— Вы хотите ее увидеть…

— Да, — улыбнулся Пейс.

Старик кивнул и посторонился, освобождая проход.

— Входите. Я позволю вам на нее посмотреть. Но она не продается. Забирать ее нельзя.

— Мне только посмотреть.

Похоже, гостиная занимала бо́льшую часть площади трейлера. Когда глаза Пейса привыкли к полутьме, он различил линии на полу, стене и потолке — остатки перегородок, некогда отделявших кухню, спальню и ванную. Мебели почти не было: холодильник без дверцы, покосившийся шифоньер, переполненная мусорная корзина, телевизор с разбитой трубкой. Посередине лежал свернутый спальный мешок в окружении пустых молочных пакетов, бутылок из-под виски и жирных бумажных пакетов от фастфуда. У передней стены стояли маленький унитаз, душевая кабина и маленькая раковина. Рядом с дверью, которая, наверное, вела в другую комнату, Пейс заметил старинную детскую кроватку из дерева. В ней сидела, свернувшись калачиком, голая девочка лет девяти или десяти и сосала палец.

Та самая девочка с трещиной позвоночника?

Пейс не хотел ни спрашивать, ни смотреть и просто шел за Дивайном через гостиную, обходя мусор и переступая через него; проходя мимо детской кроватки в другую комнату, он смотрел в пол.

Там было еще темнее. Если тут и были окна, то их полностью закрыли, причем не только газетой. Свет сюда почти не проникал, но когда Дивайн сказал: «Джесси, Авессалом», Пейс сумел разглядеть две тени, которые выступили из темноты и двинулись вслед за стариком.

Задняя дверь распахнулась, тьма рассеялась, и от яркого света на глазах Пейса выступили слезы. Сквозь влажную пелену он увидел и внутренность комнаты, в которой ничего не было, кроме пары ржавых шлюпочных якорей на куске клееной фанеры с пятнами крови, и своих новых товарищей: карлика и однорукой женщины средних лет.

У задней двери не было ни ступенек, ни даже ящика. Старик спрыгнул вниз, неловко приземлился и едва не упал. Потом обернулся и помог женщине, схватив ее за единственную руку. Карлик прыгнул сам и покатился по земле, прямо в сорняки. Пейс сошел осторожно, придерживаясь за дверной косяк, чтобы не упасть. Ему не нравилось, что он тут один с этими людьми, и ему было неловко от их молчания и — хоть это и неполиткорректно — уродства. Он уже жалел, что никому не сказал, куда направляется; было бы неплохо, если б хотя бы кто-то знал, где он, и пришел бы за ним, если он не вернется.

— Сюда, — сказал Дивайн.

Пейс пошел за ним через сухие сорняки к импровизированному навесу и в какой-то момент понял, что карлик идет уже не впереди него, а сзади — как будто сторожит.

Зачем? На тот случай, если он захочет повернуть назад? Захочет уйти?

Это нравилось ему все меньше и меньше, но Пейс проделал долгий путь и был полон решимости увидеть мумию.

Они подошли к навесу: ветхая фанерная крыша на четырех старых брусьях, прислоненных к валуну размером с «Фольксваген». Стен не было, разве что роль одной из них выполнял валун, но под крышей было темно, и Пейс увидел мумию только тогда, когда едва не наступил на нее. Они нарядили ее в женскую одежду. Вернее, в женское нижнее белье. Белые треугольные трусики прикрывали лобок, а кружевной бюстгальтер был плотно натянут на плоскую, впалую грудь. Никаких признаков того, что это женщина, Пейс не заметил, но и на мужчину было не похоже. Скорее обезьяна, а не человек: сутулые плечи и черная морщинистая кожа. Но лицо не было ни обезьяньим, ни человеческим. Безносое, с глубоко посаженными глазами, беззубым ртом, застывшим в ухмылке, и рыжей щетиной на округлой макушке. Отдельные черты не были такими уж уродливыми, но все вместе внушали страх. Пейс вспомнил о фигуре, нарисованной на центральной стене склада в каньоне Чако.

Но почему мумию одели в женское нижнее белье?

Пейс услышал тихое покашливание старика, и в его голове прозвучал тревожный звонок. Он понимал, что должен бежать отсюда со всех ног, но вел себя так, словно все было в полном порядке. Он только собрался спросить, где нашли мумию и может ли он исследовать этот участок, когда его ноги буквально взорвались болью от удара бейсбольной битой по икрам.

— Поклонись ей! — прошипел Дивайн. — На колени!

Пейс рухнул на землю; из глаз брызнули слезы. Он вскрикнул от боли, но грязная рука зажала ему рот, заставив умолкнуть. Он почувствовал вкус земли, прокисшего молока и фекалий. Его вырвало, но ему пришлось все проглотить.

— Проявите к ней уважение, профессор. Она вылечила мою малышку!

Это игра воображения или мумия действительно пошевелилась? Слезы мешали видеть, боль — думать. Неужели ему сломали ноги? Трудно сказать, но каждый раз, когда он пытался пошевелить стопами, проверить ноги, новая вспышка боли пронзала все тело. Пейс не знал, как выберется отсюда — если вообще выберется! — но надеялся, что Райан Лэдд сумеет сложить два плюс два и направит копов к этим психам, если…

Если что?

Если он исчезнет, если не вернется.

— У нее растут волосы, — сказал Дивайн. — Я брею ей голову каждый день, а за ночь они опять отрастают. — Он наклонился, и Пейс почувствовал зловонное дыхание старика. — Волосы — они лечат.

Пейса снова затошнило и чуть не вырвало, но он подавил позыв, боясь захлебнуться в собственной рвоте. Стоять на коленях было очень больно, и он почувствовал, что вот-вот упадет ничком, но тут ладонь Дивайна перестала зажимать ему рот, а сильные руки подхватили под мышки и подняли в воздух. Нужно было звать на помощь, пытаться убежать. Но Пейс лишь всхлипывал от невыносимой боли в ногах.

Сквозь слезы он видел, что Дивайн поддерживает его слева, карлик — справа. Женщина, должно быть, шла сзади.

Они тащили его за навес. Небольшой участок земли здесь был очищен от сорняков, и в центре его виднелась квадратная дыра, обрамленная деревянным брусом.

Колодец, подумал Пейс. Именно здесь они нашли мумию.

— Вот так, — сказал Дивайн. — Спасибо, что зашли, профессор!

Его бросили (или столкнули) в яму, и за долю секунды до того, как началось падение, Пейс увидел на черной земле дна большой белый предмет. Это был череп. Возможно, не тот самый череп, который сотрудники Эла привезли из Бауэра, но очень похожий.

Затем он полетел вниз, ударяясь головой и руками о плотный грунт и камни. Ударился о дно, так что у него перехватило дыхание, а травмированные ноги пронзила боль, но сознание все же не потерял.

Сверху до него донеслись голоса.

— Не разбился, — сказала женщина; удивление в ее голосе смешивалось со страхом.

— Он жив! — вскрикнул карлик.

Они умолкли. Пейс заставил себя открыть глаза и на дне колодца рядом с собой увидел не только череп, но и что-то похожее на осколки фарфоровых статуэток.

— Оставим его там, — сказал Дивайн. — Посмотрим, что будет.

Пейс закрыл глаза, уступая боли.

Голос старика слабел, становился неразборчивым по мере того, как они удалялись от колодца. Перед тем как голоса окончательно смолкли, Пейс услышал слова женщины:

— Может, она хочет оставить его в живых…

Зачем, черт возьми, он вообще баллотировался в мэры?

Эта мысль не в первый раз приходила в голову Майку Мендерсу, но серьезно задумался он об этом впервые.

Он сказал Теду Питерсу, чтобы тот поставил грузовик на стоянку у «Бургер Кинг» и начал выгружать камни. Солнце уже опускалось — его тень вытянулась и потянулась на восток, — и до его захода нужно закончить строительство баррикады.

В темноте придут монстры.

В результате последнего набега они уже потеряли шестнадцать человек, четырех мужчин, десять женщин и двух детей — мальчика и девочку. Взрослым вспороли животы и оставили умирать, мальчика и девочку утащили. Такого больше не должно повториться. По крайней мере, в его дежурство.

Баррикада выглядела прочной. Это была последняя из неукрепленных улиц, и они работали весь день. После того как камни уложат на место, на пост заступит милиция. Ни один монстр не прорвется.