Ана помнила Лаутара. Он шел сразу за коляской, рядом с Бароном. Барон вел Ану за руку.
Лаутар играл на скрипке – мелодию долгую, скорбную, карпатскую. И поглядывал иногда на Барона, и на Ану, и едва заметно улыбался им обоим.
Ана смотрела на Лаутара, потом заглядывала в лицо отца. Барон улыбался Лаутару.
Когда Барон подвел Ану к гробу, она увидела лицо матери. Красивое лицо совсем юной женщины, обрамленное темными вьющимися волосами, и на губах у нее была утешающая улыбка.
А потом это белое красивое лицо, и лицо отца, и лицо Лаутара – все скрылось за пеленой.
Ана плакала. Ана помнила, что она плакала, и плакала вместе с ней, за нее, за Барона, за всех цыган на свете старая скрипка Лаутара.
…Лаутар смотрел на окно усадьбы Барона – большое окно на третьем этаже.
На окне дрогнули занавески. Она была там, за окном.
Барон перехватил взгляд Лаутара, обернулся. Он не успел увидеть движение занавески на окне.
- Добрый конь, – сказал Барон и улыбнулся Лаутару. – Я принимаю твой подарок.
- Правда? – радостно спросил Лаутар и сделал шаг к Барону.
- Конечно, - ответил Барон со всей бессовестной искренностью, на которую был способен. – Разве можно не принять такой подарок? Малай!
Из дома вышел Малай, шустро сбежал по античным ступеням и подошел к Барону.
- Мне сделали подарок, - сказал Барон Малаю, ласково улыбаясь. – Прими.
Малай сдержанно поклонился Лаутару. Подошел к ЗИМу, сел за руль. Под тяжестью громадного тела Малая ЗИМ немного просел. Малай завел двигатель, машина медленно тронулась и, сверкая покрышками, прижалась к левому крылу дворца, к бесконечной радости орды цыганских детей, мигом облепивших ЗИМ.
- Подарок невесте, - подчеркнул мягко Лаутар, улыбаясь все шире и глупее.
- Подарок отцу девушки, которую ты хочешь называть своей невестой.
- Хочу, - сказал Лаутар, все еще пытаясь улыбаться.
- Но не можешь, - сочувствующе вздохнул Барон. – Ай-ай-ай.
- Это почему?
Барон неторопливо закуривал трубку, демонстративно быстро теряя интерес к беседе и возвращаясь на свое обычное тронное место на открытой веранде.
- Разве мой подарок плох? Разве это не подарок серьезного человека? – с гневным недоумением спросил Лаутар, догоняя Барона.
- Что ты! Подарок хорош! – сказал Барон и дружески приобнял Лаутара за плечо. – Но разве ты не украл эту машину?
- Украл! – сказал Лаутар с вызовом. – С каких это пор ты считаешь воровство позором?
- Что ты! – сказал Барон. – Никакого позора. Украсть такого коня может только настоящий цыган. Серьезный человек. Такой конь не даст украсть себя какому-то мальчишке. Верно?
- Верно, - растерянно подтвердил Лаутар. – И что?
- И всё, – сказал Барон радостно. – Теперь я всем буду говорить, что ты – самый серьезный цыган, который только был в моем доме. Клянусь, я так буду говорить.
- Я пришел не за этим, – сказал Лаутар тихо и угрожающе.
- А зачем? – спросил Барон простодушно.
- Я пришел сватать твою дочь.
- Ану? – спросил Барон так, как будто услышал самую невероятную новость.
- Ты что?! – Лаутар вскипел.
- Я - что? – не понял Барон. – Или ты – что? Ты же серьезный цыган. Ты это доказал. Разве серьезный человек придет сватать дочь серьезного человека вот так – без сватов?! Позор! Какой позор я переживаю от тебя! И за что!
- А, сваты! – облегченно вздохнул Лаутар и рассмеялся. – Ну, если дело за этим! Сейчас же приведу!
- Кого ты собрался приводить в мой дом? – спросил Барон сурово. – Своих лаутаров, из грязной кришмы?
Лаутар недоуменно смотрел на Барона.
- Ты забыл, кто я? – спросил Барон, вставая из кресла. – Я – отец всех цыган Бессарабии, до самого Измаила! Ко мне приезжают такие люди, что ты бы ослеп от бриллиантов на их пальцах. И ты хочешь сватать мою дочь, мою лучшую дочь – со своими оборванцами?!
- Но у меня нет других сватов, - сказал Лаутар, голос его дрогнул, земля уходила из-под его ног.
- Мне жаль тебя, - сказал Барон. – У тебя есть огонь в сердце, ты любишь Анну, а как ее не любить? Но посмотри на себя. Сватов у тебя нет. Ничего у тебя нет. Ну какой ты жених для дочери Барона? Ну как я могу? – голос Барона стал ласковым. – Погубить меня хочешь? Чтобы смеялись надо мной все цыгане до самого Измаила? Пришел Лаутар из кришмы, привел друзей-оборванцев, ни у кого за душой нет дома, нету даже пиджака, и стал сватать дочь Барона. Нет уж, я получил это ярмо, – Барон резким движением раздвинул ворот рубашки на шее, так что стал виден толстый кривой шрам, - не для того, чтобы надо мной смеялась Бессарабия! Ну так вот что, жеребенок! Я расскажу тебе закон, если ты не знаешь. Если ты жених дочери Барона, твой сват должен быть барон!
- Какой барон? – подавленно и тихо спросил Лаутар.
- Какой? – Барон рассмеялся. – Ну уж не я, это точно. Нас, - Барон вновь тяжело опустился в кресло, - в Советском Союзе всего пять. Я – живу здесь, Мика – живет в Николаеве, у него все цыгане морские, в Ростове – Павлуша, я его лет десять не видел, на последний Большой Табор он не приехал, говорят, он больной, совсем больной, в Липецке – Григорий, в Южно-Сахалинске – Аркадий, мой брат, у него все цыгане до самой Камчатки. Цыгане есть везде, – добавил Барон и улыбнулся. – Там где есть цыгане, есть бароны. Так устроен белый свет.
- Значит, - Лаутар побелел от негодования, - мне идти на Камчатку?
- Иди, - Барон выпустил клуб дыма из трубки, - на все четыре стороны. Малай!
Малай отошел от ЗИМа, осаждаемого детьми, и шустро, сотрясаясь всей своей громадой, пошел к Барону.
Лаутар, не дожидаясь его приближения, встал и, быстро и зло взглянув на Барона, пошел к воротам.
Барон смотрел ему вслед и улыбался. Трудно было сказать, что было в это улыбке. Торжество обманщика в ней, конечно, было. А больше, кажется, ничего не было.
А потом Барон, резко обернувшись, взглянул на окно на третьем этаже.
На этот раз он успел. В окне на этот раз он успел разглядеть дрожание и ярость белоснежной занавески, скрывающей чьё-то присутствие.
На райской поляне вытянулся строй – по стойке «смирно», и казалось, даже еще строже, стояли чекисты и чины милиции, стройные официантки аппарата ЦК и руководящие работники республики.
Первыми в строю стояли Семен Кузьмич Гроссу и полковник Блынду.
Лица у всех в строю были каменные и бледные.
Тишина стояла в воздухе – слышно было только пение цикад.
Смирнов медленно шел вдоль строя, исподлобья взглядывая в лица, и одаривая их такой оценкой безмерной их вины, что весь строй, казалось, вот-вот упадет от этой оценки в обморок.
Наконец, Смирнов дошел до полковника Блынду и Гроссу.
- Ну, - произнес Смирнов. – Хочу услышать предложения.
- Найдем, Иван Никитич, - спокойно и негромко сказал полковник Блынду. – Республика маленькая. Такой большой человек не может в ней потеряться. Далеко он не мог улететь.
- Плохо ты Леню знаешь! – с досадой возразил Смирнов. – Этот куда хочешь! Конструктор шара где?!
- Здесь! – раздалось из строя.
Смирнов тут же, в несколько быстрых своих, коротких шажков оказался прямо перед ним.
Лицо конструктора было, пожалуй, наименее каменным.
Похоже было, что конструктор давно, еще лет тридцать назад так глубоко погрузился в инженерные замыслы, что был не в себе и не понимал, к своему счастью, где находится и с кем разговаривает.
- Я сконструировал этот шар! – с гордостью заявил он Смирнову. – Он полностью соответствует той самой модели, на которой герои Жюля Верна облетели земной шар за восемьдесят дней! Но смесь я изготовил авторскую, в ней, помимо гелия…
- Сколько он может пролететь? – резко перебил его Смирнов.
- Откуда?
- Отсюда! – постепенно выходя из себя, Смирнов указал взглядом себе под ноги.
Конструктор задумался, а потом еще с большей гордостью сообщил:
- Конечно, земной шар не облетит, для этого нужно обогащать смесь гелием, но легко может преодолеть расстояние до Болгарии, Турции, Греции.