– Он не узнает, куда мы уехали, – небрежно отмахнулась Ианта. – Кроме того, Сильвестр ненавидит скандалы. Я уверена, он будет молчать, лишь бы всему миру не стала известна хотя бы самая маленькая из его семейных тайн!

– В таком случае, как вы можете так поступить с ним? – с жаром вскричала Феба. – И с герцогиней тоже! Вам ведь вполне ясно, в какое отчаяние вы повергаете ее своими действиями!

Ианта обиженно надула губы.

– Она не мать Эдмунда! Думаю, это вы несправедливы ко мне! До моих страданий вам почему-то нет дела! Вам не понять материнских чувств, но мне казалось, что уж вы-то должны знать, я ни за что не оставлю своего ребенка Сильвестру. И не говорите мне, что, создавая образ Максимилиана, вы не имели в виду Эдмунда, потому что всем известно, что это не так!

– Да! – вспылила Феба. – Ведь вы рассказали об этом всем, кому не лень! О, неужели вы причинили мне мало горя? Вы обещали, что не скажете никому ни слова о нашем разговоре…

– И не сказала! Единственной, кому я рассказала о нем, была Салли Дервент, и я настоятельно просила ее не говорить об этом больше никому! – возмутилась Ианта, оскорбленная в лучших чувствах. – За кого вы меня принимаете? У меня и так нервы на пределе! Я вынуждена была привезти Эдмунда сюда без Баттон, и теперь мне приходится самой ухаживать за ним, потому что он обиделся и не желает слушать бедного Ньюджента. Всю прошлую ночь я не смыкала глаз, так как мы ехали в карете и мне пришлось держать Эдмунда на коленях, а он без конца просыпался и плакал, и говорил, что его тошнит, и я измучилась до смерти! Я только и делала, что рассказывала ему сказки, но он не желал меня слушать, повторяя, что хочет вернуться домой, так что я уже готова была отшлепать его! И еще эта вздорная горничная в самую последнюю минуту отказалась ехать со мной, а теперь и вы меня упрекаете – о, это просто невыносимо! Не знаю, как я все это выдержу, потому что уже чувствую себя очень плохо! Ну почему эти ужасные моряки не могут не шуметь и держать свой корабль неподвижным? Почему он все время раскачивается вниз и вверх, когда мы еще даже не отплыли от берега? Я знаю, что окажусь прикована к постели в тот же миг, как мы поднимем паруса, и кто тогда позаботится об Эдмунде?

Эта страстная речь завершилась слезами, но когда Феба, ухватившись за ее последнюю жалобу, попыталась втолковать измученной красавице, как безответственно она поступает, готовясь совершить с Эдмундом переход по бурному морю, не обеспечив ему надежный уход, Ианта заявила, что скорее пожертвует своим здоровьем, комфортом и душевным благополучием, нежели откажется от сына; но потом, позабыв о благородных порывах, все-таки добавила:

– Люди станут говорить, что богатство и роскошь мне дороже Эдмунда!

Поскольку это было более чем вероятно, Феба не нашлась, чем утешить ее; но, едва она успела пролепетать какие-то банальности, как Ианте в голову пришла блестящая мысль и она с просветлевшим лицом даже приподнялась на койке.

– О, мисс Марлоу, я придумала, что мы сделаем! Мы возьмем вас с собой! До самого Парижа. Возражений быть не может: вы и сами собирались туда, и я уверена, вам вовсе не обязательно путешествовать в обществе леди Ингам, если вы того не захотите! Она присоединится к вам уже в Париже – а до ее приезда можете остановиться в посольстве: устроить это легче простого! – леди же Ингам вполне благополучно проделает этот путь и без вас. Не забывайте, у нее есть горничная! Я уверена, она первой согласится, что я не должна путешествовать без спутницы, которая оказала бы мне поддержку! Ох, мисс Марлоу, умоляю, скажите, что остаетесь со мной!

Мисс Марлоу еще не успела договорить, что не станет делать ничего подобного, как сэр Ньюджент вновь попросил у своей возлюбленной разрешения войти.

За ним по пятам следовал Том, коего он немедленно представил со всей щепетильностью. Том заявил: он просит у ее милости прощения за свою настойчивость, но пришел сообщить Фебе, что им пора сходить на берег. Красноречивый взгляд, устремленный юношей на подругу детства, подсказал ей, что все его попытки убедить сэра Ньюджента в недопустимости того, что он делает, оказались безуспешными.

Машинально улыбнувшись юноше, Ианта перестала обращать на него внимание и обратилась к сэру Ньюдженту, изложив ему свою блестящую идею. В лице мужа она обрела верного сторонника: он не только счел постигшее ее озарение гениальным, но и призвал Фебу и Тома присоединиться к его восторгам. Впрочем, желаемого ответа так и не добился. Поначалу вежливо, а потом и с подкупающей искренностью Том объяснил ему, что считает подобное предложение верхом идиотизма. Юноша заявил, что не согласится сопровождать их в Париж и не останется здесь, дабы объяснить леди Ингам, почему внучка бросила ее, и ничто не заставит его изменить свое решение.

И вообще в каюту он вошел, только чтобы забрать Фебу с собой на берег. По его мнению, сделать больше ничего нельзя и она может со спокойной совестью умыть руки. Но по мере того как Ианта вновь и вновь повторяла свои прежние аргументы, подчеркивая, насколько абсурдно теперь выглядит Феба, терзающаяся угрызениями совести, когда всем известно, что именно она является автором всей интриги, его чувства претерпели изменения. Он осознал всю справедливость доводов Фебы и встал на ее сторону, дойдя даже до того, что пообещал сообщить о случившемся в ближайший магистрат[64].

– Это будет поступок, недостойный джентльмена, – качая головой, сообщил ему сэр Ньюджент. – Категорически не поддерживаю вас в таком намерении. Кроме того, он является совершенно бессмысленным: вы идете в магистрат, мы отплываем, и что вы тогда станете делать?

Том, начиная горячиться, огрызнулся:

– А что, если я сойду на берег только после того, как вы пропустите прилив? Более того, я прихвачу мальчишку с собой, поскольку сильно подозреваю, что это будет совершенно законно, а вот вы, попытавшись остановить меня, совершите уголовное преступление!

– Вы грубы и невыносимы… Ньюджент! Где Эдмунд? – вскричала Ианта. – Как ты позволил себе оставить его одного? Боже милостивый, да ведь он мог упасть за борт! Немедленно приведи его ко мне, коль не хочешь, чтобы я сошла с ума от беспокойства!

– Нет-нет, не делай этого, любовь моя! Там, наверху, куча моряков, которые, в случае чего, выудят его из воды, – заверил леди сэр Ньюджент. – Но я приведу его к тебе, если ты этого действительно хочешь!

– Он не упадет за борт, – сказал Том, когда сэр Ньюджент отправился выполнять поручение молодой супруги.

– Много вы понимаете! – с упреками набросилась на юношу Ианта. – Я – его мать и ни на минуту не успокоюсь, пока он не окажется в безопасности в моих объятиях.

Она повторила свое утверждение еще более выразительным тоном, когда сэр Ньюджент вернулся наконец с утешительными известиями о том, что Эдмунд пребывает под опекой его камердинера и наблюдает за тем, как на борт шхуны пытаются погрузить карету. Ианта же, узнав, что попытка взять сына на руки закончилась тем, что мальчик несколько раз лягнул новоявленного папу ногой, после чего категорически отказался двинуться с места, поняла, что его присутствие в каюте вряд ли станет залогом мира и спокойствия. Женщина ограничилась заявлением: если сын начнет плакать, то нервы ее не выдержат такого напряжения и с ней самой случится истерика.

Решив сыграть на этой слабости, Феба изо всех сил принялась убеждать ее в том, что столь трагического исхода избежать не удастся, коль ей придется ухаживать за Эдмундом во время путешествия. В этом девушку совершенно неожиданно поддержал сэр Ньюджент, заявивший, что чем больше он раздумывает над сложившейся ситуацией, тем сильнее убеждается в том, что для всех будет лучше, если мисс Марлоу заберет Эдмунда домой.

– Я имею в виду, – пояснил он, – что эта мысль придется ему по душе. Он, похоже, решительно настроен против поездки во Францию. Смею заверить вас, ему не нравятся иностранцы. Вполне его понимаю: не возьмусь утверждать, будто они нравятся мне самому.