— Да, — глухо обронил Саулов. — Честные… Да!..
— Мы заканчиваем нашу предварительную беседу… Но я все-таки хочу задать вам еще несколько вопросов.
Саулов, опустив голову, молчал. На висках у него набухли жилы. Руки судорожно обхватили колено.
Следователь достал из стола фотографию. На ней была изображена Ксения Эдуардовна Галицкая, то есть Алина Глебовна Саулова: высокая прическа, высокий стоячий воротник глухо застегнутого платья.
Очевидно, эту фотографию Галицкой и видела в свое время Ангелина Федоровна Пономарева, достав из секретера Клычева семейный альбом. Странно, каким образом эта фотография могла попасть к учителю Клычеву: ведь он не знал Галицкой, как теперь выяснилось.
— Скажите, гражданин Саулов, — произнес следователь, — когда была сделана эта фотография?
Саулов долго и внимательно рассматривал фотографию, потом, возвращая ее следователю, ответил:
— Наверное, в двадцатых годах. А что?
— Но ведь Алина Саулова родилась в…
— При чем здесь Алина, — пожал плечами Саулов, — это же Вера Васильевна Остальская, мать Алины! А-а, да-да, они были поразительно похожи… Я часто смотрел на Алину и вспоминал Верочку… Да-да…
Ну вот, и еще одна загадка разрешилась. Кажется, последняя. Именно фотография этой женщины и хранилась в семейном альбоме покойного учителя Клычева, в альбоме, который, видимо, принадлежал еще отцу Клычева — комиссару Орлу.
— Ответьте, — продолжал следователь, — зачем вы возили с собой Алину Саулову? Кстати, во время оккупации она жила в Киеве вместе с вами?
— Нет. Вместе со своим учреждением она эвакуировалась в Уфу. Мы встретились уже после войны. Я нашел ее. Почему возил?.. Когда Алина была ребенком, она служила мне хорошим прикрытием. Ну, уже немолодой человек с девочкой-подростком. Это вызывает у людей расположение. Так, во всяком случае, было задумано. А потом я как-то привязался к ней. Она ведь была последним звеном в цепи моей старой жизни, как-то связывала меня с другой Россией, старой. Россией Остальских и Сауловых…
— Да, но Сауловы и Остальские продолжали жить и в новой России!
— Для меня единственной Россией была та, что осталась до Октября.
— А ваш двоюродный брат? Сергей Сергеевич Саулов?
— Не трогайте калеку! — вдруг закричал Саулов, его лицо покрылось красноватыми пятнами. — Господи! Как же я ненавижу вас!.. Я вас всю жизнь ненавидел!.. Всю жизнь!..
— Это нам известно, — усмехнулся следователь. — Воды дать?
— Что?.. — Саулов бессильно опустился на стул. — Нет, не надо воды…
— И еще, почему вы остались в Советском Союзе? Не попытались уйти с отступающими немецко-фашистскими частями? Или не удалось? Насколько нам известно, вы под фамилией Маркелова служили преподавателем в одной из разведшкол абвера. Что же, вас так мало ценили, что даже не предложили уехать, не взяли с собой?
Саулов долго молчал, потом поднял глаза на следователя, усмехнулся.
— Да нет, думаю, что ценили. Я мог уехать…
— Что, ностальгия? — спросил следователь.
— Какая там к черту ностальгия! — махнул рукой Саулов. — Это для слабонервных и нытиков. А я всегда был человеком действия. Просто в Киеве у меня были запрятаны кое-какие драгоценности, я не мог их бросить. Кроме того, там жила женщина, от которой у меня был сын. Потом она стала моей женой.
— Вашей нынешней женой? — уточнил следователь.
— Да.
— А в наш город зачем вы приехали? Заметали следы?
— Естественно. Но было и еще одно обстоятельство. Я знал, что здесь находится гордеевский клад.
— Клад купца Гордеева?
— Да… Но меня, кажется, провели… Ну, а потом я как-то привык к городу…
— Клад — это ваша новая “легенда”? — в упор глядя на Саулова, спросил следователь. — Ваши бывшие хозяева вряд ли вас забыли. Вернее сказать, они передали вас новым, не так ли, гражданин Саулов?
— Что вы хотите этим сказать? — пробормотал он.
— Во время обыска у вас найдена вот эта шифровальная тетрадь. Таких тетрадей не было во время войны, во всяком случае, абвер ими не пользовался. Я думаю, что не гордеевский клад час интересовал, а некоторые предприятия в нашем городе… Ну, ладно, для первого знакомства достаточно.
Следователь вызвал конвоира, и Саулова увели.
…В автобусе, в который мы с Веней с трудом втиснулись, много народа. Впереди плачет ребенок. Рядом с нами раздраженно пререкается супружеская пара. Мы с Веней молча держимся за поскрипывающий поручень.
Мы свое дело сделали. Теперь пусть Сауловым занимается следствие.
Но я думаю о Галицкой, о том, кто же она все-таки — преступница или жертва? Наверное, преступница, скорее соучастница в преступлении. Но и жертва!.. Представляю, каково ей было прочитать дневник комиссара Орла, человека, который всю жизнь любил ее мать. Прочитать и внезапно осознать, что она — Алина Саулова–Галицкая — из тридцати восьми лет своей жизни двадцать восемь лет жила обманутой…
“Юность”, №№ 8–9, 1978 год.
