Все из-за придирчивости Дианы.
— Почему прогулки верхом принято совершать так рано? — однажды шутливо пожаловался он, когда они ехали рядом по широкой аллее для верховой езды в Гайд-парке. — Неужели из-за страха задавить кого-нибудь?
— Разве это рано? — удивилась Диана. — Скоро ведь полдень.
— Увы, я слишком поздно вернулся домой, часов в пять утра. И все из-за этой Бесс, мы все играли, а она не отпускала меня домой. Мне следовало бы не забывать об отдыхе перед прогулкой верхом. В следующий раз вернусь домой пораньше…
Он продолжал что-то говорить, но Диана его уже не слушала. Уэстон провел ночь с женщиной и откровенно признался в этом. Гнев овладел Дианой: Генри обманул ее. Как бы ни называлось его ухаживание, притворным или настоящим, в нем были оговорены условия. И вот спустя всего две недели они нарушены, а он нисколько не переживает из-за этого. Ему, по-видимому, наплевать на нее.
Итак, она ему безразлична.
Почувствовав рассеянность всадницы, лошадь Дианы слегка взбрыкнула, мотнула головой, и поводья вылетели из ее рук.
— Диана, осторожней, — крикнул Генри, ловко нагнулся в седле и схватил поводья лошади Дианы. Она отвернулась, поскольку ей было противно глядеть на него.
— Вы сердитесь. Видимо, я чем-то вызвал ваше неудовольствие. В таком случае скажите мне, что случилось, чтобы побыстрее покончить с этим.
— Как вы могли? — сердито прошептала она.
— Что я мог? — удивился Генри. Он явно смутился. — Я только вижу, вы чем-то расстроены. В чем дело?
— Бесс. — Диана с трудом выдавила это имя. — Вы же обещали, что у вас не будет других женщин.
Генри чертыхнулся и наклонился к ней:
— Выслушайте меня внимательно. Вчера весь вечер я провел в обществе Ратленда и его жены Элизабет. Она моя кузина по материнской линии, а его светлость вроде бы не прочь частично профинансировать мой будущий конезавод. Бесс на сносях, вот-вот должна родить. Она неважно себя чувствовала, и чтобы ее развлечь мы решили сыграть в пикет. Отказаться я никак не мог.
— Я думала…
— Я знаю, о чем вы думали. Вы ошиблись. Ну, посмотрите же на меня, Диана!
Она подняла лицо и тут же утонула в его синих, бездонных глазах.
— Вы думали, я вас обманываю. Вы полагали, что все мужчины — обманщики и подлецы, у них нет ни капли порядочности. Но это далеко не так. Если я дал слово, то мне можно доверять. Поверьте, я хочу облегчить вашу ношу, а не взваливать лишнюю.
У Дианы сладко заныло сердце, все-таки как приятно сознавать себя слабой женщиной, находящейся под надежной защитой. Но она сразу мысленно одернула себя. Впрочем, Генри тут ни при чем. Ее отец, любивший и оберегавший ее, одним ударом разрушил тот счастливый мир, в котором она жила. Теперь она боялась доверить свое счастье другому человеку, какое бы впечатление силы и надежности он ни внушал.
— Я не принадлежу вам. — Она замотала головой.
— Нет, принадлежите. Во всяком случае, на то время, пока я ухаживаю за вами. — Взгляд Генри стал серьезным, но в уголках его глаз пряталась усмешка. — Когда я рядом с вами, мне бы хотелось, чтобы на это время вы забывали обо всех своих неприятностях и отдавались бы целиком и полностью удовольствиям. Каждый из нас ищет свою выгоду в той игре, которую мы затеяли, но и о развлечениях не стоит забывать. Что касается вас, уважаемая мисс Мерриуэзер, то вам просто необходимо отвлечься от ваших мрачных мыслей, так что начинаем веселиться. Вам повезло, я умею веселиться и развлекать.
Он сдержал слово.
Вместе они исходили и объездили Лондон, словно сельские провинциалы, впервые попавшие в столицу. В Британском музее они восхищались египетской мумией, в Сомерсет-Хаусе на выставке картин Королевской академии искусств спорили о достоинствах и недостатках того или иного полотна. Генри вместе с его младшим братом и племянником удалось затащить ее в естественно-научный музей. Смотреть на коллекции высушенных насекомых и муляжи исчезнувших животных было малоприятным занятием, и Диана больше наслаждалась той радостью и восхищением мальчиков, которые едва не прыгали от восторга.
Когда они ходили вдоль самых богатых лондонских улиц, Генри заводил ее в самые лучшие, самые модные магазины, а прогулки верхом они совершали в тот самый час, когда светское общество выезжало прокатиться в парке по свежему воздуху. Он приглашал ее в «Ковент-Гарден», где его брат снял ложу на весь сезон, они ездили в Воксхолл, причем в обществе сестер Генри и их мужей, где провели замечательный вечер. Более того, Генри сделал пожертвование в фонд кружка Олмак, куда входили избранные великосветские дамы, — и Диана получила право посещать еженедельные балы по средам и танцевать с Генри под пристальными и хмурыми взглядами дам-патронесс.
Генри пригласил ее в дом своих родителей на званый обед, который, к радости Дианы, прошел удивительно весело и непринужденно. В ответ Диана пригласила Генри на обед к себе домой, и хотя обед в обществе семейства Лэнсдаун трудно было назвать веселым, Генри выглядел весьма довольным. Как подозревала Диана, его удовольствие было вызвано искусством дедушкиного французского шеф-повара.
Своей обходительностью Генри покорил сердце бабушки. А дедушка Дианы заметил, что Генри весь в своего деда, который был замечательным человеком. В устах старого лорда это являлось настоящей похвалой, так как почтенный старец давно уже никого не хвалил. Одна лишь мать Дианы держалась с Генри холодно, поскольку ей была известна подлинная подоплека его ухаживания.
Леди Линнет нравился сэр Сэмюель, без преувеличения он стал ее любимчиком. Разумеется, он тоже присутствовал на том званом обеде. Баронет регулярно встречался с Дианой, гулял с ней, а также танцевал на балах. Диана предполагала, что в конце сезона сэр Сэмюель сделает ей предложение. Про себя она твердо решила: если он попросит ее руки, она даст согласие. Он нравился ей главным образом из-за ощущений надежности и безопасности, олицетворяемых им.
Рядом же с Генри она никогда не чувствовала себя в безопасности, вместе с тем с ним было настолько хорошо и приятно, как ни с кем другим, не исключая даже матери и брата. Хотя главным образом их связывала любовь к лошадям, им никогда не было скучно в обществе друг друга. Генри смешил ее своими рассказами об учебе в Итоне и Оксфорде, Диана, в свою очередь, делилась с ним забавными случаями из ее детства и юности в доме Лэнсдаунов. Они вместе мечтали о будущем конезаводе Генри, а он внимательно, держа ее руку в своей руке, выслушивал ее воспоминания. Он любил поддразнивать Диану за излишнее, по его мнению, преклонение перед приличиями. Тогда она, горячась, начинала упрекать его за чрезмерную свободу воззрений и напоминать ему о порядочности.
Но не всегда.
Когда он нарушал приличия, находясь с ней наедине, разумеется, не переходя известных границ, Диана забывала обо всем, в том числе и о своей нравственности, ради удовольствия побыть в его объятиях. Видя его ловкость и обходительность, она не сомневалась в его богатом жизненном опыте в подобных делах. Он соблазнял ее красиво — легко и непринужденно. После окончания танца они, смешавшись с другими парами, быстро исчезали из бальной залы и прятались в каком-нибудь укромном месте — на террасе, за мраморной колонной или за широкими листьями пальмы в большой кадке.
А потом наступала очередь поспешно сорванных поцелуев. В сочетании с его запахом, со вкусом его губ они вызывали внутри Дианы бурю переживаний. Эти поцелуи преследовали ее, волновали воображение, мешая спать по ночам.
Особенно тревожили ее воспоминания о поцелуях в укромных уголках, небольших комнатках, пустых альковах. Это был не человек, а дьявол, потому что только дьявол мог с такой легкостью находить подобные уединенные места. К примеру, такое место, как кладовая для белья.
— Генри, куда ты меня тащишь? — рассмеялась она, когда он, схватив ее за руку, увлек в кладовку.
Как только за ними закрылась дверь, и они очутились в полной темноте, он принялся целовать ее. Все страхи куда-то ушли, Диана раскрыла свои губы, как только ею овладела вспышка ничем не сдерживаемой страсти. Генри крепко обнял ее обеими руками, словно боясь, что она может отстраниться от него. Но в такой крошечной кладовке негде было укрыться. Она и не хотела от него ускользать, более того, подобная близость лишь радовала ее.
