Его внезапный молчаливый уход был настолько странным и неожиданным, что никто ничего не понимал. Гуго де Грантмеснил тупо уставился на де Тони; Гийом де Варенн озадаченно пробормотал:
– Что случилось? Я еще никогда не видел, чтобы он вел себя так. Давайте лучше догоним его, только не говорите ничего.
Трое баронов передали свои луки оруженосцам и в недоуменном молчании последовали за герцогом к реке. Они видели, как он грозно хмурит брови и без конца завязывает и развязывает тесемки своей мантии, но никто из них не рискнул обратиться к нему с вопросом. Лодка ожидала его на месте высадки; он шагнул в нее столь небрежно, что она опасно закачалась на воде, после чего уселся на корме, по-прежнему молча и ни на кого не глядя. Грантмеснил, украдкой наблюдавший за ним, отметил, как подергиваются уголки его губ, и многозначительно подтолкнул локтем де Тони. Именно так они подергивались у герцога несколько лет тому, когда он прогнал эту парочку со своих глаз долой. Де Тони, поежившись, приложил палец к губам. Пусть сегодня упрекнуть их было не в чем, оба видели признаки надвигающейся бури и страшились гнева своего сюзерена.
Когда днище лодки заскрежетало по гальке на другом берегу, де Варенн перебрался через борт и протянул руку герцогу, чтобы поддержать его. Но Вильгельм выпрыгнул на землю, не замечая предложенной ему помощи, и быстрым шагом направился ко дворцу.
Спутники его в таком же гнетущем молчании потянулись следом за ним. Но он по-прежнему не обращал на них никакого внимания, словно их здесь и не было.
Широким шагом герцог ворвался в холл дворца. Слуга, поспешивший ему навстречу, чтобы принять накидку и перчатки из меха куницы, под его тяжелым взглядом испуганно шарахнулся в сторону. Герцог прошел мимо него, словно он был пустым местом, и простерся на скамье под одной из каменных колонн, накинув на лицо полу мантии.
В зале находились несколько джентльменов, коим, очевидно, была известна причина столь необычного поведения герцога. Один из них принялся нашептывать что-то де Варенну; де Тони, краем уха уловив слова «Гарольд короновался на трон Англии», понимающе крякнул.
Грантмеснил ткнул большим пальцем в сторону кладовой, и церемониймейстеры, переминавшиеся с ноги на ногу, на цыпочках дружно потянулись в ту сторону.
Воробей, влетевший в одно из незастекленных окон наверху, заставил баронов вздрогнуть. Де Варенн прошептал:
– Может, нам заговорить с ним? Или уйти?
Прежде чем Грантмеснил успел ответить, тишину нарушили совершенно неуместные звуки. Кто-то спускался по лестнице, мурлыча себе под нос развеселый мотивчик.
Де Тони непроизвольно метнул взгляд на герцога, но Вильгельм не пошевелился. Из-за поворота показался Фитц-Осберн, позади которого шел Рауль. Сенешаль придерживался одной рукой за веревку; на пальце его поблескивал перстень с аметистом; браслет на предплечье посверкивал теми же камнями. Окинув веселым взором группу мужчин у дверей, он залихватски подмигнул им и возвысил голос на последнем куплете.
Де Варенн отчаянно замахал руками, показывая, чтобы он замолчал, после чего кивнул в сторону герцога. И Фитц-Осберн, и Рауль огляделись; песня мгновенно оборвалась; сенешаль подошел к герцогу и бесстрашно положил ему руку на плечо.
– Вставайте, монсеньор, вставайте! – жизнерадостно провозгласил он. – Что это вы здесь разлеглись? Хранить молчание бесполезно: новости разнеслись по двору еще до того, как вы вернулись с охоты.
Герцог откинул полу мантии; нахмуренное выражение исчезло с его лица; но он, похоже, пребывал не в самом миролюбивом настроении.
– Гийом, Гарольд Годвинсон стал клятвопреступником и сейчас правит Англией.
– Знаю, – отозвался Фитц-Осберн. – Неужели вы поверили ему, монсеньор?
– И очень сильно, – проворчал Вильгельм. Поднявшись с лавки, он принялся расхаживать по зале. Вот взгляд его упал на кучку джентльменов у двери; он нетерпеливо воскликнул: – Кровь Христова, вы что здесь делаете?
– Монсеньор, позвольте нам удалиться, – поспешно взмолился Грантмеснил.
Герцог коротко хохотнул и продолжил свои метания по зале. Джентльмены выскочили наружу; Фитц-Осберн, засунув большие пальцы рук за свой украшенный драгоценными камнями пояс, изрек:
– Монсеньор, что-то вы уж слишком разнервничались. Вы же с легкостью можете завоевать Англию. Что скажешь, Рауль?
Хранитель застыл у одного из длинных столов на козлах, скрестив руки на груди.
– Ничего, – ответил он. – Герцог знает, что я обо всем этом думаю, и знает уже давно.
Вильгельм, не оборачиваясь, бросил в ответ:
– Успокойся, друг мой, ты получишь свою Эльфриду под звуки военных труб.
Совсем не так он рассчитывал получить ее. Но что делать, если другого выхода не оставалось?
– Ах, если бы жизнь действительно была такой простой, как мы полагали в молодости! – устало сказал Рауль. Медленно подойдя к очагу, он остановился, застывшим взглядом глядя на тлеющие поленья.
За своей спиной Хранитель слышал быструю скороговорку герцога и Фитц-Осберна. Сенешаль предлагал немедленно начать приготовления к войне; в его воображении корона Англии уже была у Вильгельма на голове. Он рассуждал о кораблях, вооружении; слушая его, Рауль вдруг понял: какая-то часть его уже устремилась вперед, обогнав Фитц-Осберна в этой кровавой кампании, пытаясь как можно скорее добраться до любимой по пути, усеянному трупами врагов. А был ли другой путь? Нет, сказал он себе. Но когда Рауль услышал, как Фитц-Осберн предлагает отправить Гарольду объявление войны, вторая его половина рассердилась, и он повернулся к ним, резко бросив:
– Глупый торопыга! Когда это герцог наш Вильгельм нуждался в том, чтобы его подталкивали к бою? Подумай немного, прежде чем давать подобные советы, или лучше вообще помолчи. Клянусь распятием, неужели ты видишь впереди только победу?
Фитц-Осберн оторопело уставился на Хранителя.
– Как, ты сомневаешься в том, что мы одержим победу? – спросил он. – Да разве найдется во всем христианском мире воин более великий, чем Нормандец?
– Ну, спасибо тебе, Гийом! – со смехом заявил герцог. – Ну что, найдется такой, Рауль?
– Нет, – ответил Хранитель. – А когда дело закончится, то не найдется и более забрызганного кровью.
– Знаю, знаю, – отмахнулся герцог. – Но мы уже много раз обсуждали это, Рауль, и сейчас ты не заставишь меня свернуть с избранного пути. – Вильгельм взглянул на Фитц-Осберна. – Я отправлю посланников в Англию, – сказал он. – Без объявления войны – пока.
– Ради чего? – возразил Фитц-Осберн. – Чего еще вы ждете, монсеньор? Он нарушил священную клятву и с презрением отверг леди Аделу, вашу дочь. Что еще вам нужно, ради всего святого?
Но герцог пропустил пылкие речи Фитц-Осберна мимо ушей.
– Мне нужен Ланфранк, – сказал он. – Гийом, через час гонец должен быть готов отправиться с пакетом в Бек. – Заметив, что по-прежнему сжимает в руке перчатки, Вильгельм положил их на стол. Первый приступ ярости миновал; теперь перед ним встала проблема, которую следовало решить, а герцог был не из тех людей, что любят терять время попусту. – Когда, по словам моего гонца, умер Эдуард?
– На пятый день января, – ответил Фитц-Осберн, – аббатство же, в котором его похоронили, было освящено на День избиения младенцев[69].
– Значит, две недели тому. – Герцог выбил пальцами легкую дробь по столу. – Времени прошло достаточно. Если у Тостига есть шпионы в Лондоне, то он уже знает обо всем, и вскоре мы увидим его в Руане.
Рауль поднял голову.
– Почему? – непонимающе спросил он.
В глазах герцога заблестели смешинки.
– Чтобы попросить у меня помощи, друг мой, или совета. Думаю… да, думаю, я могу положиться на Гарольда в том, что с Тостигом он разберется.
– Но не может же Тостиг оказаться таким дураком! – воскликнул Рауль.
– Ставлю своего жеребца против твоего гнедого, что окажется, – заявил Вильгельм.
– Того самого жеребца, которого Жиффар привез вам из Испании? – уточнил Рауль. – А что скажет на это старина Вальтер?
