровую пепельницу.
— Только уж не у меня. Дай Бог дотянуть до пяти-десяти, — ворчливо ответил профессор.
— Дотянете, док… если мы выберемся из этой истории живыми. А девять жизней у дьявола, — безмятежным голосом сообщил Томас.
— Пропадите вы пропадом со всеми вашими числами! Надоело. Я вам не ученик воскресной школы.
— Тише, доктор. Если вам так хочется, то я исчезну. Только вот за вашу жизнь я не поставлю и пенса. И потом, я же развиваю версию, всего лишь версию о возможной гибели Ноймана.
— А чем плоха моя версия? Она объясняет многое. — Дэвис сменил тему. — Хотя эта разница в девять лет…
— Я же сказал, что эта версия слишком соблазнительна для нашего простенького дела. — Арчер потушил сигарету, вытащил из кармана бумажник. — Джейк, мы уходим.
Полусонный хозяин заведения встрепенулся за стой-кой:
— Мало посидели, мистер Арчер.
Томас подошел к стойке.
— Что делать, Джейк. Сегодня у нас с шефом важным день — испытываем паровую бомбу. Слушай-ка, а мистер Браун, старичок в сером костюме…
— Мистер Браун? Бывает, бывает. — Джейк поду-мал. — Третьего или четвертою дня заходил. Он вообще вроде как постоянный клиент — изредка, да навестит.
— И с разными людьми, верно? Я готов с тобой поспорить, что в последний раз с ним был наш доктор Беннет, да ты его не знаешь.
— Это который сигары курит? Знаю я его, все приговаривает: «Друг мой». Нет, тот был постарше, с трубкой. Браун называл его Бертом.
— Эх, Джейк, ну как же с тобой спорить? Сам взял да и все рассказал! Ладно, вот тебе пять фунтов — я ведь не угадал.
Томас вернулся к профессору:
— Невезучий я человек — всю жизнь спорю и проигрываю. Пойдемте, док, я вам кое-что покажу. Это в моей машине, если ее не угнали.
Коллеги вышли из паба. Красный «остин» Арчера стоял на месте.
— ПОКА ЭТО САМАЯ НАДЕЖНАЯ ШКАТУЛКА, — заявил Томас, достав из перчаточного ящика «остина» магнитофон. — Даже нечистый не догадается хранить-свои реликвии в моем драндулете. С вами, доктор, сплошные расходы — пришлось купить эту игрушку.
— Скажите, зачем она вам, и я возмещу убытки.
— Эта штуковина записывала ваш бред и неплохо мне помогла.
— Мой бред? Слушайте, Арчер, вы когда-нибудь перестанете издеваться надо мной?
— Кто сказал, что я издеваюсь'? Все объясняется про-сто — вы же четыре дня бредили, ну и…
— Вы шпионите за мной? Так. Бредил я в клинике, понятно. А вы умудрились туда проникнуть с помощью магнитофона. Зачем вам все это нужно, Арчер?
Томас тронул машину.
— На уровне подсознания каждый знает намного больше, чем ему кажется, — память предков, ассоциативные воспоминания…
— Знаю, не школьник. Ну и что? — Профессор сделал акцент на последнем слове.
— Да то, что вы, доктор, рассказали много любопытного.
— Этой железке?
— Да. В бреду вы часто повторяли в различных сочетаниях три слона — «библиотека», «смерть», «картина».
— Ну и что? Опять эта мистика?
— А, вы же стали материалистом! Но все же… Библиотека проходит по делу в двух ипостасях: собственно как хеллингтонская библиотека и как название полотна неизвестного художника. А смерть? Смертью попахивает в замке под названием Хеллингтон. Сопоставьте эти факты, и вы откроете свой сейф. Да я бы все равно догадался.
— Ну да, конечно. Вы, случаем, не собираетесь вы-пустить трактат с описанием методов мистера Арчера?
— Они нуждаются в легкой доработке. А теперь слушайте ответ.
— Ответ на что? Вам не надоело паясничать?
— На то есть свои причины, доктор, поверьте. Впрочем, если вам не интересно знать, что случилось с за-вещанием вашего отца, то ответа на загадку вы не услышите.
— Я весь внимание, Томас, — сказал профессор миролюбиво.
— То-то. Итак… Ваш отец делает предложение этой… Эдсон, принимая ее за леди. Старик узнает об этом и… умирает, побелев от злости. Но родовое чванство здесь ни при чем — он не был лордом. А может, он побелел от страха, смертельно испугался чего-то, что умер?
— Но чего, Арчер? Не женитьбы же своей… этой женщины?
— Как раз именно женитьбы, доктор. Но вот что за подоплека… Ясно, что дорога к венчанию расчищается, все это мы знаем наверняка. Спустя несколько лет умирают дочери Эдсон — «в один злосчастный год», как вы выразились. Умирают от туберкулеза, по мнению врачей. У меня на этот счет особое мнение, хотя и отличное от вашего. Итак, Элис Эдсон приближается к чему-то еще ближе. К чему-то такому, ради чего отправляет на тот свет трех родных дочерей! Чем они ей помешали, маленькие и больные? Нет, corpus delicti[6] налицо. — Лицо Арчера помрачнело. — Кто еще стоит на ее пути? Только двое — вы и ваш отец.
