Рикардо же, напротив, уже с ранних лет был любимцем фортуны. Иудей по рождению, он поссорился с семьей и стал унитарием ради женитьбы на хорошенькой девушке из квакеров; во времена, когда толерантность не была нормой – его отец, в частности, вел свою биржевую деятельность в специально отгороженном Еврейском уголке, – Рикардо сумел занять высокое положение в обществе и заслужить уважение многих людей. Позднее, уже в бытность свою членом палаты общин, он получал приглашения выступить от обеих главных партий. Как он сам говорил, «я при всем желании не смогу передать, какой ужас охватывает меня при звуках собственного голоса».[64] Один свидетель описывал этот голос как «резкий и визгливый», другой же уверял, что он был «приятным и благозвучным», пусть и «очень высоким». Так или иначе, он заставлял умолкать палату общин. Благодаря своим честным и блистательным объяснениям Рикардо прославился как человек, обучивший палату общин. Сосредотачиваясь на базовом устройстве общества, он обходил вниманием преходящие изменения, и кое-кто позволил себе предположить, что Рикардо «словно прилетел с другой планеты».[65] Он яростно защищал свободу слова и собраний и боролся с коррупцией в парламенте и гонениями католической церкви, то есть был самым настоящим радикалом, но даже это не могло смутить толпы его обожателей.

Отнюдь не очевидно, что его поклонники понимали хоть что-нибудь из прочитанного – как известно, Рикардо является едва ли не самым трудным для восприятия экономистом. Но даже если сам текст выглядел сложным и запутанным, главная идея была проста: во-первых, капиталисты и помещики имеют взаимоисключающие интересы, во-вторых, интересы последних действуют во вред обществу. И совсем не важно, насколько глубоко промышленники проникали в суть его аргументов – они моментально возвели экономиста в ранг своего святого покровителя; доходило до того, что нанимавшие для детей воспитательниц женщины интересовались, в состоянии ли те преподавать политическую экономию.

Экономист Рикардо шел по жизни словно бог (хотя и был скромным и застенчивым человеком), а вот Мальтусу приходилось довольствоваться куда меньшим. Его очерк о народонаселении прочитали, одобрительно кивнули, но затем снова и снова пытались опровергнуть, хотя даже по ярости нападок можно судить о важности его тезисов. Споры по поводу мыслей Рикардо не умолкали, а рассуждения Мальтуса – за исключением очерка о народонаселении – удостаивались лишь сдержанного отношения или попросту игнорировались. Мальтус чувствовал, что с миром вокруг не все ладно, но был совершенно не способен облечь свои аргументы в логически выверенную форму. Он зашел настолько далеко, что предположил возможность поражения общества депрессией – «общим перепроизводством», как это называл он сам, – но Рикардо без труда выставил эту абсурдную идею на посмешище. Сегодня нам остается лишь пожалеть о том, что все произошло именно так. Обладавший хорошей интуицией и опиравшийся на факты Мальтус мог унюхать любую проблему издалека, но его жалкие попытки аргументировать свое мнение меркли на фоне колких замечаний финансиста, который воспринимал мир как огромную абстракцию.

О чем только они не спорили! Когда в 1820 году Мальтус опубликовал «Начала политической экономии», Рикардо не поленился сделать более 220 страниц записей, указывавших на просчеты священника. Последний же из кожи вон лез, чтобы в своей книге изобличить, как ему казалось, очевидные ошибки в воззрениях Рикардо.

Удивительнее всего то, что эти двое были близкими друзьями. Их первая встреча состоялась в 1809 году, после того как Рикардо отправил в редакцию «Морнинг кроникл» серию великолепных писем по поводу цены золотых слитков, а затем стер в порошок некоего мистера Бозанке, рискнувшего высказать иное мнение. Вначале Джеймс Милль, а за ним и Мальтус пустились на поиски автора писем, и возникшая в результате дружба между тремя великими умами продолжалась до самой их смерти. Между ними шел огромный поток корреспонденции, и они то и дело обменивались визитами. В своем замечательном дневнике их современница Мария Эджуорт писала: «Вместе они пускались в погоню за Истиной, а настигнув ее, ликовали вне зависимости от того, кто сделал это первым».[66]

Упоминание Марии Эджуорт требует отдельного пояснения. Будучи дочерью экономиста, она, по всей видимости, первой из женщин не постеснялась высказать свои взгляды на функционирование экономики. Вначале они принимали форму нравоучений для детей, но в 1800 году из-под пера Эджуорт вышел роман «Замок Рэкрент»: его главными героями были члены семьи землевладельцев, промотавших свое состояние во многом из-за невнимательности к нуждам арендаторов. Слово «rackrent» стало использоваться в английском языке для обозначения подобного поведения. Возможно, для нас важнее, что Мария регулярно переписывалась с Рикардо. В частности, она уговаривала его посетить Ирландию, чтобы вблизи изучить проблему с арендной платой, о которой тот писал с позиции обитателя Олимпа. В итоге он отклонил ее приглашение. Заметим, что женщины начнут играть заметную роль в развитии экономики лишь через сто лет.

Эти люди не проводили все свое время за учеными дискуссиями – в конце концов, они были всего лишь людьми. Мальтус, из уважения к собственной теории или по какой-то другой причине, женился довольно поздно, а вот от встреч с друзьями получал огромное удовольствие. После его смерти один из друзей поделился трогательными воспоминаниями о жизни в Ост-Индском колледже во времена Мальтуса: «Легкие шалости и почтительное отношение, редкие мятежи молодых людей и стрельба из лука в исполнении юных девиц, а также необычная обходительность профессора персидского языка… и немного старомодная любезность, царившая на летних вечеринках, – всего этого уже не вернуть».[67]

При том, что отдельные писаки сравнивали его с Сатаной, Мальтус был высоким красавцем с добрым сердцем; за спиной студенты величали его не иначе как «отцом». От своего прапрадеда он унаследовал расщепление неба и связанный с этим дефект речи. Хуже всего ему давалась буква «л», и сохранился забавный рассказ о том, как Мальтус наклонился к известной даме, которая пользовалась слуховой трубкой, и произнес следующую фразу: «Милая леди, не хотели бы вы взглянуть на озера Килларни?»[68] По-видимому, именно этот дефект, а также прочная ассоциация имени Мальтуса с проблемой перенаселения заставил одного современника сделать такую запись:

Рикардо также был не прочь развлечь своих гостей; о завтраках в его доме ходили легенды, а сам он, по-видимому, имел страсть к игре в шарады. В книге воспоминаний «Жизнь и письма» мисс Эджуорт описывает один раунд:

Он был на удивление одаренным предпринимателем. «Способность обретать богатство, – писал его брат, – не пользуется уважением в нашем обществе, и, несмотря на это, мистер Р. нигде так не проявил свои необыкновенные таланты, как в ведении дел. Его совершенное знание всех тонкостей предмета, удивительная скорость, с которой он проводил подсчеты, его умение без видимых усилий заключать огромные сделки, в которых он участвовал, его спокойствие и рассудительность – все это позволило ему оставить современников на фондовой бирже далеко позади».[69] Впоследствии сэр Джон Боуринг скажет, что своим успехом Рикардо был обязан одному наблюдению: как правило, люди преувеличивают важность происходящих событий. «Поэтому, если у него были основания ожидать легкого подъема акций, он покупал в твердой уверенности, что неразумный оптимизм остальных участников рынка сыграет ему на руку, когда же акции падали, он продавал, будучи убежденным, что паника и тревога приведут к не оправданному обстоятельствами снижению».[70]