И несмотря на то, что Флоренсу казалось, что он не выдержит этого напряжения, ему было определенно мало. Он пытался показать это телом, потому что голос его никак не слушался. То двинул бедрами, то обернулся, окидывая любовника требовательным взглядом, то хрипло простонал, еще больше открывшись, но Йен словно не замечал, продолжая методично вылизывать и выцеловывать сморщенную припухшую дырочку.

Йен не хотел долго мучить ни себя, ни Флоренса, но эта долгая, чрезмерно долгая прелюдия была им просто необходима. Что-то подсказывало, что Флоренс мало кого подпускал к своей постели. Вернее, что-то прямо-таки набатом вбивало в голову мысли о том, что Флоренс ни с кем, кроме него, близок никогда не был. И это разжигало настоящий пожар в груди, от которого терпеть было почти невыносимо.

Первый палец вошел гладко, и Йен прикрыл глаза, на секунду представив, насколько тесно там будет ему. Гладкие стенки полностью спрятали в себе сначала один палец, затем второй и следом, немного погодя, третий. Смазка обильно выделялась, позволяя пальцам свободно скользить внутри, и Флоренса едва ли не трясло от возбуждения. Нежно разрабатывая своего омегу, Йен легко покрывал его спину поцелуями, ведя цепочку мокрых следов от ямочек на пояснице к затылку и обратно.

— Черт бы тебя побрал, глупый альфа! — на выдохе проныл Флоренс, требуя продолжения, более горячего и более сладкого.

Но Йен не позволил манипулировать собой. Поставив перед собой цель расслабить Флоя и до конца облегчить проникновение, он не собирался отступаться, даже если Флоренс уже дрожал от нетерпения, чуть ли не вспарывая ногтями подушку, которую сжимал.

— Мы никуда не торопимся, — низким голосом произнес Йен прямо в порозовевшее ухо Флоренса и тут же куснул его за кончик. Языком он быстро проник в ушную раковину и с диким удовольствием ощутил под собой новую волну крупной дрожи. — Хотя тебе так не терпится… Думаю, в первый раз мы сделаем тебе уступку.

Картинка перед глазами резко сменилась, и Флоренс взмокшей спиной почувствовал прохладу простыней. Реакция подводила его, поэтому момент, когда давление на дырочку внезапно ослабло и тут же усилилось, но стало гораздо сильнее, чем прежде, Флоренс едва не пропустил, окунувшись с головой в море переживаемых эмоций.

— Мне не больно, Йен, пожалуйста…

В следующую секунду резкий толчок до упора вырвал из горла омеги звонкий крик, эхом разнесшийся по спальне. Широко распахнутые потемневшие от страсти серые омуты встретились с полуприкрытыми от наслаждения глазами Флоя.

— Я держался, сколько мог. Ты сам виноват.

Сильные глубокие толчки, доводящие Флоренса почти до потери сознания, грубые укусы, совсем непохожие на пьянящие поцелуи всего минуту назад, ненасытные касания рук – все это сводило с ума. Пальцы запутались в волосах, губами омега искал губы напротив. Они везде соприкасались голой кожей, тела переплелись словно клубок, и именно этой близости ждал Флоренс, испытывавший восторг от более откровенных и терпких обжигающих поцелуев альфы.

Член Йена плотно обхватывали эластичные стенки; как и думал мужчина, внутри было невероятно узко, тесно и жарко. Нависая над Флоренсом, продолжая мощно и уверенно входить в него, раз за разом, вновь и вновь, он упивался видом раскрытого и беззащитного тела, так жаждущего его одного.

Когда Флоренс уже был готов кончить, ускорившийся было темп движений вдруг замедлился, а потом Йен и вовсе остановился.

— Йен!

— Я люблю тебя. И никогда больше не отпущу. Скажи, что будешь со мной только потому, что сам этого хочешь, и мне не придется удерживать тебя насильно.

— Ты еще можешь говорить в такой момент!..

— Ответь мне!

Йен снова начал двигаться, но до зубного скрежета медленно и очень нежно, так, что Флоренс приложил все усилия, чтобы насадиться самому, но его крепко схватили за бедра.

— Я не знаю! Дай мне подумать!

— Тебе никто не запрещает, думай на здоровье, — хищно улыбнулся Йен, еще больше замедляясь.

В качестве мести Флоренс жестко впился ногтями в спину альфы, но тому было хоть бы что – Йен с тем же оскалом удерживал Флоренса, не давая ему двигаться самому и сохраняя прежний ритм.

— В следующий раз я тебе это припомню, — взвыл Флой, глубоко изгибаясь.

— Правильно мыслишь, в следующий раз обязательно.

— Я тебя терпеть не могу.

— Угу.

— И шкуру готов спустить за то, что ты потерялся в Австралии.

— Справедливо.

— И если я останусь с тобой, ты от меня натерпишься.

— И горько-соленых поцелуев, и битых тарелок…

— И пустых угроз…

— И счастливых годов, проведенных вместе. Искренности, любви, тепла. Скажи, разве ты не хочешь этого, Флой?

Флоренс прикусил губу, на его глаза навернулись слезы. Старый страх снова быть брошенным, прежде долго спящий крепким сном, вдруг снова слабо зашевелился где-то глубоко в душе.

— Ведь только ты мне можешь это дать, правда?

Всем своим существом омега излучал просьбу, мольбу в подтверждении своих слов. От них зависело все.

— Только я могу тебе это дать. И поверь, любимый, этими чувствами я никогда тебя не обделю.

Тот старый словно лохматый дворовый пес, нелюдимый и недоверчивый, страх вновь замер. И, кажется, замер навсегда.

— Я хочу быть с тобой, Йен, — тонкие соленые дорожки стремительно прочертили путь из закрытых глаз Флоренса ниже, к вискам, теряясь в волосах. Оперевшись на один локоть, Йен мягко стер слезы с дорогого ему лица и чувственно поцеловал ярко покрасневшие от частых поцелуев губы. Без лишних слов он снова отклонился, и Флоренс с жалостливым стоном ощутил в себе возобновленные движения.