Генри вспомнил о том парне из каньона Чако, с которым разговаривал на прошлой неделе. Как его звали? Пиканте? Рейс? Какое-то редкое имя…

Пейс!

Точно. Парень спрашивал, не находили ли в Меса-Верде какие-нибудь необычные артефакты и не наблюдали ли необъяснимых явлений. Генри знал, о чем идет речь, потому что до него тоже доходили эти слухи, но заверил парня, что тут ничего подобного не происходило. Тогда у него мелькнула мысль о доме, но этому открытию уже несколько лет, и за это время здесь не наблюдалось никаких странностей, поэтому он ничего не сказал.

Генри по-прежнему держался в тени рядом с тропой, довольно далеко от здания и очереди из потрепанных людей. Но даже с такого расстояния один факт был очевиден. Мужчины и женщины заходили в заднюю комнату, но не возвращались. Вернее, некоторые возвращались, но большинство — нет. Генри собирался наблюдать издалека, но теперь решил сам посмотреть, что там происходит.

Раньше они не обращали на него внимания, и рейнджер рассчитывал, что удача не оставит его. Решительно зашагав по тропе, он миновал очередь, выстроившуюся вдоль боковой стены дома. Никто не остановил его, не издал ни звука. Десятью минутами раньше все буйствовали, убивали невинных туристов, а теперь выглядели покорными, словно овцы. Генри прошел мимо обнаженной молодой женщины, перемазанной кровью и грязью, мимо длинноволосого мужчины в рваном комбинезоне. Впереди стена из необожженного кирпича упиралась в вертикальную поверхность скалы. В центре стены чернел прямоугольник размерами чуть меньше обычной двери — это был вход в заднюю комнату.

Высокий, весь покрытый татуировками парень в грязных обрезанных джинсах подошел ко входу, заглянул внутрь, замер на секунду, потом повернулся и пошел прочь от дома. Опередив следующего человека в очереди, Генри шагнул вперед и заглянул в дверной проем.

Задняя комната изменилась. Внутри теперь было царство костей, фантастический мир белых ребер, полированных черепов и обесцвеченных тазобедренных суставов, и все они словно светились изнутри и были аккуратно разложены в красивый узор, который почему-то ассоциировался с Рождеством. Раньше комната была пустой: голые стены из необожженного кирпича, ровный земляной пол. Теперь она превратилась во впечатляющую выставку… чего?

Скелетов, подсказал внутренний голос.

Не совсем. Сила, создавшая эту величественную картину, сумела из грубого материала сотворить настоящее волшебство.

Чья-то рука легла на его плечо, и следующий человек в очереди прошел мимо него в комнату. Мужчина провел пальцами по выставленным на обозрение локтевым суставам, берцовым костям и ключицам; на забрызганном кровью лице застыло выражение благоговейного ужаса.

А потом он исчез.

Все произошло быстро и просто, без всяких излишеств, и Генри был не столько шокирован, сколько восхищен; его снедало любопытство.

Да.

Он смотрел на то место, где исчез мужчина, и чувствовал, что его тянет туда. Совершенно очевидно, люди знали, что произойдет после того, как они войдут в комнату. И некоторые все равно входили. Большинство. Генри понимал. Знал. Почему последний не повернул назад.

Разум подсказывал, что нужно возвращаться в туристический центр, сообщить всем, что происходит, предупредить об этом месте.

Но есть ли в этом смысл? Забвение гораздо лучше. Одна мысль, что нужно бежать назад, объяснять, что он видел, пытаться описать происходящее, помогать в составлении какого-то плана, лишала его сил.

Женщина в лохмотьях пыталась протиснуться мимо него, но Генри протянул руку и остановил ее.

— Подожди!

Улыбаясь, он прошел через дверной проем.

И перестал существовать.

По дороге в Темпе атмосфера в машине была напряженной. Вернувшись из Нью-Мексико, Глен и Мелани нервничали, не зная, что происходит. Не зная наверняка. И хотя подозревали, что с Элом что-то случилось, могли делать вид, что ничего не произошло и с ним всё в порядке.

Но не теперь.

Мелани уткнулась в ноутбук, лежавший у нее на коленях. Минувшей ночью они с Гленом составили хронологию событий, и сухие факты на экране заставили их трезво взглянуть на ситуацию, понять, насколько беспомощно и непоследовательно они вели себя перед лицом происходящего.

За окном виднелся одинокий заброшенный дом, а перед ним — поблекшая, хвастливая вывеска: «ЗЕМЛЯ В АРИЗОНЕ! НОВЫЕ РОСКОШНЫЕ УЧАСТКИ ПОД СТРОИТЕЛЬСТВО!»

Рон хотел поехать с ними, но его выпустили из тюрьмы только при условии, что он не будет покидать город. Условия залога требовали оставаться в пределах юрисдикции полиции Бауэра — в противном случае его ждал арест. Иен недвусмысленно заявил об этом, но Мелани с Гленом еще раз повторили это Рону, и он сказал, что все понял, что им не стоит волноваться и у него нет намерения скрываться от правосудия.

— Плакали мои денежки, — пошутил Глен, когда они распрощались с Роном в мотеле. Но это была лишь наполовину шутка. Мелани тоже сомневалась, застанут ли они его в городе, когда вернутся.

Они снова поехали на машине Глена. В этот раз в багажнике ничего такого не было, но их не покидало ощущение, что череп оставил после себя некий след, психологическую спору, влиявшую на их настроение. Они раздражали друг друга; спорадические попытки завязать разговор становились все реже, а потом и совсем прекратились. Пастбища сменились лесом, лес пустыней.

Они были в получасе езды от Пейсона, почти у Санфлауэра, когда Мелани вдруг спросила:

— А где мы остановимся?

— Остановимся? — переспросил Глен.

— В Солнечной Долине.

— Не знаю. В гостинице.

— Ты безработный, а я — хочешь, верь, а хочешь, нет — не накопила денег из своей скромной учительской зарплаты. Думаю, нужно спросить профессора Маккормака, получаем ли мы по-прежнему жалованье от университета. Возможно, они оплатят нам счет.

— У меня есть деньги, — сказал Глен.

— И надолго их хватит, если ты и дальше будешь швыряться ими, выкупая из тюрьмы студентов университета и проделывая сотни миль по просьбе профессоров, с которыми даже не знаком?

Глен пожал плечами, демонстрируя, что такие приземленные экономические вопросы даже не приходили ему в голову.

— Давай подумаем об этом позже.

Никто из них не знал, где находится университетская кафедра археологии Университета штата Аризона. Они также не знали, где найти бесплатную парковку. Поэтому Глен оставил машину у ближайшего торгового центра, и, несмотря на летнюю жару, они прошли пешком целый квартал до кампуса и бродили по нему, пока не наткнулись на схему, которая указала им на нужное здание.

Маккормак был у себя в кабинете — маленьком помещении с грудами книг и костей до самого потолка и встроенными полками, на которых размещалась впечатляющая коллекция индейской керамики. Профессор говорил по телефону, и они сначала услышали его, а только потом увидели. Громкий хрипловатый голос из единственной двери разносился по пустому коридору: «Твоя мать стояла на карачках, и я так оттрахал ее в зад, что твой отец и двое его приятелей могли бы хором трахнуть ее, и она бы даже не заметила!»

Глен постучал по дверному косяку, и Маккормак, смутившись, тут же повесил трубку.

— Извините, — сказал он.

— С кем вы разговаривали?

— «Горячая линия» сторонников превосходства белой расы. Периодически звоню и достаю их.

— Кто-то же должен это делать, я так думаю, — сказала Мелани.

— Именно так я на это и смотрю.

— Я Глен, а это Мелани. Мы с раскопок в Бауэре. Помощники Эла.

— Да, да. Проходите, садитесь. Я вас ждал. — Маккормак встал. Это был высокий и массивный краснолицый мужчина, больше похожий на мусорщика, чем на университетского профессора. Он пожал им обоим руки. — Прошу прощения, что заставил вас проделать весь этот путь, но…

Он умолк. Маккормак не производил впечатления человека, который не может подобрать нужных слов, и его молчание беспокоило Мелани.