Из носа хлынула кровь, защекотала губы, горячие капли стекли по шее под жилетку, колдун вскинул бровь, заткнулся и зашагал ко мне, вынимая из кармана белоснежный платок. Сел передо мной на корточки так близко, что его здоровый глаз, темно-темно-серый, почти черный, оказался совсем рядом, и я представила, как вгоняю туда лезвие ножа.

Платком колдун принялся меня вытирать, как сопливого младенца, я зажмурилась, всеми силами противясь его прикосновениям, но не шелохнулась. Даже в черноте подобно бледному солнцу восходил его выпуклый безбровый лоб, обрамленный жидкими темно-серыми волосами, растущими с середины головы и свисающими до плеч.

- Не сопротивляйся, - проговорил он почти ласково. - Тебе не придется делать ничего трудного, ничего стыдного. Даже хорошо, что ты досталась мне, я буду беречь тебя, ты увидишь мир - и северные земли за Хребтом Дракона, и голову Дракона, дышащую огнем и дымом, и сам Край мира, окутанный туманом. Золотые пустыни и изумрудные равнины, заснеженные горы.

Наверное, он пытался успокоить меня, но злил еще больше. Меня разрывало от ярости, на миг будто бы разошлись в стороны тяжелые края шатра, мне удалось освободиться от чар, и я закричала:

- Я никому не досталась, слышишь?!

Он шарахнулся в сторону, вроде бы даже побледнел, а я стояла все так же неподвижно, пыталась сказать, как же ненавижу его и желаю самой страшной смерти, но не могла издать ни звука. Злость поутихла, легла пеплом на головешки чувств, и я, обессилев, опустилась на колени, уронила голову на грудь и прижала к носу окровавленный платок. На губах играла улыбка, ведь хоть на миг мне удалось освободиться, значит, не все еще потеряно!

Когда я, все так же улыбаясь, подняла голову, колдуна в комнате уже не было.

До самого вечера я сопротивлялась, пытаясь разрушить или обойти чары, но ничего не получалось. Заляпав пол кровью, которая начинала течь из носа, если слишком напрягусь, я упала на тюфяк и сразу же уснула.

"Просыпайся", - прозвучало сквозь сон, и мое тело поспешило подчиниться, даже не успев толком продрать глаза. Спросонья не сразу удалось понять, что сюда явился за худой бледный дядька с выпуклым лбом и повязкой на глазу. Когда проснулась память, шевельнулась вялая злость, оскалилась и сразу же отступила, поплелась зализывать раны.

Колдун швырнул мне с порога какую-то ткань, она распрямилась в полете, и я с ужасом распахнула глаза, потому что к моим ногам упало светло-желтое женское платье с кружевными оборками.

- Не нравится? - он наморщил лоб, вскинул жидкую едва заметную бровь.

Хотелось послать его дипродихе в трещину, но я сдержалась и проговорила:

- Уродство. Я не смогу в этом ходить.

Аж рука зачесалась, как будто ткань прилегает к ней, щекочет.

- Понятно, ты не привыкла к человеческой одежде.

Я оцепенела, думая, что он велит привыкать и надеть это уродство прямо сейчас. И никуда я не денусь, разденусь помимо желания, и он увидит меня голой... От осознания собственной беспомощности волосы зашевелились на голове, появились малодушные мысли, уцепились за его обещание не мучить и не ломать меня.

Колдун подошел ко мне, наклонился, чтобы поднять платье, я положила руку на нож, но не смогла его вытащить, с тоской уставилась на жидкий хвост на затылке своего мучителя. Перекинув платье через руку, колдун сказал:

- Хорошо, я принесу одежду для мальчиков, к какой ты привыкла, - он с сожалением погладил платье. - Жаль, что тебе не понравилось.

Я судорожно выдохнула, готовая танцевать от счастья, что ничего стыдного не будет.

- Тебе нужно помыться, от тебя дурно пахнет, - продолжил колдун, шагнул из комнаты. - В конце коридора - баня, советую сходить туда, пока меня не будет. Потом переоденешься, и мы поедем далеко к морю, в северный город Драконье Сердце, оттуда до гор рукой подать... Ты когда-нибудь видела море?

- Не знаю, что это, - послушно ответила я, задушив желание нагрубить колдуну.

А действительно, что? Название чего-то? Горы? Стойбища... то есть города? Я обернулась и с тоской посмотрела в окно, которое выходило на юг. Вроде эти драконьи горы находятся совсем не в той стороне, где живут зарги. Прощай, Мыш! Прощайте, наши, больше я вас не увижу, и это хорошо, потому что и вы не увидите, что со мной стало.

Колдун... как там его? Посоветовал мне искупаться, но как, если из комнаты мне не выйти? Или уже можно? Я подняла ногу, переступила порог и очутилась в плохо освещенной длинной комнате, прошла мимо рядка дверей, но ни одну, кроме последней, открыть не смогла.

В середине почерневшей от сырости комнаты с огромной каменной печью стояла деревянная бочка, невысокая, мне по пояс, с водой. Я тронула воду рукой - теплая, завертела головой по сторонам: ведра, какие-то миски, веник из можжевельника. Еще раз оглядевшись, быстренько скинула одежду и залезла в бочку, окунулась с головой, помассировала волосы, а когда вынырнула, передо мной, наклонившись, стоял колдун.

Захотелось под землю провалиться, и я погрузилась в воду по самые ноздри. Колдун поднял с пола маленькую деревянную кружку и сказал, не глядя на меня:

- Тут одна штука... Натрешь этим волосы, потом смоешь, следи, чтоб в глаза не попало. Я принес, чем вытереться, вот. И одежду, надеюсь, тебе подойдет.

"Сдохни", - подумала я, но промолчала, а то еще как прикажет что-нибудь.

Подождав, пока он удалится, я перегнулась через края бочки, схватила мисочку: там была неприятного вида тягучая зеленоватая жидкость. Опустив в "штуку" палец, я поднесла его к лицу, понюхала: пахнет вкусно, какими-то травами. Лизнула. Фууу! Тьфу! Гадость. Подумав немного, вылила в ладонь, намазала голову, посмотрела на пальцы, покрытые белой пеной. Наверное, так и надо, я не могу сделать себе плохо. Потерла скользкие пенные волосы, опустилась под воду, смыла "штуку" и, воровато глянув на дверь, сначала завернулась в мягкую тряпку и только потом принялась вытираться.

Одеться мне пришлось в неудобные кожаные штаны в обтяжку, которые давили живот и ноги, и просторную светлую рубаху с короткими рукавами. Красную веревку я обвязала вокруг талии, как это делали мягкотелые, сунула за нее нож и направилась к двери, которая распахнулась мне навстречу.

Увидев колдуна, я невольно попятилась назад, рука сама к ножу потянулась, проснулась ненависть. Колдун протянул мне плоскую квадратную штуковину, где был злобный мальчишка с мокрыми черными волосами до плеч, он явно хотел прирезать меня - я отпрыгнула, выхватив нож, и сообразила, что это мое отражение. Вот же дуб-дерево! Лицо моего отражения сделалось пунцовым от стыда, я шагнула к зеркалу, прищурилась, изучая себя.

У наших женщин-зудай были зеркала, но маленькие, где видно два глаза, щеку или губы, а такое огромное я вижу впервые. Хоть посмотреть на себя, что ли. Мальчишка как есть. Страшный, как чума. Не удержавшись, я провела ладонями по бледным впалым щеками. Морда, как яйцо, узкая, словно недоделали ее. А здоровенные глаза, наоборот, переделали, спасибо, хоть получились вытянутые, нормальные, а не кривой каплей, как у мягкотелых. И цвет... Ну почему они, как трава? Столько дразнилок довелось выслушать! Были бы черными, как у нормального зарга! Не удивительно, что мягкотелые меня приняли за свою. Надо же, синяк, который набил Прыщ, еще не сошел. Синяк есть, а Прыща нет, умер. Сойдет синяк, и не останется памяти о моем обидчике, а я, вот, живу...

Колдун убрал зеркало и протянул руку, развернул ее ладонью вверх - я попятилась, сердце заколотилось, как у дикого зверя в силках, заметившего охотника. Трепыхайся, не трепыхайся, все, птичка, ты поймалась. Прикасаться к колдуну было до тошноты противно. Видимо, это отразилось на моем лице, и он убрал руку в карман рубахи из плотной ткани.

- Ладно, иди за мной, мы уезжаем. И не пытайся сбежать, тебе же хуже будет.

Он шагал впереди, а я представляла, как вгоню ему нож в углубление между головой и шеей, и мысли о его смерти развеселили меня.