— Я их обожаю. И еще, хочу есть. За последние сутки я так похудела, что, боюсь, при выходе из самолета с меня свалятся брюки со всеми спрятанными в них вещами. Таможня решит, что это контрабанда. Представляешь, — тайно провозить в Швецию вязаные вещи? Им будет над чем подумать.

Благополучно миновав препоны копенгагенского аэровокзала, «супруги» взяли напрокат автомобиль — крепенький «вольво» далеко не последней модели.

— Подожди меня здесь, — попросил Крис, оставив Виту в машине.

Он вернулся с огромным пакетом, вкусно пахнущим копчеными сосисками, и поставил его на колени «супруге».

— Нам придется перекусить на ходу, предстоит долгий путь. Устрой-ка муженьку аппетитный ужин.

— Разве до Копенгагена так далеко?

— Мы едем в Хельснгер, чудесный городок на самом берегу пролива Каттегат. Он там узенький, как река. А на другом берегу — город Хельсингборг — его родной брат. Это любимые места замечательного сказочника Андерсона, любимого всеми хорошенькими малышками.

— Но ты же должен работать в Копенгагене!

— Именно поэтому я собираюсь отсидеться в другом месте. А с выступлением в столице отлично справится мой дублер. Все будет не так грандиозно, разумеется. Я ведь жуткий жмот, держу самые коронные приемы в строжайшем секрете. Передам тайну только своему сыну… Ну-ка, девочка, сними с меня эту мочалку. — Стащив парик, Крис встряхнул волосами и подставил лицо Вите.

Она попыталась осторожно отклеить бороду, но та держалась крепко.

— Кажется, у тебя выросла настоящая.

— Рви резче. Вот так! Черт, как больно, — поморщился Флавин.

— Ты перестарался с клеем. — Смочив руку духами, она провела ладонью по его щекам.

— Еще… — Крис зажмурился от удовольствия, но тут же крепко схватился за руль: по занесенному снегопадом шоссе двигалась вереница уборочных машин. — Не забудь брови. Да осторожней — я могу не удержать машину. Здесь сугробы, как в Лапландии.

В салоне крепко запахло духами «Мисс Диор». Сняв шляпу, очки, и достав из-под одежды кучу вещей, Вита с облегчением вздохнула.

— Не откажешься от компании размалеванной девицы? — Достав зеркальце, она изучила свое лицо, щедро «расписанное» косметикой. — И почему это пожилые дамы так увлекаются макияжем? Я действительно выгляжу лет на двадцать старше. Можешь притормозить?

Машина остановилась возле площадки для придорожных пикничков. На деревянных столах и скамейках лежали белые пуховики. Выбежав, Вита зачерпнула снег и с наслаждением умылась.

— Я уже думал, что ты станешь принимать снежную ванну. — Флавин протянул вернувшейся Вите носовой платок — по её мокрому лицу стекали капли.

— Хотелось бы! Но ещё больше хочется есть. — Она заглянула в пакет. Ого, здесь целое пиршество! Я превращаюсь в профессиональную официантку. С чем тебе сделать сэндвич?

— Русские бандиты заставляли тебя подавать обед? Извращенцы. Раз так, — я не жалею, что спалил доллары.

— Я крмила Лесникова. Ему надели наручники, и бедняга не мог даже выпить кофе без посторонней помощи.

— Об этом типе лучше не упоминай. — Крис демонстративно сосредоточился на шоссе, словно принимал участие в сложнейшем ралли. — Если бы я позволил кому-нибудь похитить тебя, я бы удавился с тоски и отвращения к себе.

— Ну, ты же Крис Флавин! И, кроме того, кажется. слегка неравнодушен к мисс Джордан. — Вита поднесла к крупному с горбинкой носу Флавина большой кусок копченого окорока.

— Я неравнодушен к ветчине, дорогая. Это моя тайная страсть. — Флавин лязгнул зубами и, «промахнувшись», прильнул губами к пальцам Виты.

Она поспешно одернула руку и нахмурилась:

— Крис, ты должен быть до конца честен со мной в своих намерениях. Понимаешь, — на носу Рождество и Новый год… Это семейные праздники.

— По документам мы как раз супруги, — кисло напомнил Флавин и взял у Виты сэндвич. — Извини, что заставляю заботиться о себе и совершенно пренебрегаю твоими планами. Не обижайся и постарайся понять: ты не можешь сейчас объявиться ни в Америке, ни в Европе: игрушечная стража твоего короля не защитит от московских мафиози, которые мечтают появиться на первых полосах газет в качестве похитителей мисс Джордан. Дай мне несколько дней, и я обещаю уладить конфликт. А пока тебе придется объяснить своим любимым и близким по телефону, что собираешься провести Рождество где-нибудь на краю света. Скажем, на острове Пасхи.

— Я доверяю вашему чутью, мистер Волшебник, и обещаю слушаться. Окончательно загрустив, Вита умолкла.

Крис включил радио, в темный салон ворвались аплодисменты переполненного концертного зала, и незабываемый голос Хампердинка запел о любви. ритмично щелкая дворниками, автомобиль несся сквозь снежную мглу. Перекусив, Вита задремала, по-детски положив под щеку сложенные ладони. Метель свирепствовала, занося маленький, затерявшийся на ночном шоссе «домик».

— С прибытием, леди! Мы находимся на набережной Святого Петра в городе Хельсингере. — Флавин остановил машину. — Извольте осмотреть апартаменты.

Машина стояла на набережной в старом квартале города. Здесь все напоминало рождественские сказки: узкие улочки, островерхие старинные дома, чугунные ограды заснеженных скверов, древние фонари, которые сто лет назад зажигали при помощи длинного фитиля специальные городские служащие, и, конечно, выгнувшие спины мостики над узенькими каналами, разделявшими квартал на островки.

Сквозь ставни, закрывавшие окна, кое-где пробивался свет, но сказочный городок мирно спал, так же, как в декабрьские ночи два или три столетия назад.

— И вправду, сказочный городок. Кажется, из-за угла выйдет трубочист с лесенкой или фонарщик в длинном плаще и черной шляпе, — огляделась, выйдя из машины, Вита. — Но я не вижу поблизости гостиницы.

— А этот дворец? — Крис кивнул на причаленную у каменного парапета баржу.

Множество плавучих домов, уютно прильнувших к берегу каналов, служили здесь жильем, как в Копенгагене или Амстердаме. Баржа, на которую показал Крис, одиноко стояла почти в устье канала, впадающего в пролив, казавшийся отсюда морем. На противоположной стороне канала светился розовой дымкой искусно подсвеченный собор с позолоченным, уходящим в небо шпилем. Маленькая площадь, занесенная снегом, сливалась с белизной льда, прихватившего воду, и казалось, что каменная громада, покрытая кружевной резьбой, парит в летучем, искристом облаке.

— Чудесное место. Вот только «отель»… — Вита зябко подняла воротник пальто. — На три звезды он не тянет.

— Посмотрим. — Перемахнув через парапет, Крис спустился на баржу и вскоре за круглыми окнами салона зажегся свет.

— Скорее сюда, малышка! Тебя занесет снегом, как андерсеновскую сиротку со спичками. — В парапете распахнулась чугунная дверца, подхватив Виту под мышку, Флавин отнес её по деревянным сходням и поставил в дверях палубного строения. Изнутри доносилась тихая музыка, пахло яблочным пирогом и свежей хвоей.

— Смелей, смелей, тебя ждут, девочка. — Крис легонько подтолкнул Виту, и она застыла на пороге.

Обшитая темным деревом комната напоминала салон старинной яхты: стеллажи с книгами между окнами, мягкие диваны резные подставки с глобусом, вазами, лампами. Но главное — празднично накрытый на две персоны стол, а рядом с ним — елка! Настоящая, в мелких шишечках и смоляных каплях на шершавом стволе, украшенная шарами и рождественскими огнями.

Флавин с нежностью наблюдал, как на волосах Виты тают снежинки, как пробегают по удивленному лицу отсветы весело мигающих елочных лампочек и медленно расцветает на чуть приоткрытых губах совершенно особенная, неповторимая улыбка. Улыбка, на которую невозможно наглядеться.

— Здорово! Как же все чудесно! — Восторженно взвизгнув, Вита повисла на его шее, прижимаясь к мокрой колючей щеке.

— Старался скрасить твое вынужденное путешествие. — Флавин отстранился. — Пойду осмотрю палубу. А ты сделай необходимые звонки…

Выйдя на корму, он подставил запрокинутое лицо мокрому снегу. Струйки талой воды стекали за ворот, ему казалось, что прорывались забытые с детства слезы. На губах остался вкус мимолетного прикосновения Виты. Ее улыбка, её радость, её любовь, которую предстояло завоевать — самое главное в жизни Криса. В этом теперь не было сомнений. Они вдвоем в белой тишине, похожей на вечность, — мужчина и женщина, Адам и Ева. Все остальное пустяк: и соперник-король, пугавший Флавина, и тайная боязнь охладеть к своему делу, изменив ему с возлюбленной. Да, с единственной возлюбленной! Флавин засмеялся, сообразив, что размышляет вслух, шепча свои слова ветру.