- Какая у нее охрана, знаешь? – спросил Барон Брежнева.

- Охрана? – Брежнев растерянно пожал плечами. – Телохранители. Полиция. Гвардия. Армия.

Барон посмотрел на одноглазого цыгана – среди гайдуков он явно был за главного.

Одноглазый цыган пожал тяжелыми плечами так, что стало понятно: охрана – дрянь.

- Как поймет, что пришли от тебя? – спросил Барон.

Брежнев вместо ответа расстегнул усеянный орденами маршальский мундир.

Там, под мундиром, под наградами и бриллиантами Европы, Азии и Африки, на шее у Брежнева, на простой веревке, висел маленький круглый медальон.

Брежнев снял медальон, протянул его Барону.

Барон взглянул на медальон.

- Да, - сказал он, рассматривая медальон. – Красивая.

Медальон пошел по рукам цыган-гайдуков.

По лицу Брежнева можно было заметить, что ему это не доставляет удовольствия.

Барон заметил это и сказал цыгану с косыми выпрыгивающими глазами, рассматривавшему медальон:

- Что выкатил пузыри бесстыжие? Женщины никогда не видел?

Страшный, как ад, ракоглазый цыган еще больше выкатил глаза и осклабился золотыми зубами, так что стало понятно – видел, много видел.

Ракоглазый надел медальон себе на шею.

- Потеряешь – принесешь мне свою голову, - бодро сообщил ракоглазому Барон. – Ну ладно. Времени мало. Дело сложное. – Барон сделал многозначительную паузу, обвел медленно взглядом всех гайдуков, перевел взгляд на Брежнева.

Барон чего-то ожидал.

Брежнев вопросительно посмотрел на Барона.

- Дело сложное, - повторил Барон. – У нас будут расходы.

Брежнев растерялся – но только на секунду. Через секунду он уже снимал с себя маршальский китель.

- Этого хватит? - спросил Брежнев, передавая китель, сверкающий на солнце всеми бриллиантами, одноглазому.

Одноглазый пристрастно осмотрел ордена, поскреб толстым темным ногтем бриллианты, потом пощупал ткань и подкладку кителя. В конце концов, одобрительно кивнул головой, так что стало ясно – подходящая вещь.

- Пасашок, - сказал Барон.

Вынырнувшая откуда-то из-под руки Барона цыганка наполнила кружки темным вином из кувшина.

Гайдуки приложились к кружкам жадно и мрачно, выпили до дна и переглянулись – теперь уже только между собой.

Переглянулись так, что стало ясно - дело действительно сложное.

Лаутар сидел на высоком берегу Днестра.

Он задумчиво смотрел вниз, на быстрые воды Днестра.

За спиной Лаутара вдруг появилась Ана.

Она присела рядом с Лаутаром.

Лаутар удивленно взглянул на Ану.

- Откуда ты взялась? – стараясь изобразить неудовольствие, но не слишком в этом преуспев, спросил Лаутар Ану.

- Сбежала из дома! – небрежно и гордо отвечала ему Ана. – Я хожу, где хочу!

- Тебя поймают, - неожиданно рассудительно заявил Лаутар. – А достанется мне.

- Да! – с удовольствием согласилась Ана и положила голову Лаутару на плечо.

Так они сидели молча несколько минут.

Лаутар улыбался.

- Женишься на мне? – вдруг деловито и серьезно спросила Ана.

Лаутар покосился на Ану и ответил вдруг:

- Нет.

- Нет? – Ана, и секунды не раздумывая, вскочила на ноги, взглянула зло вниз, в зеленую бездну, и прыгнула с обрыва.

Белое платье Аны развевалось, пока она летела с высокого обрыва.

Ана упала в воду. Она не умела плавать, и, вынырнув раз, сразу же начала тонуть.

Лаутар, ругнувшись, прыгнул за ней.

Ана уже нахлебалась, и сильно закашляла, когда он вытолкнул ее к свету сквозь мутную зеленую воду Днестра.

Лаутар, обнимая Ану и придерживая ей голову, нежно убрал мокрые волосы с ее лба и лица.

- Ана! Ана! – Лаутар был напуган не на шутку. – Ты жива?

- Женишься?! – сразу же спросила Ана, едва придя в себя.

- Эй! – страшно закричал откуда-то сверху цыган Малай, – Убери от нее руки! Не смей обнимать ее, слышишь! Ты не муж ей еще! Я тебе сейчас голову оторву!

Малай стоял наверху, на самом краю обрыва. Его положение было трудным. Он видел там, внизу, вопиющее нарушение указаний Барона, но прыгать не решался – Малай был слишком громадный и явно боялся разбиться об воду.

- Женишься?! Отвечай! - настойчиво спрашивала Ана, пока Лаутар плыл с ней к берегу, но Лаутар только смеялся счастливо, и ничего не отвечал.

- Не трогай ее! Ана! Не обнимай его! – все громче и отчаянней, все беспомощней кричал откуда-то сверху громадный цыган Малай.

На траве лежал весь табор.

Ждали долго.

Ждал Барон. Ждала вся свадьба. Уже устали ждать, и темную, тревожную мелодию уже вынимал из своей скрипки Лаутар.

Брежнев задумчиво бродил по табору.

Он разглядывал лица цыган, смуглые и бесстыжие.

Они отвечали Брежневу смешливыми, любопытными взглядами.

Откуда-то рядом с Брежневым появился вдруг цыган с умоляющим выражением лица – такое выражение полной обездоленности умеют делать только цыгане.

Жалобный цыган, не теряя времени, сразу обратился к Брежневу:

- Уважаемый Леонид Ильич, генералиссимус, герой Советского Союза!

Брежнев изумленно смотрел на цыгана.

Несколько любопытных цыган из табора, привлеченные внезапно завязавшейся сценой, тут же окружили Брежнева с разных сторон.

- Никогда бы я не обратился бы к такому человеку, как Вы, но это отцовские чувства! – пышно заявил жалобный цыган. - У меня сын, такой хороший человек, в тюрьме, получил шесть лет, ни за что, уже четвертый раз, а он хороший человек, все скажут, он же уже отсидел пять лет, и вот дали новый срок за побег, а он бежал не потому, что не уважает законы, он законы уважает, но он цыган, все знают – цыгану в тюрьме сидеть нельзя, вот и бежал. Вы такой человек, можете выпустить его, прикажите начальнику тюрьмы, или сделайте амнистию! Я буду век помнить, отец такое не забудет! Вот, деньги уже собрал.

Брежнев смущенно отвечал:

- Попробую что-нибудь… узнать. Как его зовут?

- Пыра! – с нежностью сообщил отец. – Пыра из Сороки. Пыру все воры знают.

Цыган протянул Брежневу толстую кипу денежных купюр, и смятую еще хуже денег маленькую бумажку.

- Письмо ему написал, передай ему, когда увидишь, - уже почти со слезами на глазах передал бумажку Брежневу жалобный цыган.

Брежнев, окончательно смутившись, вернул деньги цыгану, а бумажку бережно спрятал в карман брюк.

Молниеносно рядом с Брежневым возник еще один цыган – был он толстый и прямо-таки адски наглый, он улыбался золотыми зубами, большими, как у коня, и говорил с Брежневым уже довольно запросто, церемонясь куда меньше предыдущего:

- У меня машина Жигули! Для такого человека, как я, это большой позор! Я – брат Барона! Мне нужно «Волгу», а «Волгу» не могу купить. Говорят, только обком партии может. Вы скажите этому обкому, пусть мне отдаст одну «Волгу», я обкому отступного хорошего дам, и Вас не забуду, клянусь, а, как? Можем завтра пойти, купить, а?

Брежнев растерянно пожал плечами, и собрался даже что-то сказать, но так и не нашел, что.

Но в эту минуту наглого цыгана отодвинул в сторону пожилой цыган, седой и очень важный.

За спиной седого цыгана высились два мрачных плечистых цыгана.

Седой цыган держался с Брежневым не то что панибратски, а даже высокомерно. Он критически оглядел Брежнева с головы до ног и произнес:

- У меня большая радость – дочку замуж отдаю, за сына Барона. Николаевский Барон, знаешь? Мне сват с моей стороны, для дочери нужен, хороший сват. Такой как ты, - при этих словах седой цыган еще раз для верности критически измерил Брежнева взглядом, словно все еще боясь прогадать. – Заплачу, в обиде не будешь, кого хочешь спроси, обидел ли кого-нибудь Костел Бендерский. К Лаутару сватом пошел, что, ко мне не пойдешь, а? Ну, говори, что решил?

Брежнев был тут совсем уж в затруднительном положении, но его выручил Барон.

Он появился вовремя и тотчас же набросился на цыган, окруживших Брежнева плотным многоголосым кольцом.

- Как вам не стыдно! – бросился стыдить Барон цыган. – Костел! Хоть день подожди, а! Коня какой-то негодяй украсть хотел, не смог, так теперь маршала оставишь – и того уведут! Ну что за люди! На ходу подметки срезают!