Очнулся я быстро. Еще даже пыль вся осесть не успела. Дёрнулся, понял, что засыпан. Проморгался, открыл глаза. Увидел рыжий склон, теперь пролёгший до самой реки — там, где была дорога. Увидел прямо перед носом свою левую руку, торчащую под углом из глины — пошевелил пальцами — и в самом деле моя рука. А вот товарищей своих я не увидел. Ни одного. Я не стал пытаться стряхнуть с себя грунт, вылезти — зачем? Закрыл глаза. Сейчас придут вольпы и добьют меня. И это правильно.
Тень накрыла моё лицо, и я нехотя открыл глаза. Приподнял голову. Вольп стоял передо мной, стоял и смотрел в сторону, положив лапы на рукояти двух, висящих на поясе, мечей — длинного кривого ятагана под правую лапу и фалькаты — под левую. Были на нём кожаные штаны до колен и кожаная же куртка с бахромой и медными бляхами, несомненно, нашей — людской — выделки. Белая шерсть на груди выпадала в разрез куртки роскошным пушистым воротником. Вольп пошевелился, перевёл на меня взгляд янтарно — желтых глаз. Наконец-то я могу его толком рассмотреть. Красивая бестия. Даже когда он стоит, не шевелясь, все линии его тела просто кричат о гибкости, скорости и смертоносной ловкости. Даже странно его видеть таким — не быстрым, как странно было бы видеть застывшую молнию. Вольп шевельнул широкими треугольными ушами, обнажил зубы.
— Передашь своим, — сказал он хриплым шипящим голосом. Один раз услышав голос вольпа, никогда его ни с чьим другим не спутаешь, — передашь своим, что ваши никчёмные жизни забрал дом Шейрас.
Развернулся и ушёл, мазнув меня кончиком хвоста по щеке. Мягкий был хвост, мягкий и на касание приятный. Вот только лучше бы он меня когтями на прощанье ударил. Потому что как мне про вольпов напоминают, я чувствую это легкое, пушистое касанье и мне хочется кататься по земле, царапать себе ногтями лицо и выть от бессильной злобы.
* * *
— Бернт, ты чего?
Я встряхнулся. Мотнул головой, отгоняя воспоминания. Выдохнул. Гез смотрел на меня встревоженными глазами.
— Просто задумался, — сказал я ему, — да, я тебя вспомнил. Пацан в овраге.
— Ага, — Гез заулыбался, — я почему-то всегда был уверен, что встречу тебя, когда егерем стану…
— Егерем ты еще не стал, — перебил я его, — а если не будешь делать, что я говорю, то и не станешь никогда. Намёк понял?
— Понял, — со вздохом ответил он и ушёл, перед выходом обернувшись и сверкнув напоследок озорной улыбкой. Пацан пацаном. Надо бы это из него выбить поскорее. Жаль будет, если он погибнет из-за ребячества своего.
II. Mater studiorium[2]
— Доброе утро, господин лейтенант! — школяры мои вскочили, не успел я в проём войти.
Вытянулись струнками, плечи расправили, груди выпятили, смотрят преданно и восторженно. Феларгир ладно — что с взять с легионера? А вот откуда эти повадки у Геза?
Вчера он вроде ничего такого не выкидывал. Сдаётся мне, это Фелгаргир и решил моему охотнику армейские привычки вбить.
— Прекратить! — рявкнул я и свитки принесённые грудой у стены свалил, — это что такое?
Услышу еще раз от кого этого «господина лейтенанта» — в глотку обратно кулаком забью.
Ясно? Сядьте!
Замолчали школяры. Гез сразу на пол бухнулся, а Феларгир заозирался. Ну да, пыльно на полу. Отдельных классов в лагере для занятий нет. Да они у нас как таковые редко случаются — одни тренировки. Поэтому я школярам своим в развалинах поместья утром встречу назначил. Пару-тройку комнат в доме мы в некотором порядке поддерживаем — для всяких-разных случаев.
Феларгир тоже сел, наконец. Вытер ладонью участок пола и аккуратно на него примостился. Гез злобно в его сторону взглядом постреливает. Точно, это легионер позаботился о том, чтобы меня достойно встретить.
— Феларгир. Тебе тут не армия. У нас порядки свои, и не на пустом месте построены. В армии ты с противником близко только на поле боя сходишься. А у нас — противник следит за тобой сразу, как ты вошел в лес, слышит каждое твоё слово и видит каждый твой жест. Речь нашу бестии понимают, и ума первым делом лейтенантов перебить у них хватит. Понятно?
— Понятно, — кивнул, — но как тогда к командиру обращаться?
— Как к живому человеку, а не как к идолу. Не то, чтобы у нас было запрещено по званию обращаться. Но привыкнув меня лейтенантом величать, ты и в лесу можешь по привычке так же ляпнуть. Поэтому для вас я — Шелест. Не «господин Шелест», не «лейтенант Шелест». Просто — «Шелест». Понятно?
Я обоих взглядом окинул — оба кивнули. Поняли? Вряд ли.
— Феларгир, в первую очередь тебе говорю, но и ты, Гез слушай. В армии всё сделано так, чтобы легионер большую часть времени по привычке действовал. Не раздумывая, не сомневаясь: приказали — сделал. Для армии это правильно. Если каждый легионер начнет приказы обдумывать, то не легион получится, а бордель. Но у нас — не так. И тому есть веская причина — лес. Заведи ты в лес хоть десять легионов под командованием лучших легатов — все там сгинут. Потому что даже самый глазастый человек не увидит в лесу дальше верса, а противник — увидит. Потому что в лесу ты понятия не имеешь о том, где и какой численностью расположился враг, а он — всё про тебя знает. Потому что в лесу бесполезно поддерживать строй — буреломы и овраги рассекут и рассеют твои манипулы намного лучше тяжёлой конницы. О том, что твой фланг разбит, в лесу ты узнаешь только тогда, когда наткнешься на трупы. О том, что противник отступил и ушёл, ты поймёшь только через пару дней — и то не рекомендую расслабляться. О том, что к противнику подошло подкрепление, ты, скорее всего, вообще уже не узнаешь — некому будет узнавать.
А все твои бойцы — не умеющие думать болванчики, которые только приказы выполнять умеют. Что ты им приказывать будешь, а главное — как? Вестовыми? В лесу? Это даже не смешно.
Я перевёл дух. Легионер выглядел растерянным — я даже посочувствовал ему немножко.
Как же — всю жизнь положить на то, что считал военным ремеслом, считать себя профессионалом в этой области и вдруг понять, что весь твой опыт годится только для сточной канавы? Неприятно, наверно.
— Поэтому у нас командиры — это не носители воли богов, каждое слово которых надо выполнять в точности не задумываясь, нет. Лейтенанты — это просто более опытные ваши товарищи. С ними можно и нужно спорить, если вы уверены в своей правоте и если для споров есть время. Когда поблизости нет лейтенанта — не беда. Первый командир для егеря — он сам, на том и стойте. Неважно, что в лес зашла полная кохорса. Если ты видишь рядом с собой двоих — считай, что вас в лесу трое. И делайте втроём все то, что нужно для выполнения вашей задачи. Если никого рядом не видишь — считай, что ты в лесу один и выполняй свою задачу в одиночку. И всё время думай. Смотри по сторонам, оценивай, предвидь, меняй свою задачу в зависимости от обстановки. Думай. Сделал что по привычке — сам погиб и товарищей подвёл. Даже если просто звание по привычке упомянул.
Легионер совсем загрустил, а вот Гез, наоборот, обрадованным выглядит.
— Можно спросить?
— Без «можно». Просто спрашивай.
— А почему «Шелест»? — Гез запнулся и заторопился, испугавшись, похоже, что я пойму его неправильно, — в смысле, это же кличка? По имени называть тоже нельзя?
— Почему нельзя? Можно и по именам обращаться. Главное только чтобы все поняли, к кому ты обращаешься. Вот у нас в кохорсе двенадцать… — я поморщился и поправился — одиннадцать Гаев, восемь Юлиев, пятеро Марков, ну и так далее. Можно, конечно, полным именем звать, все номены упомянув, так в лесу на это просто времени может не хватить. Или вот еще есть у нас слухач хороший, вольноотпущенник из фригийской семьи, по имени Кайструпедионопор. И что, как ты в лесу его внимание к звуку необычному привлечешь: «Кайс…трупе… твою мать… дио…но…пор, чтоб тебя! Что это пискнуло?»
Школяры заулыбались.
— А так его просто «Ухом» кличут. Правда, проще?