— Обхвати меня ногами. Да, вот так. Ты моя! Все, Ди, давай.

Он заполнил ее всю. Он двигался равномерно и уверенно, проникая то глубже, то отступая чуть назад, заставляя ее подчиняться старому как мир ритму. Его сердце стучало глухо и тяжело, кровь толчками проникала до самых последних глубин его тела и рассудка, дурманя его сознание.

— Я люблю тебя, Ди.

Диана лишь стонала, каждый раз открываясь навстречу его движениям. Между ними протянулась осязаемая напряженная струна, которая мешала дышать, и некуда было деваться от сладострастного томления. Он принадлежал ей и телом, и душой. Наконец, долгожданный миг наступил, судорога пробежала по их членам. Нагнувшись и прижимаясь головой к его шее, Диана шептала его имя, словно молитву. Она задрожала, издавая сладострастный стон, ей казалось, будто она стала невесомой, легкой и совершенно свободной.

— Ты плачешь? — вдруг удивился он, но не смог удержаться от шутки. — Ну, не надо, иначе твоя сестра убьет меня, как только заметит по твоим глазам, что ты плакала.

Диана приподняла голову и сквозь заплаканные глаза улыбнулась своей чудесной лучезарной улыбкой, глядя на которую он забывал обо всем.

— Это слезы счастья, — шепнула она. — Впрочем, твои опасения вполне оправданны. Страшно подумать, что сделает с тобой мой отец, когда заметит пятна от травы на моей юбке.

Генри ухмыльнулся:

— Я скажу в свое оправдание, что люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, очень, очень.

— Даже если я нахал? — Он опять дразнил ее.

Диана нежно поцеловала его. Генри казалось, что ему никогда не надоест вкус ее поцелуев, как и ее любовь.

— Ты не просто нахал, ты мой нахал, и поэтому я люблю тебя, — задорно отвечала Диана.

Она была права, как никогда, и Генри, не удержавшись, опять поцеловал ее.

«Мы все устали от волнения и ожидания, она вот-вот должна ожеребиться. Я подумываю об имени, да и Генри тоже, хотя мы еще его не обсуждали. Если Клер успеет до родов, то она наверняка предложит свой вариант. К ее прибытию уже все подготовлено, так что на этот счет можешь не беспокоиться. Я очень рада, что ты и мама довольны вашим пребыванием в Харрогите. Оставайтесь там и наслаждайтесь отдыхом, пока стоит такая хорошая погода. Как только у нас появятся новости, я немедленно сообщу вам…»

Из письма Дианы Уэстон ее отцу Томасу Мерриуэзеру.

Время действия чуть более девяти месяцев спустя…

— Ну, идем. — Генри схватил Диану за руку так крепко, что она невольно поморщилась от боли. — Прости меня, я немного волнуюсь.

Это было явное преуменьшение. Последние две недели, когда Пенелопа стала выказывать признаки надвигающихся родов, Генри был как на иголках. Конюхи по очереди следили за состоянием кобылы, регулярно докладывая хозяину о малейших переменах. Как только Пенелопа начала тужиться, они немедленно сообщили Генри.

Диана и Генри, быстро одевшись, побежали на конюшню, где очень серьезный Кингсли и другие конюхи наблюдали за родовыми схватками. Пока все шло гладко, как положено природой. Впрочем, никто не сбрасывал со счетов возможный риск осложнений, поэтому Кингсли был готов прийти на помощь кобыле в любой момент. Но Генри все равно не находил себе места от волнения.

Он метался из одного угла конюшни в другой до тех пор, пока Диана не взяла его за руку и не заставила сесть рядом с собой на перевернутый деревянный ящик. Пенелопа была самой дорогой лошадью на его конезаводе, но причина волнения Генри, и Диана знала об этом, крылась не столько в меркантильных соображениях, сколько в чувстве ответственности за все, что происходило в его поместье.

— У нее отходят воды, — негромко заметил Кингсли. Генри подскочил, словно ужаленный, и торопливо подошел к нему, машинально волоча за собой Диану.

— Представляю, как расстроится Клер, когда узнает, что опоздала, — пробормотала Диана. — Если бы не ее желание увидеть новорожденного жеребенка, то, полагаю, она бы провела все каникулы вместе с твоими сестрами.

Генри, как и обещал, познакомил Клер со своими сестрами-близняшками, Лией и Дженни, и они стали самыми близкими подругами. Генри иногда шутил, что эта троица способна заставить кого угодно выполнить любое желание, какое им взбредет в голову.

— Что касается меня, то я бы нисколько не расстроился, если бы пропустил роды, — пробормотал Генри. — Твоя любимая сестра приедет на все готовенькое. Она будет забавляться с симпатичным жеребенком, не обременив себя грузом долгих забот о его рождении.

Он повернулся к Пенелопе.

— Ну, давай, красавица. Я знаю, Пен, ты сможешь. Обещаю, ты будешь получать дополнительную порцию отборного овса весь следующий год.

Едва успел закончиться этот поощрительный монолог, как появились крошечные копыта жеребенка, вслед за ними вышла его голова. Диана, как завороженная, смотрела на процесс рождения, словно на маленькое чудо. Пенелопа напряглась и, наконец, вытолкнула на свет жеребенка.

Кингсли подскочил к малышу, чтобы проверить его состояние.

— Прекрасный жеребенок, — громко заявил он, и довольная радостная ухмылка скользнула по его губам. Малыш неуклюже дернулся, оперся на передние ноги, потом на задние, и встал, сильно пошатываясь. Усталая кобыла обнюхивала малыша, заботливо вылизывая его мокрую шерсть.

Диана обернулась к Генри и увидела его внимательный взгляд, устремленный на нее. Ее глаза сверкали от счастья, не хуже, чем звезды в тихую безлунную ночь.

— Надеюсь, ты не станешь меня соблазнять премиальной порцией овса, когда придет мое время рожать, — пошутила она.

По возвращении в Рейвенсфилд Диана напрочь отказалась от чая с болотной мятой и по совету миссис Тиммс перешла на настой из семян дикой моркови, который ей частенько готовил любящий муж. Вскоре ее недомогание прошло, и Диана почувствовала себя, как никогда, хорошо.

— Ладно, тебе не будут давать овса, я сам прослежу за этим, — рассмеялся Генри. — Об одном прошу тебя, не торопись.

— Что ты имеешь в виду под «не торопись»? — с лукавым видом спросила Диана.

Внезапно Генри понял, на что она намекала, и замер на мгновение, пораженный услышанным.

— Ты уверена?

— У меня больше нет никаких сомнений. Сегодня, когда ты побежал на конюшню, я еще раз кое-что посчитала.

— Почему ты мне раньше ничего не сказала?

— Ты был так занят Пенелопой. Мне не хотелось напрягать тебя лишний раз. Я чувствую себя прекрасно, меня нисколько не тошнит. Генри, у нас с тобой скоро будет ребенок. Наш малыш.

Он подхватил ее на руки и закрутился с ней на месте от радости, пока у них обоих слегка не закружилась голова.

— А мне показалось, что ты отрицательно отнесешься к повторению того, что происходило в последние дни.

Генри бросил восхищенный взгляд на Пенелопу с ее малышом, затем обнял Диану за пока еще стройную талию.

— У меня есть время прийти в себя и как следует подготовиться.

— Ты в самом деле счастлив? — не очень уверенно спросила Диана.

Его глаза радостно блеснули:

— Ди, разве не я десятки раз говорил, что буду очень рад, если у нас с тобой появится дюжина ребятишек? Или ты забыла?

— Число, которое ты называл, каждый раз постепенно увеличивалось.

— Впрочем, я не уверен, выдержит ли мое сердце двенадцать таких же ночей, особенно если учесть пылкость любовных подвигов, на которые меня вдохновила моя жена сегодня ночью.

— Генри, — попыталась остановить его Диана.

— А также сегодня днем, — не унимался он.

— Это невыносимо, ужасно. — Диана колебалась между желанием задушить Генри или, рассмеявшись, поцеловать его.

От телесных повреждений его спас Кингсли. Откашлявшись не менее десяти раз, он наконец промолвил:

— Прошу извинить, но буквально сегодня я внес необходимые дополнения в родословную книгу. Как назовем жеребенка? Нужно будет записать его имя.

— Что скажешь насчет Телемака? — предложила Диана. — Как известно, так звали сына Пенелопы от Одиссея.