— И что это значит? Моя жизнь может измениться?

— Всегда сложно ответить на этот вопрос, потому что никогда не знаешь заранее, как пойдет лечение. Но вообще — да, если терапия поможет, все будет иначе.

Оказалось, что Мария не реагирует на лекарства. Я применяю при СДВ несколько препаратов, и какой-то из них дает хороший результат у 85 % взрослых пациентов. Однако остальным лекарства по тем или иным причинам не помогают. У некоторых возникают побочные эффекты и непереносимость, кому-то просто не нравятся ощущения после приема, другие вообще не хотят пробовать медикаменты. А в некоторых случаях, как и у моей пациентки, лекарства просто ничего не дают.

Однако лечение СДВ одними таблетками не ограничивается: большое значение имеют просвещение, коррекция поведения, психотерапия. Марии все это пошло на пользу.

В первой фазе лечения мы сосредоточились на тщательном анализе СДВ. Узнав про этот синдром, женщина пересмотрела многие укоренившиеся взгляды на себя: что у нее «не все дома», а она ни на что не способна, ущербна.

Когда Мария осознала, что многие ее проблемы связаны с необычайно легкой отвлекаемостью, мы начали работать над планированием, чтобы помочь ей сосредоточиться. Она старалась задействовать положительные черты характера, которыми прежде не пользовалась в полной мере: работала в течение коротких промежутков времени, концентрировалась с помощью физкультуры, упражнялась в составлении списков, напоминаний, расписаний и ритуалов. Большие, на первый взгляд невыполнимые задачи можно разбить на несколько маленьких и посильных, при этом обязательны частый контроль и поощрения, а также полезно иметь своего рода тренера, который не даст сбиться с курса. В этом случае таким тренером стал я.

Это была не традиционная психотерапия, а ее разновидность, которую я называю тренировкой, чтобы подчеркнуть активную, воодушевляющую роль тренера-психотерапевта. Я не указывал Марии, что делать; скорее, спрашивал, чем хочет заниматься она сама, и потом регулярно, раз за разом напоминал об этом. Можно сказать, что в начале лечения мы согласовали «план игры», и моя роль тренера заключалась в том, чтобы подбадривать ее, не давать упускать из виду поставленные цели и задачи и не позволять сбиваться с курса. Люди с СДВ настолько легко отвлекаются, что внешний контроль бывает крайне полезен.

Врач готов выслушать и обсудить надежды, страхи, фантазии и мечты пациента. Тренирующая терапия поощряет появление озарений, и такие догадки — один из самых мощных трансформирующих факторов в работе с больными СДВ.

Следует подчеркнуть, что авторы этой книги отдают должное ценности психоанализа в лечении, равно как и в исследовании человеческой психики. Психоанализ продолжает оставаться очень авторитетным и самым важным лечением в случаях, которые часто называют невротическим конфликтом[12], или болью. Однако мы не рекомендуем применять его в качестве специфической терапии при синдроме дефицита внимания. Психоанализ пациента с недиагностированным СДВ может оказаться безнадежно неэффективным, но, если эта болезнь обнаружена и вылечена, психоанализ помогает. Не вызывает сомнений, что у людей с СДВ встречаются виды невротических конфликтов, которые полностью вылечиваются психоанализом и не поддаются методикам, рекомендуемым при СДВ. В таких случаях психоанализ принесет большую пользу, но лечения СДВ не заменит.

Мария пересмотрела взгляды на себя и свою жизнь. Совместная работа над просвещением, поощрением, тренировкой и анализ ситуации преобразили ее. Она завершила брошюру для оздоровительного клуба и открыла собственный бизнес, ставший успешным. Она пришла к выводу, что не будет заканчивать диссертацию. Как и многие люди с СДВ, она поддерживала проект только как организующее начало, как ось, позволявшую ей сосредоточиться, хотя и приносящую регулярную и предсказуемую боль и тревогу. Когда она начала добиваться успеха там, где действительно хотела, это стало для нее новым, намного более рациональным организующим принципом. Прежде всего появилось понимание, как работать над собой, как выжать максимум из своих способностей и научиться обходить свои ограничения.

Родители Пенни Макбрайд пришли ко мне на прием, когда учитель предложил девочке пройти тест у психиатра.

— Не знаю, что и думать, — сказала мама пятиклассницы на первом сеансе. Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела в пол. — Будет ужасно, если мы что-то сделали неправильно.

— Если вы ко мне пришли, это еще не значит, что вы где-то ошиблись, — успокоил я женщину и подумал, что консультация у психиатра по поводу ребенка у многих людей вызывает негативные эмоции, хотя и не такие, как двадцать-тридцать лет назад. — Так что случилось с Пенни?

— Она отстает в школе, — сказал отец. — Больше ничего. Она хорошая девочка, с ней никогда не было проблем.

— Пенни просто постоянно мечтает, — продолжила мама. — Она всегда была моей маленькой фантазеркой, ее мысли где-то далеко…

— Расскажи доктору о сказках, — сказал отец.

— Она мой самый младший ребенок, — продолжила миссис Макбрайд, подняв палец вверх, как бы говоря мужу: погоди минутку. — У нас уже было четверо детей, я рожала каждые два года, а потом через шесть лет появилась Пенни. Для нее у меня было больше времени, чем для ее братьев. С ней легче, потому что она спокойнее; наверное, она больше похожа на меня, чем мальчики. Я люблю ребят… — женщина сделала паузу и посмотрела с высоты четвертого этажа на деревья, как будто подумав о сыновьях, на секунду забылась. Потом снова вернулась к теме разговора: — Но мне кажется, мы с Пенни с самого начала были на одной волне. Когда у тебя четверо сыновей и ни одной дочери, ты почти забываешь, что такое быть девочкой. Так что когда появилась Пенни, не в обиду Джо и мальчикам, в моей жизни словно материализовалась родственная душа. Я не имею в виду, что мы психологически переплетены и я излишне вовлеченная мать или что-то в этом роде. Это не так, поверьте. Но в доме, где полно мужчин, полезно немного сбалансировать обстановку. В общем, сказки, которые упомянул Джо, сочиняем мы с Пенни. Мы называем их «Дальние истории». Они о детях, которые живут в Дальней стране. Название пришло мне в голову, когда Пенни было три годика. Я рассказывала ей сказку, и у малышки был такой отрешенный взгляд. Мне захотелось присоединиться к ней, где бы она ни была, поэтому я предложила «отправиться» в Дальнюю страну. Так начались эти истории.

— Они ей нравятся?

— Она их просто обожает. Ее можно успокоить такой сказкой практически в любой момент.

— Она добавляла к истории что-то от себя? Может быть, выдумывала что-нибудь?

(Умение добавлять что-то к сюжетной линии в целом позволяет оценить творческое воображение и языковые способности.)

— У нее лучше получается слушать. Я могу рассказывать сказку за сказкой, а она будет сидеть рядом и смеяться. Если задать вопрос, становится понятно, что часть она пропускает мимо ушей. Я объясняю себе, что она просто где-то далеко, но не могу точно сказать, что это значит. Просто такое ощущение.

— Видимо, вы хорошо подстроились к дочери, — заметил я.

— Знаете, теперь мне кажется, что она совершенно не воспринимает содержание, а просто любит слушать. — В голосе миссис Макбрайд послышались нотки сожаления. — И почему я раньше не обратилась за помощью?

Она расплакалась, и Джо Макбрайд, румяный мужчина в изящном деловом костюме и сдержанном фиолетово-бирюзовом галстуке, приобнял жену. Они сидели на диване в моем кабинете с каким-то напуганным и озабоченным видом.

— Полли хочет сказать, — пояснил Джо, — что мы представления не имели, будто есть проблема. Пенни была тихой маленькой девчушкой, и все.

— Попытайтесь расслабиться. Я понимаю, что вы озабочены и вам сложно было обратиться ко мне. Но, может быть, я смогу оправдать ваши ожидания.