Он был так поражен, что умолк, и она тоже не сказала больше ни слова. В том не было нужды: Уголино хоть и являлся карикатурой, однако вполне узнаваемой. Поскольку Сильвестру пришлось смириться с этим, горькая обида, столь нелепая, но неизбежная для него, прорвалась наружу, сменившись ослепительной яростью, подобной которой он еще никогда не испытывал.
Глядя на Фебу сейчас, через разделявшее их пространство буфетной, он видел перед собой своего злого гения. Благодаря ей он оказался вовлеченным в ее идиотский побег из дома; она заставила его делать ей такие знаки внимания, что на них скрестились заинтересованные взгляды общества. Герцог уже забыл, как первоначально собирался завоевать расположение девушки лишь для того, чтобы вынудить ее пожалеть о том, что она отказала ему; он давным-давно позабыл об этом. Его светлость понимал, что книга наверняка была написана Фебой задолго до того, как она хорошо узнала его, но ведь и она не подумала ни остановить публикацию, ни предупредить его о ней. Именно на мисс Марлоу лежала вина за то, что на том проклятом балу он вел себя совершенно недопустимым для воспитанного человека образом. Герцог отчаялся понять, что стало тому причиной. Он же всего лишь намеревался обращаться с девушкой исключительно вежливо. Он даже не собирался, ни тогда, ни впоследствии, упоминать ее книгу, а намеревался вести себя с Фебой так, чтобы она уразумела, как ошибалась в нем. Его светлость был уверен, что вполне владеет собой; но, едва успев обнять Фебу за талию одной рукой, а другой сжав ее ладошку, почувствовал, как его захлестывают гнев и горькая обида. Она в слезах вырвалась из его объятий, чем вызвала его бешенство, потому что он прекрасно понимал, что сам навлек на себя унижение. И вот теперь Сильвестр обнаружил ее в Аббевилле, а она еще смеется над ним. Он никогда не сомневался в том, что именно Феба вложила мысль о побеге из Англии в голову Ианты, хотя и полагал, что она сделала это не нарочно. И только сейчас ему стало ясно – с самого начала девушка пользовалась полным доверием его невестки.
Не подозревая о том, какие чувства обуревают Сильвестра, Феба в замешательстве смотрела на него. После долгой паузы она сдержанно произнесла:
– Полагаю, вы не получили моего письма, герцог?
– Я действительно не имел такого удовольствия. Как это любезно с вашей стороны – написать мне! Думаю, чтобы сообщить мне об этой истории, не так ли?
– У меня не было иной причины писать вам.
– В таком случае вам не следовало утруждать себя. Прочтя вашу книгу, мисс Марлоу, было нетрудно догадаться о том, что произошло. Признаю, мне поначалу и в голову не приходило, будто вы оказываете содействие моей невестке, но, разумеется, иначе и быть не могло. Когда я узнал, что она забрала Эдмунда, не взяв с собой его нянечку, мне следовало бы сразу догадаться, чем все закончится. Вы заняли ее место по злому умыслу или же, рассудив, что в Лондоне вам стало слишком горячо, решили воспользоваться случаем и сбежать?
Слушая Сильвестра и не веря своим ушам, Феба вдруг почувствовала – ее охватывает гнев столь же яростный, как и у герцога, вот только скрывать это так же хорошо она еще не научилась. Голос его звучал небрежно и презрительно, но ее собственный дрожал, когда она вскричала:
– По злому умыслу!
Прежде чем он вновь успел открыть рот, вмешался Эдмунд, с беспокойством заявив:
– Феба – мой друг, дядя Вестер! Ты… ты злишься на нее? Прошу тебя, не надо! Я люблю ее почти так же, как Кигли!
– В самом деле, дорогой мой? – осведомилась Феба. – Знатная похвала! Никто ни на кого не злится: твой дядя пошутил, только и всего! – Взглянув на Сильвестра, она постаралась, чтобы голос ее прозвучал как можно естественнее: – Думаю, вы хотите повидать леди Ианту. Сожалею, но она недомогает – собственно, она прикована к постели приступом инфлюэнцы.
Герцог покраснел, совсем забыв о том, что по-прежнему держит Эдмунда за руку, и разозлился на себя за столь неподобающее поведение. Посему он ограничился тем, что спросил:
– Надеюсь, с Фотерби ничего подобного не произошло?
– Нет. Если я не ошибаюсь, сейчас он сидит с леди Иантой. Я немедленно сообщу ему о вашем приезде. – Девушка улыбнулась Эдмунду. – Быть может, мы с тобой пойдем и узнаем, готов ли сладкий пирог, который мадам обещала испечь тебе на ужин?
– Лучше я останусь с дядей Вестером, – решил Эдмунд.
– Нет, ступай с мисс Марлоу. Мне нужно поговорить с сэром Ньюджентом, – сказал Сильвестр.
– Ты сотрешь его кости в порошок? – с надеждой поинтересовался Эдмунд.
– Нет. Как бы я мог это сделать? Я не великан и не живу на самой макушке бобового стебля. А теперь иди.
На лице Эдмунда отразилось сожаление, но он повиновался. Сильвестр, швырнув свое пальто для верховой езды на спинку стула, подошел к огню.
Ему не пришлось долго ждать сэра Ньюджента. Тот появился уже через несколько минут и с порога воскликнул:
– Клянусь честью! Положительно, вы заставили меня удивиться! Как поживаете? Дьявольски рад видеть вашу светлость!
Столь неожиданное приветствие сбило Сильвестра с толку.
– Рады видеть меня? – повторил он.
– Дьявольски рад видеть вас! – поправил его сэр Ньюджент. – Ианта почему-то была уверена, что вы не последуете за нами. Решила, что вы не захотите поднимать шум. Я бы не поставил на это и гроша, но, признаюсь, не думал, будто вы догоните нас так быстро. Черт побери, я поздравляю вас, герцог! Никакого хвастовства, никакого буйства, а как вы напали на наш след, я вообще ума не приложу!
– От вас, Фотерби, мне нужны не поздравления, а мой подопечный! – заявил ему Сильвестр. – Кроме того, вы очень обяжете меня, если объясните, за каким дьяволом потащили его во Францию!
– Вот здесь, – с обезоруживающей откровенностью сообщил сэр Ньюджент, – вы угодили в самую точку, герцог! Смею надеяться, Ньюджент Фотерби нечасто попадает впросак. Полагаю, любой вам скажет, если вы дадите себе труд поинтересоваться, что Ньюджент Фотерби – далеко не дурак. Но на этот вопрос у меня нет ответа. Признаюсь вам, всякий раз, спрашивая себя, какого дьявола я привез мальчика во Францию, я оказываюсь в растерянности. И то, что вы говорите, будто он вам нужен, стало для меня огромным облегчением – а вы ведь действительно так сказали, не правда ли?
– Сказал и могу добавить, что заполучу его!
– Верю вам на слово, – сообщил ему сэр Ньюджент. – Ньюджент Фотерби не из тех, кто сомневается в честном слове джентльмена. Давайте обсудим это дело!
– Здесь решительно нечего обсуждать! – Сильвестр едва не заскрипел зубами от бешенства.
– Уверяю вашу светлость, обсуждение крайне необходимо, – откровенно признался сэр Ньюджент. – У мальчика есть мать! Но сейчас она несколько не в форме. Ее следует холить и лелеять!
– Вопрос не ко мне!
– Разумеется! Если мне будет позволено – не в обиду вам сказано, ваша светлость, – то холить ее и лелеять – совсем не ваше дело: но я никогда и не утверждал ничего подобного! Смею заверить вас, что, будучи холостяком, вы можете этого и не знать, но я-то знаю. Я совсем не уверен, что не поклялся в этом: мне это показалось чертовски похожим на клятву![75]
– Если вы говорите все это мне только затем, чтобы заставить меня отказаться от Эдмунда…
– Боже милостивый, нет! – вскричал сэр Ньюджент и даже побледнел. – Вы ошибаетесь, герцог! Я буду счастлив вернуть его вам! Знаете, что я думаю?
– Нет! И не желаю знать!
– Он похож на одного типа из Библии, – продолжал сэр Ньюджент, пропустив мимо ушей столь суровую отповедь. – Или то была свинья?[76] Словом, это не имеет значения. Я хочу сказать, что он одержим дьяволом, – заявил Ньюджент и поспешно добавил: – Только не обижайтесь: вы можете положиться на мою сдержанность и благоразумие: у меня и в мыслях нет рассказывать об этом всем и каждому! Клянусь Юпитером, теперь я понимаю, почему вы так стремитесь заполучить его обратно, и более того, не виню вас. Он ведь еще и ваш наследник, не так ли? Ай-ай-ай, скверное дело! Вполне понятно, почему вы жаждете держать его где-нибудь взаперти. Не удивлюсь, если он станет опасен, когда вырастет.
