— Кто тут под Ганнек на гиттонов собирался?
Егеря, большей частью, к делам своим вернулись, но несколько человек из разных углов казармы выбрались и меня окружили. Восемь. Признаться, я себя неуютно немного почувствовал — каждый минимум на голову меня выше, в полтора раза шире, а рожи такие, что рука сама пугию ищет.
— Все здесь? — спрашиваю, — восемь? Или нет кого?
— Все, — прогудел слева от меня бородатый здоровяк с наполовину оторванным ухом и обезображенным шрамами лицом. Оводом его кличут, а имя как — и не припомню.
— Все. Десять.
Десять? Я обвёл недоумённым взглядом стоящих вокруг егерей.
— А… — сказал Овод, — так это, щас Хлыст Моряка разбудит и будет десять.
Ясно. А вот и они. Кривоногий васконец Меджис, в жизни ни на что плавучее не ступавший, а кличку получивший за широкую развалистую походку — и Хлыст, ничуть на оный хлыст не похожий, но очень хорошо с кнутом управляющийся.
— Мог бы и не будить, — говорю, — дело-то ерундовое. Просто я заместо Малыша вас поведу.
Завтра с утра, как и намеревались.
Жду подсознательно, что кто-то из них недовольство или, хотя бы, недоумение выразит — уж больно я из их компании выбиваюсь — но это я зря. Егеря они, в большинстве своем, опытные, меня многие из них в деле уже видели, так что реакции особой эта новость не вызвала.
— Я сейчас уйду, — сказал, — и только утром вернусь. Так что, если вопросы какие — сейчас спрашивайте.
Переглянулись егеря, плечами пожали.
— Ладно, коли так, — я скваду своему кивнул, и к выходу пошел. Традиция традицией, но надо бы мне на квартиру свою наведаться. Припасы-то мои у вергов все остались, а егерь — не легионер, одного только меча в оружие ему мало. У егеря по карманам много чего нужного-важного рассовано. От горчичного порошка до шипов отравленных.
Уже почти вышел я, окликнул меня кто-то. Обернулся я — Гез. Подскочил, смотрит глазами восхищенными.
— Шелест! — говорит радостно, — а нам уже сказали, чтобы не ждали тебя.
Я затылок почесал, пожал плечами неопределенно.
— Я бы, — говорю, — то же сказал. Но… всякое бывает.
Чую, что сейчас выспрашивать он меня начнёт — что там было, и как я спасся — потому рта я ему раскрыть не дал:
— Извини, некогда мне разговаривать, собираться мне надо — завтра гнездо гиттонье чистить идём.
— А… — Гез поскучнел, но кивнул понимающе, — с этими… верзилами? Так их же десять вроде всего? Может, и меня возьмешь?
Я улыбку сдерживать даже пытаться не стал.
— Нет, не возьму. На гиттонов бойцов поздоровей и повыносливей надо. Сам же видел.
— Видел, — Гез совсем погрустнел, — это сколько ж гиттонов в том гнезде? Хватит вас на них?
— Гиттонов? Десятка два-два с половиной, я думаю. Хватит. Это на вергов с полуторным перевесом идти надо. На урсов — с двойным. А на гиттонов — наоборот, вдвое меньшим числом обычно достаточно бывает. Так что — не беспокойся.
— Я и не беспокоюсь, — Гез вздыхает, мнется, не зная, что сказать. Удачи мне сейчас желать нельзя — хуже приметы не придумаешь. Я школярам этого не рассказывал, но уверен, их уже и без меня просветили насчет наших примет и традиций. Прощаться — тоже нельзя.
Вот он и мнется — по неопытности — не научился еще, разговор закончив, молча разворачиваться и уходить, как у нас принято. Я усмешку прячу и за дверь выскальзываю.
Солнце уже низко и я шаг ускоряю — квартирую я в старом городе, дорога туда через Гнилой овраг идёт, а в темное время там в одиночку лучше не ходить. Там и днём в одиночку лучше не ходить, но днём, мой жетон заметив, ни один крысёныш на меня и глянуть в упор не осмелится. Не то, чтобы я шпаны местной боялся — вовсе нет. Просто одними тумаками их не остановишь — не тот народ. А убивать людей я не люблю — даже самых мерзких из них. Не егерское это дело — с людьми драться, у нас и других врагов хватает.
Быстрым шагом я из лагеря выхожу, кивками едва заметными с дежурным обменявшись. И сразу же взглядом за следы на дороге цепляюсь — аккуратные миниатюрные отпечатки сандалий с отчетливо выделяющимися буквами «FLA» на них.
Флавия! На душе у меня сразу теплеет — Флавия — гетера, и, на мой взгляд, одна из лучших в своем деле. Ну, из тех, с которыми я знаком. Может, особой красотой она и не блещет, зато она умна, весела и настолько переполнена бурной жизнерадостностью, что хандрить рядом с ней просто невозможно. Очень кстати было бы сейчас с ней увидеться, а то и — не просто увидеться. Неизвестно, конечно, какие у неё планы на ночь, но, если она свободна, то это определенно неплохой вариант. Я и так подумывал в лупанарий заскочить на часик — другой, но Флавия — это намного лучше. Не только телом, но и душой отдохну. А на квартирку можно и с утра пораньше наведаться. Я шаг замедляю и принимаюсь следы распутывать. Как развернутый свиток читаю, сплошное удовольствие, не то, что в лесу.
Итак, Флавия шла быстрым шагом к лагерю, потом встретилась с кем-то, из лагеря вышедшим — мужчина, рост выше среднего, на левую ногу хромает… Клюв? В смысле — Марк, лейтенант из первой кохорсы. Похоже. Некоторое время они постояли, разговаривая, потом медленно пошли вдоль бурно разросшейся живой изгороди, лагерь от дороги отделяющей. Кстати, случилось это не так давно — следов, поверх интересующих меня, почти нет. Шли они медленно — видимо, разговаривая, так что неудивительно, что через два поворота я прямо в спины им и выскочил.
Клюв меня почувствовал, глянул через плечо, узнал, разулыбался.
— Шелест! Живой! А мы как раз о тебе говорили. Я так и знал, что не родилась еще бестия, которая тебя на клыки насадить сможет!
Флавия обернулась, пару секунд смотрела на меня расширившимися глазами, потом засмеялась весело, бросилась навстречу и повисла у меня на шее, болтая ногами и хохоча.
— «Так и знал», как же, — стрельнула хитрым взглядом в Клюва, — а кто мне только что говорил, чтобы я зря не надеялась?
— Говорил одно, а думал — другое, — выкрутился Клюв, — всегда рассчитывай на худшее и жизнь будет полна приятных неожиданностей.
— Не, — сказала Флавия, — это не по мне. Мне — все самое лучшее, и на меньшее я не согласна, — нахмурилась, отстранилась от меня, оглядела пристально, — ранен?
— Ерунда, уже зажило.
— Угу. Пошли ко мне. Я тебе ванну с солью сделаю, ну и вообще…
Клюв завистливо вздохнул. Я улыбнулся.
— Только завтра с утра на чистку еду — раз, и без денег я совсем — два.
— До утра еще долго — раз, — сказала Флавия, обхватывая мое запястье своей маленькой, но крепкой ладошкой, — и не говори ерунды — два. Пошли!
Гетеры за свои услуги берут больше, чем за то же время возьмут в любом, самом дорогом, лупанарии. Но в борделях — такса твёрдая, а гетеры — сами себе хозяйки. Да и с деньгами у них обычно получше дела обстоят. Так что с кем полюбившимся гетера может и бесплатно теплом своих тела и души поделиться. Всё-таки хорошо быть егерем.
— А слышь, Шелест? — Клюв, судя по оживившимся глазам, что-то задумал, — коли ты сегодня дома не ночуешь, да и завтра — на чистку, то можно мне с недельку твоей хатой попользоваться? Я заплачу.
Я озадачился. Зачем ему моя хата… а, вспомнил. Он ведь женатый. Крайне редкое среди егерей явление, потому я и не сообразил сразу.
— Вот еще. Не надо платить, пользуйся, конечно. Знаешь ведь, где я живу?
Кивает согласно.
— Под крыльцом слева камень один в кладке плохо сидит — его вынешь, там ключ.
— Спасибо, — улыбнувшись благодарно и подмигнув на прощание Флавии, Клюв быстро уходит по улице.
— Я перед восходом загляну, — предупреждаю я, — мне забрать кое-чего надо.
Клюв, не оборачиваясь, поднимает ладонь — дескать, услышал и понял — и скрывается за поворотом. Флавия тянет меня за руку.
— Пошли уже! Времени мало, дел — много.
* * *
Поспать этой ночью мне, разумеется, не удалось. Ни минуточки. Но я и не беспокоился — до Ганнека трое суток пути верхом — отдохну в дороге. Любой опытный егерь умеет дремать в седле; зачастую, другой возможности выспаться и не предоставляется. А если и предоставляется, то лучше эту возможность на что-нибудь другое потратить. Редко кто ценит время так же, как мы — егеря. Мало его у нас — времени.