— Гер оберст Корш… тра-та-та-та…
Фраза или целая очередь фраз была столь замысловатой, настолько оснащенной техническими терминами, что ее вряд ли поняли бы и сами немцы. Но в глазах рапортовавшего немецкого военного инженера было столько выразительности и уважения к совершаемому им ритуалу, что необходимо было выслушать до конца. Полковник Корж широким, добродушным жестом подложил огромную пригоршню левой руки под пухлую ручку немца, а правой крепко, как кувалдой, хлопнул того по ладони.
Немец, не сморгнув, почтительно прищелкнул вторично каблуками, но уже каким-то иным пристуком, можно сказать, более фамильярным, чем первый.
— Добре, — промолвил облвоенком и, обращаясь к Зуеву, спросил: — Не знаешь, случаем, как по-ихнему — «вольно», «оправиться», «закурить»?
Зуев, только чуть улыбнувшись, пожал плечами.
— Вольно, — по-русски сказал полковник инженеру. Тот, повернувшись на каблуках, кричал и выпевал, переводя одно-единственное и, пожалуй, самое приятное из всех слов военной команды. Но в пролетах стройки не было слышно никакого движения. Немцы стояли, разве только облегчив немного стойку «смирно» в коленях.
— И перерыва у них не замахлюешь, — тихо сказал Зуеву разочарованный полковник Корж. — Полчаса будут баклуши бить, не моргая, а только сойду и за проволоку выйду, запросятся кто в уборную, а кто в курилку. Дисциплинированный народ. Они тут и немую забастовку устраивали.
И, подойдя на край крыла, полковник остановился в огромном круглом проеме стены, верно, пробитой тяжелым бетонобойным снарядом.
На фоне облаков фигура полковника показалась Зуеву очень внушительной и красивой. Еще не израсходованная радость от первой встречи владела Зуевым, и, несколько секунд полюбовавшись мужественным обликом своего начальника, смотревшего куда-то вдаль, Зуев шагнул к нему. Пройдя мимо почтительно стоявшего сбоку немецкого техника и ступив на край помоста, Зуев почувствовал себя как бы летящим в вышине. Здание нависало над крутым обрывистым берегом реки, который весь порос кустарником и кривым дубняком. Внизу, под горой, поблескивала скованная льдом Десна. Левый берег ее ровный, болотистый и песчаный, полого, без возвышений, уходил вдаль. С высокого гористого правого берега левобережные дали были видны на десятки километров. Синий горизонт от края до края весь был покрыт дремучим бором, знаменитым южнорусским лесом, тем, что в летописях именуется «бранибор». По народным легендам, именно в нем живал Соловей-разбойник и хаживали русские богатыри. Зуев с детства любил эти леса. Он знал от первого учителя своего Ивана Яковлевича Подгоруйко, что здесь, в знаменитых лесах, отсиживались от половцев и татар наши предки; отсюда начинали свои походы на Москву и Евпатий Коловрат, и Иван Болотников, и Дмитрий Самозванец. Он, этот бранибор, преграждал войскам Карла XII обходной путь на Москву, здесь же формировал свои отряды Черняк, а может быть, вон с того вокзала, именуемого Н-ск второй, Щорс отправлялся по вызову Ленина в Москву.
А сейчас рядом с Зуевым стоял его второй учитель. Первый учил его, что такое родная земля — ее недра, богатства, ее история; второй научил, как защищать эту землю от врагов. А теперь враги стоят позади, смирные, почтительные и какие-то затаившиеся…
Искоса поглядывая на полковника, Зуев не мог уловить его мыслей. Он видел, как тот о чем-то напряженно думает, чуть-чуть даже всхрапывая, полной грудью втягивая далекий сосновый запах, летевший из-за Десны.
Склонившись от избытка почтительности, не дышал пузатенький инженер и терпеливо наблюдал, как два русских офицера стояли на краю строительного помоста. Сквозь широкую пробоину в стене, возбужденные чувством высоты и далей, они долго смотрели на горизонт.
— Россия, — сказал полковник Корж, отойдя от края. И, похлопывая по карману, он вытащил коробку «Казбека». Щелкнув согнутым пальцем по твердой коробке, он кивнул распорядителю, показывая на коробку, и жестом обвел всю стройку. Затем прибавил для внушительности: «Давай всех сюда». И понятливый немец сразу заговорил, залопотал как-то совсем по-другому. «Это уже по-штатски, вроде речь социал-демократа, а не команда. Чудеса!» — улыбаясь, подумал Зуев, слушая речугу, состоявшую не менее чем из десятка фраз, каждая из которых начиналась и кончалась высокопарным обращением:
— Гер оберст Корш тра-тат-та-та, гер оберст Корш… Гер оберст Корш лата-тат-та-та. Гер оберст Корш…
Зуев с улыбкой слушал эту странную для любой военной организации команду. А затем, делая вид, что ему понятны эти сложные словесные манипуляции, стал смешно и быстро говорить, прикидываясь, что переводит:
— Полковник Корж весьма доволен вашей образцовой первоклассной дисциплиной, и выказывает свое одобрение полковник Корж. Полковник Корж желает вам хорошего здоровья, а также имеет желание угостить вас папиросами «Казбек», которые он и сам любит курить, полковник Корж. А для этого господин полковник Корж приглашает вас вместо того, чтобы стоять, подойти вот на этот помост, где мы стоим сейчас вместе с полковником Коржем.
Немец-администратор покосился на русского офицера, явно передразнивающего его убедительную речь, но больше ничем не выказал своего недоумения. Тем более что в немецком оригинале или в вольном русском переводе речь эта оказала свое действие: со всех сторон медленно и степенно потянулись военнопленные. Вскоре их набралось больше двух десятков. Каждый щелкал каблуками и становился почтительно поодаль.
— Ну, теперь гляди в оба, — шепнул Зуеву полковник. И гостеприимно раскрыл коробку, широким командирским жестом протянул ее вперед, сказал обычную, стандартную для отца-командира фразу: «Закуривай, братва!»
— Са-ку-ри-фай, прат-фа… — как эхо повторил инженер.
И тут Зуеву пришлось присутствовать при целом представлении. Много раз был он свидетелем, как полковник Корж этим жестом устанавливал теплые, товарищеские отношения со своими подчиненными, Зуев ожидал, что сразу же через голову передних полезут десятки рук и коробка вмиг опустеет. Засияют довольные курильщики, затягиваясь сладким, редким для солдатских легких дымком. Но не тут-то было! Немцы приступили к каким-то сложным эволюциям; они выстроились по ранжиру, затем раздалась тихая, но резкая команда: «Лингс-ум», и, щелкнув каблуками, шеренга как-то не по-нашему сделала поворот и, шагнув гуськом шагов на десять, подошла к полковнику и остановилась. Четко повернувшись лицом к фронту, немцы стали по одному, как к причастию, подходить к коробке с лихим всадником в черной бурке, скачущим на фоне Казбека. Лица их были неимоверно почтительны, пальцы плавно протягивались к коробке, брали нежно папиросы, и, еще раз щелкнув каблуком, каждый произносил заученным голосом «Данке шён» и торжественно отходил, держа папиросу как-то на весу, словно весила она по меньшей мере несколько килограммов.
— Ну, заданкешонили. Теперь все ухи прожужжат, пока их заставишь прикурить. Во, брат, что делает с людьми европейская культура. Видел?
Зуев, чуть-чуть улыбаясь, поглядывал на проходившую мимо него карусель. Нет, это были не истуканы и не заводные куклы. Вглядываясь в лица проходивших, он ясно видел, что это совершенно различные, непохожие друг на друга люди. Даже щелк каблуков разный, и голос, и интонация. Конечно, при таком мимолетном обозрении без хорошего знания разговорного языка различить характер каждого было трудно, но даже по внешнему виду это были совершенно непохожие друг на друга ребята. Молодые и старые, шатены и рыжие, совершенно белые, похожие на наших эстонцев, белокурые парни, а один даже походил как-то на цыгана: весь черный, с большими белками и лошадиными зубищами, выпиравшими изо рта, высокий, мускулистый увалень. Это только издали одинаковая одежда как-то уравнивала их между собой. Да еще сказывался военный стандарт прически: почти все были острижены под бокс. Но это уже было явно армейское влияние — требование гигиены.
Корж вытащил из кармана коробку спичек, потарахтел ею возле уха и тем же гостеприимным, широким жестом обеих рук пригласил их к себе. Шеренга смешалась, бывшие солдаты вермахта послушно обступили Зуева и Коржа со всех сторон, образуя вокруг двух русских офицеров уже не правильное геометрическое построение, а обычный полукруг людей. Чиркнув спичкой, полковник Корж передал ее направо, затем зажег вторую, передал налево, образовав, таким образом, вокруг огонька две группы сосредоточенно закуривавших солдат. Сам вместе с Зуевым и старшим толстеньким немцем закурил от третьей спички. Щелчком швырнув ее в провал стены на кустарник и не оборачиваясь назад к немцам, он еще раз посмотрел на синеющий вдали русский бранибор. Немцы как по команде повернулись туда же. Круглое отверстие подернулось легким сиреневым дымком, быстро вытягивающимся на свежий воздух. Показывая на пейзаж, полковник Корж сказал, пытливо вглядываясь в глаза пленных:
