— Михей Васильевич, а если вот так… — он сделал движение, будто сталкивает с берега лодку. — Где она будет?

— Лодка-то? — переспросил дед Михей. — Это, старший лейтенант, зависит от ветра. Если, предположим, дует моряна, — он показал рукой на море, — то приплывет в Белое озеро. Течение по протоку в степь.

— А если ветер из степи?

— Норд-вест? Течение будет в море, понесет ее туда.

— И далеко? Если всю ночь проплывет, где она будет?

— У рыбаков, — ответил, не задумываясь, дед Михей. — Течение под норд-вест, ей самый ход, к утру прямо на ловецкие сети напорется, — принялся он объяснять, привыкнув к тому, что старший лейтенант задает, казалось, совсем не относящиеся к делу вопросы.

— Значит, в море? — Захаров достал из планшетки карту, развернул ее. — А ну, интересно, давайте-ка проверим.

Дед Михей нагнулся, отыскал поселок Бугровой, перевел палец на голубую ленту Даргинского протока.

— Вот где мы стоим, — начал он.

— Нет, чуть дальше, — осторожно продвинул палец старика Захаров. — Вот около этого заливчика.

— Ага, — согласился дед Михей. — Этот поперечный ерик мы проходили, — он ткнул в точку, обозначенную карандашом старшего лейтенанта, потом посмотрел на синее море на карте, отыскал остров. — Это Темрюк. Течение к нему прибивается и… выходит, что вот в этом месте должна проплыть лодка. Потом здесь, — он крепким, как стекло, ногтем чертил линию, где должен лежать путь лодки. — За островом течение сваливается к югу, и она поплывет в полветра.

Захаров увидел, как палец деда Михея придавил место, где была поймана бакинская лодка. Сдерживая радость, он провел другой путь и спросил:

— А почему не так?

— Не может так, — покачал головой дед Михей. — Меляки не пустят. Если после сильной моряны, когда здесь глубоко, может. А в норд-вест — нет.

— Может быть, сюда приезжали рыбаки и… Антон уехал с ними в море? — старший лейтенант взял карту, по следу, оставленному ногтем деда Михея, провел красным карандашом.

— У него одна дорога, а у нас сотни догадок. Может, он, беспокойная его душа, у рыбаков зернистую икру ест, а мы его ищем.

Старший лейтенант написал что-то на листке блокнота, свернул карту, отозвал сержанта в сторону.

— В поселок. Выжми из мотоцикла все. Передашь капитану и срочно назад, — тихо приказал он. Сержант быстро пошел к стану. Дед Михей удивленно посмотрел ему вслед, хотел спросить, куда он, но к нему обратился Захаров: — Так говоришь, Михей Васильевич, икру ест? Выходит, он уехал на этой лодке?

— Навряд. Это, похоже, местные охотники выгружались, — улыбнулся дед Михей. Увидя, что старший лейтенант готовится фотографировать место, где стояла когда-то лодка, посторонился и сказал: — Да вот пока вы щелкаете аппаратом, Ленька нам все расскажет. Ну, что было дальше, Ленька?

Ленька долго всматривался в след и наконец тихо сказал:

— Выгружали лодку двое.

— Так, — подтвердил дед Михей. — Видать хорошо: один след — маленький, другой — большой.

— Здесь вещи не складывали, а куда-то уносили.

— Тоже правильно! — дед Михей, явно гордясь внуком, весело сдвинул на затылок коричневый малахай. — Если бы здесь клали, заросли помяты были бы. Теперь, Леонид, скажи, когда это было?

Ленька удивленно осмотрелся, покраснел. Дедушка ему объяснял, как можно определить, когда прошел зверь по тропе, но он тогда не придал этому значения и теперь не знал, что ответить.

Дед Михей от неудовольствия крякнул, потеребил усы, сердито взглянул на внука. Тот еще больше смутился.

— Смотри сюда! — дед Михей потрогал надломленный конец листа осоки. — Видишь, это люди сломали лист. Кончик его просох, но еще мягкий, гнется. Выходит, дело недавно было. А вот лучше примета — камышина сломлена. Лист высох — три дня прошло, а стебель такой за неделю только солнце высушит. Стебель еще зеленый, значит, неделя не прошла, а лист пересох — значит, больше трех дней, как обломан. Выходит, пять дней тому назад здесь выгружались…

— А эта тоже за неделю высохнет? — Ленька указал на толстую камышинку, дремотно склонившую метелку.

— Подольше зеленой повисит… Примечать будешь — узнаешь. Все зависит, Ленька, одно от другого. Надо помнить, какая погода была, сколько солнца на камышинку падало, был ли ветер? Тут, брат, посложнее алгебры с геометрией. Там что? Формулы. Какую понял, какую зазубрил, и дело с концом, а? — дед Михей засмеялся. Веселые морщинки побежали к глазам, легли на щеках, сморщили нос, и от этого круглое лицо старика ожило, засветилось. — Одним словом, там можно зазубрить, а тут глаз востри, чтобы он приметлив был, цепок. Здесь каждый раз все новое и все учесть надо. Только не думай, что перед тобой одни неизвестные. Пошли ради учебы посмотрим, что за люди выгрузились здесь?

— А дядю Антона искать? — обиженно спросил Ленька.

— Вот ты и расскажешь — видели они дядю Антона или нет? — сказал дед Михей, но Леньку вперед не пустил, сам пошел первым по тропе.

Сначала дед Михей спешил и далеко оставил позади старшего лейтенанта. Тот шел медленно и тщательно осматривал тропу. Потом старик остановился, подождал Захарова.

— Ну, высок здесь дяденька шел, — сказал он, еле дотягиваясь до заломленных камышинок. — Смотри, груз с плеча на плечо перекладывал — заломил.

— Интересно, — отозвался Захаров и будто ради любопытства стал замерять. — Около двух метров, а?

— Чуть убавь, — заметил дед Михей. — Учти, камышинки могли не сразу сломиться, а сперва спружинить.

Тропа, покрутившись по глухим зарослям, вывела их к болоту. За ним высился остров, заросший ивами. Следы потянулись вдоль болота. Теперь и Ленька несколько раз видел высоко вверху заломленные камышинки, думал: «Вот опять отдыхали». Дед Михей все время посматривал на остров, словно надеясь увидеть там людей, по следам которых они шли. Вдруг тропу перегородила поваленная осока. Часть ее была вывернута, и корни белели на воде. Здесь только что паслось стадо диких свиней. Помутневшая от взбаламученной грязи вода, истоптанное десятками копыт дно скрыли следы людей. Дед Михей поднял голову и прислушался. Было бы тихо, если бы не приглушенный расстоянием крик птиц на далекой косе.

— Постойте здесь, — приказал старик и пошел напрямую через заросли, полувытоптанные животными.

Он несколько раз останавливался, малахай его исчезал из виду, видимо, дед Михей нагибался, что-то рассматривая. Потом он вышел на болото, прошел несколько шагов, остановился. Долго стоял на одном месте.

Старший лейтенант тщательно осмотрел поляну, вытоптанную дикими свиньями.

«Наверное, люди свернули где-то раньше, — подумал он и выругал себя за ненужную поспешность. — Может, они этой же тропой вернулись назад и… потом в сторону? — Он посмотрел на остров за болотом, прикинул на глаз расстояние. До него было километра два, не меньше. Попробовал, сколь вязко илистое дно: нога глубоко утонула. — С грузом еще больше будешь проваливаться. Пожалуй, от протока до острова за ночь два раза не обернешься. А дед Михей говорит, что дважды прошли по тропе… Разве до того острова?» — Захаров обернулся назад, посмотрел на маленький, густо заросший островок. «До того можно успеть! Надо вернуться», — решил он и позвал деда Михея. Когда тот подошел, спросил его.

— Михей Васильевич, может, они где-то раньше свернули с тропы?

— Да, — подтвердил дед Михей. — Просмотрел я следы. Это были местные охотники. Они где-нибудь прямо в зарослях облюбовали сухой бугорок, станом расположились. Дня три охотились и уехали домой. По этой тропе один раз ходили на охоту на болото. Наверное, они уехали… Ну да, норд-вест дул, они и снялись, ветер им попутный до самого поселка. Хочешь, старший лейтенант, я два круга дам по зарослям и отыщу их стан?

— А не там они? — Захаров показал на островок. — Может, посмотрим?

— Я не против, — согласился дед Михей.