— Послушайте, Ковальчук, — спросил Абугазин, — а вы прежде не привлекались к уголовной ответственности?

— А это вы гражданин следователь, сами проверьте!

— Обязательно проверим, — успокоил Минхан.

— И напрасно будете стараться, — хмыкнул Ковальчук — Не привлекался.

— Ну что ж, Минхан Ергалиевич, — вмешался Пол­ковник, — я думаю, мы! пока дадим отдохнуть нашему “артисту” Пусть посидит в камере, подумает

— Ага, — кивнул Ковальчук. — Только мне думать не о чем. Это вы скоро думать начнете, когда я голодовку объявлю.

— Ты смотри, что делается! — рассмеялся Пол­ковник. — Ну, ладно, Ковальчук, вам скоро обед принесут. Для начала вы его съешьте, сил наберитесь.. И еще раз советую — подумайте! Не ту тактику вы избрали, не ту.

Кирилл Борисович нажал кнопку на столе и приказал вошедшему конвоиру увести Ковальчука Теперь предстояло заняться Зикеном Бейсеевым За прошедшее время он заметно осунулся

— Гражданин Бейсеев, вы, надеюсь, не собираетесь объявлять голодовку? — обратился к нему Пол­ковник.

— Нет, — тихо ответил Зикен. — Я все скажу, все, что знаю.

— Вот и хорошо, — кивнул Полковник. — Я хотел бы сначала, Зикен, чтобы вы поняли и уяснили для себя одну вещь…

— Какую вещь? — поднял на него глаза Зикен.

— Любой из нас троих, сидящих в этой комнате, будет рад, если вы окажетесь на свободе, а не в заключении. Понимаете?

— Понимаю…

— Вас втянули в очень неприятную историю. И вы должны помочь нам разобраться в самом главном для вас — какова степень вашей виновности во всех этих трагических событиях. И в чем вы невиновны вовсе. Это первое. И второе. Вы можете помочь нам установить и найти всех, повторяю, всех людей, виновных в совершении двух страшных преступлений.

— Я расскажу все, что знаю, — вновь повторил Зикен. — Но поверьте мне, что я никого не убивал. Честное слово.

И он заплакал.

— Так дело не пойдет, — Полковник подошел к нему, положил руку на плечо. — Ты же мужчина, Зикен! Никто тебя и не подозревает в убийстве. Успокоился?

— Да-а…

— Скажи, ты давно знаком с Ковальчуком?

— В прошлом году познакомился. На танцплощадке. Я пришел с одной девчонкой, а ее подруга привела Федора. Мы распили бутылку водки, а после поехали к нему.

— Он что, один жил? — спросил Минхан.

— Его родители находились на курорте.

— Чем тебя привлекал Ковальчук? — спросил Пол­ковник.

— Он веселый парень. Мне такие по душе.

— И всякий раз, встречаясь, вы выпивали?

— Да. А чего еще делать? Потом в кино шли. На танцы…

— Скажите, Бейсеев, — вмешался Минхан, — а наркотики он вам не предлагал попробовать?

— Наркотики?.. — встрепенулся Зикен. — Однажды он дал мне какую-то сигарету и сказал, что после нее весело станет. Почему не попробовать, если предлагают?.. Но только мне не понравилось. Тошнило, голова кружилась. Федька рассмеялся и сказал, что я еще молокосос и дурак.

— Больше он не предлагал вам таких сигарет?

— Предлагал, но я отказывался. Он и отстал.

— А вы не поинтересовались, где он достает эти сигареты?

— Мне это было ни к чему.

Получалось, что вопросы задает только один Минхан, но Полковник, судя по всему, был не прочь отдать полностью инициативу в руки следователя прокуратуры.

— Он просил вас чем-нибудь помочь ему?

— Бывало… Вот, помню, один раз пришел ко мне в гараж, я тогда еще работал на такси, и попросил меня подбросить его к аэропорту Я сказал, мол, не могу, потому что должен сдать машину своему напарнику. Я как раз увольнялся с работы. Но он начал упрашивать, чтобы я чего-нибудь придумал. Ну, я и повез его. В аэропорт.

— Когда это было?

— Шестнадцатого мая. Это я точно помню, потому что со следующего дня больше не должен был работать.

— А почему Ковальчук просил вас подбросить его к аэропорту? Он что, собирался улетать?

— Да нет же, он, наоборот, встречал кого-то из Дарьинска!

— И кого же он встретил?

— Не знаю. — Зикен пожал плечами. — Мы приехали в аэропорт, а Ковальчук мне говорит: “Все, Зикен. Спасибо. Ты мне больше не нужен” А на следующий день он снова ко мне пришел и дал сто рублей Он опять веселый был, и мы вечером пошли на танцплощадку.

— Понятно. А теперь расскажите поподробнее, как вы согласились угнать машину четвертого июня?

— Я же не знал…

— Хорошо, хорошо… Рассказывайте.

— Я сидел дома. Денег не было С матерью поссорился и с Мендыгуль тоже. Настроение было плохое. А тут приходит Федор и говорит: “Хочешь заработать?” Я ответил, кто же не хочет Он снова говорит: “Много заработаешь, если одно дело поможешь сварганить” И спрашивает: “Можешь машину на сегодняшнюю ночь достать?” Я сразу подумал о “Москвиче”, на котором я до конца мая на почте работал…

— Минуточку! — остановил его Минхан. — Вы же сказали, что в мае работали в таксопарке?

— Правильно, — покраснел Зикен. — Работал. До семнадцатого числа. А потом устроился на почту.

— Сколько же вы там-то проработали?

— До тридцать первого мая, — пробормотал Зикен.

— Стало быть, две недели? — спросил я — А нам, мне и майору Сенюшкину, вы сказали, что работали месяц на почте…

— Да неудобно было говорить, что всего две недели, — тихо ответил Зикен, не поднимая головы

 — Ну, ладно, — нарушил паузу Минхан, — продолжайте! Вы сказали, что сразу подумали о “Москвиче”, на котором раньше работали. Почему?

— Потому что его легко было угнать. С тех пор как я ушел из гаража, мой сменщик работал на машине один: не могли найти второго водителя.

— И ваш сменщик работал все эти дни в две смены?

— Да. Поэтому начальник и разрешил ему машину ставить не в гараж, а около своего дома…

— А как же с путевым листом?

— Не знаю… Думаю, он Угарову накануне путевку выписывал.

— Но машина была ведь закрыта?

— А у меня вторые ключи были. Угаров мне сам предложил их сделать. Мало ведь что, потеряться могут.

— Таким образом, вы сказали Ковальчуку, что сможете достать машину?

— Сказал.

— А не подумали, что у товарища неприятности будут?

— Я не хотел плохого Димке Угарову. Ковальчук же сказал, что машина понадобится ночью и всего на несколько часов. Я подумал, что успею ее поставить назад, на место.

— Вы завели машину и уехали?

— Нет, что вы!.. Я тихо открыл ее, снял с ручника, и мы с Федькой, не заводя двигателя, откатили ее в конец улицы. Ее легко было увести. Дом-то Угарова — на склоне, а машину он вечером всегда задом наверх подает, чтобы утром не разворачиваться…

— В котором часу вы угнали машину?

— Уже темно очень было, все спали.

— Ковальчук назвал вам адрес, куда ехать?

— Нет. Он говорил: поезжай прямо, сверни направо, снова прямо… Но я Салтановск-то знаю! Когда доехали до угла улицы Мосягина, я ему говорю: “А здесь недалеко Клычев живет”. Он спрашивает: “Это кто?” “Мой учитель, — отвечаю, — истории”. А он зевнул и говорит: “А-а! Твой учитель?” И велел мне остановиться и ждать. И сказал, чтобы я погасил все огни и габариты тоже.

— Вы сразу же поехали к улице Мосягина?

— Сначала заехали на бензоколонку. Ковальчук сказал, что должен залить канистру бензином, обещал какому-то инвалиду…

— И вы поверили, что ночью он кому-то везет бензин?

— А какое мне дело? Я тогда ни о чем не думал!..

— В котором часу вы были на улице Мосягина?

— Часов в одиннадцать.

— Ковальчук взял полную канистру и пошел к дому Клычева?

— Я не видел, куда он пошел. Частное слово!..

— Сколько времени отсутствовал Ковальчук?

— Не знаю точно, я уснул. Я проснулся оттого, что хлопнула дверца и Федор крикнул: “Давай заводи, и — на вокзал!” Я видел через зеркальце, что в машине сидит еще человек.

— Опишите его!

— Ну, человек как человек. Пожилой.

— Ковальчук как-нибудь называл его?

— Один раз назвал… Махмуд-ака…

— О чем они говорили?

— Я слышал, как старик сказал Ковальчуку: “Учти, Федя, один ты в Салтановска знаешь, где найти меня. Понял?..” А Ковальчук ответил: “Не маленький…”