Князь молвил писцу своему: «Подойди»,
6110 И все он излил, что теснилось в груди.
Для Сама посланье велел написать,
Любви и привета слова нанизать.
Как должно, в начале послания он
Восславил Йездана, кем мир сотворен:
«Им создано солнце, Бехрам и Нахид
[225],
Он людям и радость и силу дарит.
Над жизнью и смертью лишь он властелин;
Нас много рабов, а Изед — лишь один.
Бог Сама храни, чей родитель — Нейрем,
6120 С кем век неразлучны кольчуга и шлем,
Летящего вихрем злодеям на страх,
Сулящего коршунам пищу в боях,
Гасящего на небе солнечный луч,
Струящего кровь из чернеющих туч,
Дарящего шахский кушак и венец,
Хранящего царский престол и дворец,
Творящего множество доблестных дел,
Бойца, что в сраженьях искусен и смел.
Таков сын Нейрема, воинственный Сам,
6130 Кем войско гордится, кто страшен врагам.
Рабом его преданным быть мне дано,
Любовью к нему мое сердце полно.
Он помнит, каким я родился на свет,
Каких натерпелся лишений и бед.
Отец красовался в шелках и мехах —
Я ж вырос у птицы, на камне, на мхах,
Доволен тем кормом, что выпадет мне
С пернатым потомством ее наравне.
Там ветер пылающий кожу мне жег,
6140 Глаза мне слепил раскаленный песок.
Наследником Сама я звался везде,
Но Сам — на престоле, я ж вырос в гнезде.
То рок неизбежный судил мне давно,
То было создателем предрешено.
От воли Его не уйдешь ты, хоть ввысь,
В пределы заоблачных стран вознесись.
Пусть пальцами гнешь ты стальное копье,
Пусть льва леденит приближенье твое,
Пусть зубы твои наковальне подстать —
6150 Ты должен главу пред Йезданом склонять.
Такою сражен я бедой, что о ней
Не скажешь открыто в собраньи мужей.
Хоть грозен отец и могуч, как дракон,
Пусть исповедь сына послушает он.
Я в дочь молодую Мехраба влюблен,
Лью слезы я, жгучей тоской опален.
Мне звезды — подруги бессонных ночей,
На грудь мою море течет из очей.
Так стражду, в таком я сгораю огне,
6160 Что плачут все люди вокруг обо мне.
Хоть много я видел обид от тебя,
Тебе покориться готов я, любя.
Что скажет на это всесветный боец?
Положит ли мукам сыновним конец?
Он помнит, конечно, что молвил мобед,
Извлекший жемчужину правды на свет:
Обеты негоже князьям нарушать.
Готов ли отец мой согласие дать,
Чтоб с дочерью царской я был обручен,
6170 Как требует вера и древний закон?
Ведь Сам не забыл благодатного дня,
Когда ему небо вернуло меня.
С Эльборза тогда прискакал он со мной,
Поклялся Йезданом пред целой страной,
Что ввек в моем сердце мечты не убьет, —
А сердце отныне любовью живет».
Гонца, быстролетней небесных огней,
Послал он с оседланной парой коней,
Сказав: «Если станет один уставать,
6180 Скачи на другом, чтоб езды не прервать
Мчись ночью и днем, покоряя простор,
Пока не увидишь отцовский шатер».
И вестник, как ветер, уносится вдаль,
И конь под наездником крепок, как сталь.
Достигнул он кергесаранской земли,
Сам-витязь его различил издали.
В то утро воитель поехал на лов,
В горах на добычу натравливал псов.
Вгляделся и молвил прославленный Сам
6190 Испытанным в битвах друзьям-удальцам:
«Забульского вижу вдали жеребца,
На нем я кабульского вижу гонца —
Должно быть, от Заля посланье привез,
Ему не один зададим мы вопрос.
Про Заля, Иран и владыку царей
Нам хочется вести услышать скорей.»
Конь стлался, чуть видим в пыли и песке.
Примчался наездник с посланьем в руке.
И спешась, пред мощным бойцом преклонен.
6200 Восславил Творца мироздания он.
Ответил приветствием доблестный Сам
И внял через вестника Заля словам.
С посланья Дестана сорвал он печать,
Спустившись с горы, стал посланье читать.
Сраженный известьем, что всадник привез,
Застыл богатырь, словно к месту прирос.
Не ждал, не желал он той вести дурной,
Он думал, что нрав его сына — иной.
В ответ он промолвил: «Дивиться чему?
6210 Все это природа внушает ему.
Ведь хищная птица растила — не мать —
Желаний иных он не мог бы питать».
Охвачен раздумьем, утратив покой,
С охоты воитель вернулся домой.
Он думал: коль сыну скажу— позабудь
О праздной мечте, рассудителен будь —
Людской и Господний услышу укор,
На клятвопреступника ляжет позор.
А если скажу — будь доволен и рад,
6220 Добьешься для сердца желанных наград,
У внучки дракона сын птицы — жених, —
Какой же наследник родится у них?»
Заботою тяжкой был Сам удручен;
Уснул, но покоя не дал ему сон.
Нам, бедным рабам, чем задача трудней,
Тем тягостней сердцу и телу больней.
Но трудности всякой наступит конец,
Коль так пожелает небесный Творец.