Герцог встал и подошел к приставному столику, на котором Горвич оставил серебряный поднос. Вернувшись к камину, Сильвестр вложил бокал с вином в руку вдовы и небрежно сказал:
– А теперь, будь вы доброй феей, мадам, вам достаточно было бы взмахнуть волшебной палочкой, и передо мной предстала бы как раз та невеста, которая мне нужна!
С этими словами его светлость уселся в свое кресло и, сменив тему, завел разговор о чем-то еще, однако она прервала его:
– Пусть у меня нет волшебной палочки, но, не исключено, я смогу представить тебе подходящую невесту. – Вдова отставила в сторону свой бокал. – Кто тебе нужен, Сильвестр, так это воспитанная девушка из хорошей семьи, симпатичная внешне и образованная. Не будь твой дядя Уильям таким остолопом, он бы уже несколько лет назад устроил бы тебе подобный альянс, и, помяни мое слово, все были бы довольны, и ты – в первую очередь. Что ж, я предпочла не вмешиваться, хотя, признаюсь, искушение было очень велико, особенно после того, как я узнала, что ты ухаживаешь то за одной девицей, то за другой. Однако теперь ты сам обратился ко мне, и скажу откровенно: коль тебе нужна жена, которая будет знать свое место и сумеет понравиться твоей матери больше всех остальных, ты поступишь мудро, если сделаешь предложение моей внучке. Я имею в виду не одну из девиц Ингам, а Фебу, девочку моей Верены.
Герцог вдруг испытал сильнейший приступ раздражения. Крестная решительно отказывалась сыграть с ним по его правилам. Небрежно сказанные им слова должны были подтолкнуть ее не к тому, чтобы приставить ему нож к горлу, а исподволь показать свою внучку (в начале сезона, быть может). Миледи же действовала столь грубо и прямолинейно, что герцог несколько встревожился. Пусть даже мысль о женитьбе на дочери лучшей подруги своей матери и завладела им, но все-таки не настолько, чтобы он не мог незамедлительно отказаться от нее, обнаружив, что мисс Марлоу недостает качеств, кои он полагал совершенно незаменимыми в собственной супруге. Грубую откровенность леди Ингам герцог расценил как попытку ускорить ход событий и принудить его к действию; ничто не могло вызвать более сильного отвращения у молодого человека, который был сам себе хозяином с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать, да еще и хозяином множества других людей, чем подобное воздействие на него. Он прохладно осведомился:
– В самом деле? Имею ли я честь быть знакомым с вашей внучкой, мадам? Полагаю, что нет.
– Не знаю. Ее вывели в свет в прошлом сезоне – следовало бы, конечно, сделать это раньше, но она подхватила скарлатину, посему дело было отложено на год. В октябре ей исполнится двадцать: так что я не предлагаю тебе девчонку, только-только выпорхнувшую из пансионата. Что до всего остального… Думаю, ты несколько раз видел ее, поскольку Фебу приглашали на все светские балы. Уж это я устроила! Если бы доверилась той женщине Марлоу, ставшей его второй женой, то бедное дитя все свое время проводило бы в музеях и на концертах старинной музыки. Ведь Констанция Марлоу придерживается именно таких представлений о том, как следует развлекаться в городе! Марлоу женился на ней еще до того, как Феба выросла из пеленок, идиот несчастный! Хотя следует отдать этой женщине должное – она позаботилась о девочке по мере своих сил. Феба очень хорошо воспитана – в этом не может быть никаких сомнений! – Искоса взглянув на Сильвестра, леди Ингам заметила, что он хмурится, напоминая сатира, и с вызовом заявила: – Я не могла взять заботу о ней на себя! В моем возрасте и при моем состоянии здоровья это было бы немыслимо!
Он ничего не ответил, продолжая хмуриться. Поскольку во время прошлого сезона миссис Ингам не сделала попытки обратить внимание Сильвестра на свою внучку, он заключил, что та – дурнушка, вряд ли способная прельстить его. Герцог попытался вспомнить, не видел ли он девушку вместе с леди Марлоу в тех редких случаях, когда оказывался в обществе этой неприступной и неприветливой особы. Если и видел, то она не задержалась у него в памяти.
– Феба не похожа на твоих красоток, – словно прочитав его мысли, заявила вдовствующая миледи. – Рядом со своей мачехой она выглядела бледно, но, на мой взгляд, так случилось только потому, что девушка отличается от остальных. Ежели ты предпочитаешь фарфоровых блондинок, она тебе не подойдет. А вот если ищешь знак качества и сообразительность – Феба придется тебе по нраву. Что до ее состояния, то много от Марлоу Феба не унаследует, но состояние ее матери достанется именно ей, не считая того, что оставлю девочке я. – Миледи на несколько мгновений сделала паузу, а потом заговорила вновь: – Твоя мать будет довольна, да и я, не стану скрывать, тоже. Хочу, чтобы ребенок Верены занял достойное место в жизни. Ее нельзя назвать завидной наследницей, однако состоянием Фебы не стоит пренебрегать; что до происхождения, то Марлоу – глупец, но в его жилах течет кровь знатного рода, так что Ингамы могут метить сколь угодно высоко, когда речь зайдет о брачном союзе. Однако если брак с моей внучкой тебя не устраивает, скажи мне об этом прямо и не увиливай!
Последние слова миледи окончательно переполнили чашу его терпения. Она явно пыталась вынудить его связать себя обещанием. Неверный шаг: уж ей-то следовало бы знать, что не она первая пыталась расставить ловушку на него. Герцог поднялся на ноги, улыбаясь ей с непоколебимой безмятежностью, и, поднося ее руку к своим губам, сказал:
– Не думаю, мадам, будто вам требуются мои заверения в том, что я не имею ни малейших сомнений относительно приемлемости данного альянса. Посему скажу лишь, что надеюсь иметь удовольствие познакомиться с мисс Марлоу… Быть может, уже в этом сезоне? Да, это было бы замечательно!
Он оставил крестную в явном недоумении, злясь на себя за то, что столь неосторожно открылся ей и дал возможность для энергичного наступления. Она предложила ему лишь то, о чем думал он сам, нанося ей визит, но рвение, с которым она ухватилась за представившуюся возможность, было почти столь же оскорбительным, сколь и попытка оказать на него давление. Миледи повела себя непростительно, посему Сильвестр вознамерился вычеркнуть мисс Марлоу из списка претенденток и, не теряя времени, сделать предложение кому-либо из оставшейся пятерки. К несчастью, вопиющая непристойность подобного поведения не позволила ему преподать столь полезный урок вдовствующей даме. Она непременно сочтет его поступок намеренным оскорблением (и будет совершенно права), а он не мог позволить себе унизиться до того, чтобы оскорбить ее, и потому герцогу оставалось лишь пожать плечами и смириться. До тех пор, пока он не сведет знакомство с мисс Марлоу, ничего нельзя было поделать.
Герцог решил отложить на время этот вопрос, но уже на следующей неделе ему пришлось вновь столкнуться с этим, когда, прибыв в Бландфорд-Парк, он обнаружил среди гостей лорда Марлоу.
Само по себе такое обстоятельство не могло вызвать у него подозрений. Марлоу и герцог Бофорт были старыми друзьями; а поскольку Остерби, родовое поместье Марлоу, располагалось в ничем не примечательной местности, то он частенько наведывался в Бадминтон во время сезона охоты. Округ Хейтроп, в котором герцог охотился попеременно с Бадминтоном, находился дальше от Остерби, и потому его милость нечасто радовал его своим присутствием, тем не менее назвать его здесь чужаком было бы в корне неверно. Сильвестр мог бы счесть, что в Бландфорд-Парк тот оказался совершенно случайно, если бы вскоре не выяснилось, что Марлоу пожаловал сюда, имея вполне определенные намерения.
Лорд Марлоу отличался неизменным грубоватым добродушием и благожелательностью, однако с Сильвестром, который был младше его на двадцать пять лет, его связывало лишь шапочное знакомство. На сей раз, однако, он явно решил сойтись с герцогом поближе, посему его приветливость поистине не знала границ. Сильвестр понял, что леди Ингам не теряла времени даром, и, если бы встреча состоялась где-либо в ином месте, а не на охоте, отверг бы поползновения его милости с ледяной вежливостью, к которой прибегал всегда, когда видел в том необходимость. Но лорд Марлоу, допускающий грубую оплошность на подмостках Лондона, и лорд Марлоу, восседающий на одном из своих чистокровных гунтеров, были совершенно разными людьми. Первого можно было обдать презрением, второй внушал уважение всем охотникам. Прыгая через черные изгороди[13] Лестершира или каменные стены Котсвольда, он не имел себе равных, а бесстрашием и хладнокровием с ним не мог сравниться даже лорд Олванли. Каждое пенни своего состояния, которого ему давно перестало хватать, лорд Марлоу тратил на огромных, рослых гунтеров, коих в его конюшнях никогда не бывало менее четырнадцати экземпляров. Любой молодой человек, стремящийся превзойти его ловкостью и сноровкой, счел бы себя польщенным, будучи выделенным лордом среди охотников, дабы дать дельный совет или удостоить похвалы.
