Ногти в ладонь - больно, но не разжать.

Больно… Одно цепляет другое, рождает цепочку образов, воспоминаний, и мысленно я натыкаюсь на…

Взгляд Кеске.

«Ты этого хотел, Акира? Хотел, чтобы я стал сильным?»

Челюсть сводит, стиснул зубы.

Спрятаться бы, обдумать и, сжав больную голову пальцами, просто пережить все это, прокрутить еще раз, осознать.

Кеске…

А ливень только усиливается, косые струи едва ли не ранят кожу.

Небо плачет по еще одной загубленной душе.

Холодно, как же нечеловечески холодно! Еще бы - в мокрых шмотках на пронизывающем ветру! Кости ломит, да и дышать не так просто, надломлено выходит, с усилием, каждый раз словно сдавливая грудную клетку.

Шатаюсь по улицам и все никак не могу выйти к отелю, да что там к отелю - совершенно не представляю, где проходит граница безопасной зоны и пересек ли ее.

Черт. Не хватает только лязга когтей да безумного смеха одного из карателей. Боюсь, такой встречи я не переживу.

Даже в карманах ладони не согреваются, да и что тепла в мокрой куртке… Новый раскат грома. Сжимаю зубы, с волос капает.

Взгляд бездумно гуляет по правой стороне улицы и вместо заколоченных дверей и выбитых окон натыкается на облезшую вывеску некогда ночного бара.

Мысленно киваю сам себе и, в последний раз обернувшись, мотаю головой: ощущение чужого присутствия не оставляет меня с того самого момента, как я, выбравшись из заброшенного дома, свалил оттуда.

Передергиваю плечами, словно отрицая сам факт возможного преследования.

Кто бы стал таскаться за мной вместо того, чтобы уже отобрать жетоны? Увы, сейчас я - более чем легкая добыча.

Спрятаться и дождаться утра, зализать раны. Ноги сами несут к скользким, уходящим под землю ступенькам.

Всего три.

Спустившись, прислушиваюсь.

Вроде тихо, только вот есть кое-что, что привлекает мое внимание.

Сорванный замок.

Вернее, срезанный вместе со стальными петлями.

Догадка мурашками по хребтине. Все еще напрягаю слух. По-прежнему ни звука.

Выдыхаю и некоторое время раздумываю, наблюдая за тем, как медленно растворяется облачко белого пара.

Замерз настолько, что, кажется, хуже уже быть не может. Да и терять особо нечего.

Толкаю створку плечом, и взгляд натыкается на плотную, после рыхлого сумрака улицы, тьму. Кажется едва ли не материей, ощутимо упругой.

Выдыхаю еще раз и делаю первый шаг, подошвой кроссовок нащупывая ступеньки.

Дверь за спиной, помедлив, закрывается, хлопает под жалобный визг проржавевших петель.

Еще шаг.

Хуже быть не может?

Или может?

***

Внизу светло, но светло ровно настолько, насколько единственная лампочка под потолком может разогнать тьму.

Часто мигает, будто вздрагивает, и я как никогда ясно представляю, что вот-вот брызнет осколками, разлетится, усеяв останками пол, проиграет темному подвалу.

Не выдержит давления на хрупкие грани.

Не выдержит… как Кеске не выдержал.

Передергивает.

Заставляю себя не думать.

Оглядываюсь, предпочитая держаться у лестницы.

Внизу несоизмеримо теплее, холодному ветру не пробиться, не ужалить меня здесь.

Хорошо…

Освещение позволяет разглядеть кусок барной стойки и ровные ряды разнокалиберных бутылок на стеллажах.

Пара опрокинутых высоких стульев, разломанный стол в углу, еще один - у противоположной стены. Осторожно ступаю вперед, но хруст разбитого стекла дублирует каждый шаг.

Запах пыли щекочет ноздри, свербит в глотке и щиплет глаза.

Ставший таким привычным запах запустения, одиночества и еще чего-то, - чего-то, чему созвучна безнадежность.

Сглатываю.

Прищурившись, вглядываюсь в очертания дальней стены, улавливаю еще пару разломанных стульев, нечто похожее на грифельную доску и две алые, горящие, словно угольки от непотушенной сигареты, точки.

Узнавание скальпельно-острой вспышкой, острой, словно… грань катаны.

Той самой катаны, которой были срезаны замки.

Моментально жарко, россыпью битого стекла под кожей, жгучей вспышкой адреналина, которая, прокатившись по телу, забирает боль, вытягивает ее из мышц.

Криво усмехаюсь и замираю. Замираю, чтобы осторожно, попятившись, завести руку за спину и как можно тише сжать рукоять ножа, покоящегося в ножнах.

С негромким скрипом выходит.

Единственный звук, резанувший по абсолютной тишине.

Следом усмешка.

И словно землей уши забило. Кладбищенской землей.

Отступаю назад. Слишком тепло, воздух горячий.

Хрустит стекло, лампочка мигает прямо над головой - кажется, печет макушку.

Моргаю.

Скрип кожи, словно кто-то, привалившись к стене, оторвался от опоры и сделал шаг в мою сторону.

Так и есть, верно?

Во рту сухо… Помню его губы. И боль, которую они способны подарить.

Выдергиваю лезвие из ножен и, согнув руку в локте, выставляю перед собой.

И именно это становится первой ошибкой.

Неверно, Акира, неверно… Первой было - сунуться в подвал.

Всего одно смазанное движение, пальцы, удобнее перехватившие рукоять, и обрушившаяся сверху боль.

Об этом я думаю, уже задыхаясь, выронив чертов нож и пальцами обеих рук впившись в его запястье, конвульсивно впившись, пытаясь немного разжать хватку, урвать воздуха.

Пытаясь, но с трудом понимая, как быстро все произошло.

Насмешливые алые радужки перед глазами, прищуренные, излучающие сарказм.

Мокрые слипшиеся прядки. Кое-как перевожу взгляд вправо, на затянутое в черный латекс плечо, и вижу на нем тоже дождевые капли.