Кондаков неприязненно покосился на Семена Ивановича, улыбнулся ростовчанину. Тот заторопился.

— Да что разговаривать! Собирайте пожитки и поедем. Все будет в порядке!

— Говоришь, дела много? — спросил Кондаков.

— Порядочно, — осторожно ответил ростовчанин и, увидя подходящего к ним грузина, подумал, что тот тоже ищет плотников и может перемануть у него мастерового, сказал: — Ну, так что, по рукам?

— Э, подожди, пожалуста! — громко воскликнул грузин, выкидывая вперед руку. — Зачем так спешишь? — он подошел к Кондакову и, заглядывая ему в глаза, предложил: — Поедем ко мне! Новую кошару строить! Лес есть, камыш есть, помогать людей дам. Садись, вон моя машина стоит…

— Слушай, товарищ Шалошвили, мы уже договорились, — остановил грузина ростовчанин. — И потом, он ремонтник, а не строитель.

— Ремонтник? Чудесно! Мне около второго колодца кошару ремонтировать надо.

— Это что, рядом ваши фермы? — заинтересовался Кондаков.

— Нет, зачем рядом? — заторопился грузин. — Он у первого колодца, мы у второго. Поедем, пожалуста!

— А как к вам добраться?

— Зачем добираться? Садись и поедем. Прямо в колхоз «Красная степь» привезу.

— Далеко, наверное, отсюда? — небрежно спросил все время молчавший Семен Иванович.

— Его колодец проедешь и еще сто километров, — ответил грузин.

Кондаков повернулся к ростовчанину, сказал:

— Поеду к вам, это поближе.

— Что тебе, пешком идти? — обиделся грузин. — Машиной везде близко.

— Вот и хорошо, — обрадовался ростовчанин ответу Кондакова. — Только вы один не осилите ремонт. Вот если бы с кем-нибудь вдвоем? Вы не поедете? — повернулся он к Семену Ивановичу.

— А как платить нам будешь? Поровну или по разрядам? У меня, может, шестой разряд, а у него четвертый? — Семен Иванович достал из кармана трудовую книжку и небрежно протянул ее ростовчанину.

Тот принялся читать вслух.

— Васин Семен Иванович. Столяр, — он полистал книжку. — Последнее место работы? Ага, поселок Камызяк. Райпромкомбинат. По шестому разряду… Все ясно.

— Вот справка из колхоза, где я только что работал, — Васин подал бумажку. — Ферму ремонтировали две недели…

— Да что ты бумажки суешь? — оборвал его Кондаков. — Дело покажет. Видал я таких! По печатям — мастер, а в работе — топором махнуть не умеет.

Васин высокомерно смерил его взглядом, протянул:

— Подумаешь, мастер… Ты кажи документ!

— На, смотри! Разряд у меня седьмой, понял?

Грузин удивленно посмотрел на спорящих.

— Зачем ругаться? — вступился он. — Можно по душам говорить…

— А чего он… — Кондаков протянул руку, чтобы забрать у ростовчанина свою трудовую книжку.

Тот, еще раз заглянув на первую страницу, сказал:

— Виктор Кудиярович, я согласен платить по разрядам. А впрочем, мне все равно. Как сами между собой договоритесь, так тому быть!

— Поровну! — отрезал Васин и сердито стукнул трубкой о каблук. Зола и горячие искры запорошили его поношенный кирзовый сапог.

— Ищи себе другого напарника, — Кондаков круто повернулся, собираясь уйти.

— Э, подожди, не горячись, — опять вмешался грузин. — Поезжай к нему, потом ко мне. Через три дня машину пришлю, как хочешь платить буду! Хорошо платить буду. Лес привезу, работы много будет, если захочешь! Соглашайся, пожалуста! — грузин взял за руку Кондакова.

Тот поморщился. Потом медленно повернулся к Васину, спросил:

— По разрядам?

— Поровну!

— Была не была, ладно! — махнув рукой, сказал Кондаков. — Подвернулись бы другие, не поехал…

— Ну, ты не здорово нос дери. К кому поедем?

— К нему, — Кондаков показал на ростовчанина и добавил: — А то заедешь к черту на кулички и не выберешься.

— Не надо так говорить, — обиделся грузин. — От нас воду везут куда душе угодно… Я пришлю через три дня машину за вами, а?

— Хорошо, — сказал примирительным тоном Васин, снова набивая табаком трубку. — Только все готовь честь-честью: видишь, разряды какие у нас?

— Все сделаю, все приготовлю, — обрадовался грузин.

Васин и Кондаков замешались в толпе.

В магазин хозяйственных товаров вошел Прохор Зуйков.

— Дайте мне топор, — возбужденно попросил он. — И пилу… поперечную. Страх как нужна, думаю кое-что подремонтировать.

Продавец удивленно посмотрел на Прохора. У Зуйкова лихорадочно блестели глаза. Обычно молчаливый, сейчас он принялся рассказывать о покосившемся заборе, о прогнивших стропилах в сарае. «Видно, выпил сегодня», — подумал продавец и не удержался, спросил:

— Иль жил все время без топора? А может, задумал на заработки в степь податься?

— В степь? — быстро повторил Прохор. — Да… нет… Зачем в степь? Старик просил прислать на ферму. Ты понимаешь, у меня есть, а старик просил, очень нужен ему… Без хорошего топора какая это ферма?

— Михей Васильевич недавно сам заходил ко мне и купил топор, — возразил продавец.

— Как купил? — растерялся Прохор. — Он… сам вчера просил. Не может быть… он просил! — Прохор подал деньги, повернулся и торопливо пошел к двери, повторяя: — Просил, а как же?

— Прохор Михеевич, возьми сдачу, — остановил его продавец, а когда тот, забрав мелочь, вышел, весело рассмеялся: — Видно, с перепою. Завтра принесет топор обратно. Как пить дать, принесет. Бывает же такое; трезвый человек — копейку сбережет, нужную вещь не купит, а под хмельком — чего не возьмет. Жена говорит, он и пьяный молчит. Подход к человеку нужен, вишь, у меня разговорился.

В полдень притихает рынок. Колхозники расходятся по магазинам, поднимают на лодках паруса, усаживаются в машины. Отсюда можно уехать куда угодно. На лодках — на любой рыбозавод в море, даже на Астраханский рейд, хотя он очень далек, в рыбачье село в низовьях Волги; на машинах — в любой уголок степи и даже на Кавказ.

Представитель ростовского колхоза выехал раньше всех. Довольный своими делами, он спокойно спал в кабине. В кузове машины тихо разговаривали плотники.

После отъезда «плотников» Прохор Зуйков сидел за столом, тяжело задумавшись. Он вновь припомнил лагерь, свое освобождение после встречи с Кондаковым и его обещание приехать… Что делать? Помогать Кондакову или сознаться во всем Дубову?..

Поздно вернувшийся с рынка Ленька шумно влетел в комнату. Огляделся — матери еще не было, не пришла с фермы. Заглянул за переборку и удивленно спросил:

— Папа, а где же охотники?

— А? — отец поднял голову и невидящим взглядом долго смотрел на сына. Потом пожал плечами и ничего не ответил.

— Тоже мне — обещали взять на охоту, а сами уехали! — недовольно сказал Ленька. — Охотники, — насмешливо протянул он. — Настоящие так не делают. Дядя Антон, если скажет, то возьмет, а эти…

Прохор злыми глазами уставился на Леньку, приподнялся и вспылил:

— Перестань дурака валять! Черт знает что втемяшится в башку! Зачем ты им? — ссутулившись, он шагнул к окну. Увидя жену, открывающую дверь, повысил голос: — И не на охоту они поехали. Решили, пока хорошей охоты на море нет, съездить на заработки… в степь. Вот и все… понял? А что здесь такого? — вдруг повеселел Прохор. — Поехали на заработки, вот и все. Приедут через недельку, заберут ружья и на море будут охотиться! Возьмут и тебя. Если… домой сразу не поедут!

Осенняя степь, как ты хороша! Чудные краски дарит тебе осень. Если весной все равнины твои сперва радуют глаз переливами зелени и нежной голубизны, то чем дальше едешь по твоим просторам, тем утомительнее твое одноцветье. В октябре же ты, словно забрав все цвета у радуги, щедра на оттенки и полутона. Голубая полынь, кое-где тронутая белизной, плывет маленькими островками среди соломенно-желтого аржанца; черные массивы чернобашечника острыми клиньями вымахивают на возвышенности, рассекая поля белесой от старости сурепки; кумачево-красная солянка вспыхивает пламенем на фоне седого ковыля; как уголь — чернобыл среди изумрудно-ярких осенних зеленей. Степь, степь — неоглядная, прекрасная!