Тень замерла, и хотя Винс не мог видеть черты лица на плоской черной голове, у него создалось впечатление, что она остановилась, чтобы посмотреть на него, что она разглядывает его.

Потом тень опять поползла — рывками, как в старом фильме — по стене, по карте Аризоны, перебралась через витрину, миновала угол и окно на улицу. Тень проступила через стекло двери — то есть была внутри, а секунду спустя уже снаружи. Она замерла в воздухе, подсвеченная сзади уличным фонарем, а затем… растворилась без следа.

Все вокруг внезапно пришло в движение: крышки витрин распахивались, стекло разлеталось на куски, книги падали с полок. Винс спрятался за письменный стол и протянул руку к выключателю. Он думал, что свет не зажжется, что провода обрезаны, и уже был готов схватить фонарь, который предусмотрительно сунул в рюкзак, но лампы дневного света на потолке заморгали, а затем залили комнату резким белым светом.

Артефакты словно сошли с ума. Чаши и горшки сами собой раскачивались взад-вперед. Наконечники стрел бешено вращались на полках. Ожерелья ползли по крышкам столов, словно дождевые черви. На полу ступки с пестиками отбивали безумную дробь. Винс предположил, что исчезновение той странной тени стало причиной появления какой-то физической силы, которая привела все в движение, но артефакты продолжали двигаться самостоятельно, будто живые, причем двигаться целенаправленно, а не под действием внешней силы.

В городе уже несколько недель ходили слухи о подобных происшествиях, рассказы об оживших артефактах — двигающихся масках, ходящих куклах или глиняных черепках, которые меняют положение, когда никто не видит. Винс знал, что не первый сталкивается с этим явлением. Эпидемия оживших древностей распространялась по всему Юго-Западу.

Но ему все равно было страшно.

Заметив летящий ему в голову сломанный дротик, Винс пригнулся. Дротик ударился в стену за его спиной, не причинив вреда.

Среди всего этого хаоса внимание Винса привлекли две большие, вырезанные из камня фигуры, направлявшиеся к двери, — тотемы позднего периода анасази. В отличие от других артефактов, перемещавшихся внутри маленького музея, эти двое явно собирались сбежать. Создавалось впечатление, что все остальные звуки и перемещения предназначены для того, чтобы отвлечь внимание от двух каменных идолов.

Послышался звон разбитого стекла — сначала одна, потом другая фигура прошла сквозь стеклянную дверь на тротуар. Винс не понимал, какая сила приводит их в движение. Каждая была вырезана из цельного куска базальта, и ног у них не было, только контуры внизу сужающегося камня. Тем не менее они быстро перемещались, не раскачиваясь и не подпрыгивая, — движение было плавным, словно на колесах или на роликах.

За ними через порог двери перевалила соломенная корзина, а потом — переваливающаяся с боку на бок ступка и стайка глиняных черепков.

Винс подумал, что нужно позвонить в полицию или Дане Петерс, президенту археологического общества, но эти артефакты двигались. Поэтому он схватил цифровую видеокамеру, которую предусмотрительно положил в боковой карман рюкзака, чтобы ее можно было быстро достать, и выскочил на улицу, переступая через шлепающие сандалии и звенящие раковины с резьбой, которые ныряли в дыру в двери, и стараясь не порезаться осколками стекла.

Снаружи тоже все изменилось. Он жил в Спрингервилле уже девять месяцев, после того, как согласился на эту стажировку, и теперь нисколько не сомневался, что этой ночью город стал другим; Винса не покидало ощущение, что все находится не на своих местах. Город выглядел пустым, безлюдным, и все полчище древностей, музейные экспонаты, выползавшие на улицу и пересекавшие шоссе, не сталкивались с людьми. По дороге всегда кто-то ехал, в Нью-Мексико или обратно, и отсутствие людей и машин выглядело странным.

Винс снимал камерой необычную процессию, стараясь держаться на безопасном расстоянии. Бросив взгляд на дома позади первого ряда магазинов, он с облегчением увидел свет на крыльце и мерцание телевизоров, но ему очень хотелось увидеть хотя бы одного живого человека. Винс понимал, что это паранойя, но ему нужно было знать, что жители города не исчезли, не растворились в воздухе.

Паранойя? Кого он пытается обмануть? Он идет вслед за артефактами анасази по шоссе посреди ночи после того, как они сбежали из музея. От этого совсем недалеко до массового исчезновения жителей целого города.

За забором из сетки-рабицы Винс увидел горящие глаза черного лабрадора Клиффа Рогана, который пристально смотрел на него; в лунном свете они казались очень яркими. Обычно сторожевой пес прыгал и заливался лаем от малейшего ветерка. Но теперь животное молчало, замерев на месте.

Винс прибавил шагу и немного приблизился к артефактам, чтобы пройти как можно дальше от собаки.

По-прежнему ни движения, ни звука.

Фигурки из базальта свернули с шоссе влево, на узкую грунтовую дорогу. За ними последовали остальные артефакты, и Винс вдруг понял, куда они направляются.

К руинам.

Возвращаются к руинам. Потому что все они были откопаны в Хантингтон-Меса, пролежав в земле почти тысячу лет. Очевидно, теперь они стремились домой.

Дорога внезапно закончилась, но артефакты не остановились, продолжая двигаться в пустыню, к горе с плоской вершиной. У них явно не было намерения воспользоваться дорогой для внедорожников, ведущей в древнее поселение. Они шли напрямую.

Их движение было целенаправленным?!

Все это казалось абсурдом — настоящим безумием.

Винс сделал несколько шагов по пересеченной местности, продолжая снимать, потом остановился и выключил камеру. На руины он не собирался. От этих кив бросало в дрожь даже днем, и одна мысль, что он пойдет туда один, ночью, когда две каменные фигуры и их эскорт перемещаются по древним помещениям, пугала его до смерти. Он уже сделал достаточно, более чем достаточно, и утром нужно будет загрузить в компьютер отснятый материал и отправить археологическому обществу, полиции, управлению шерифа и всем остальным, кто захочет это увидеть.

Почувствовал движение справа от себя, Винс вздрогнул. Сердце выскакивало из груди. На камне сидел старый индеец и наблюдал за происходящим. Он точь-в-точь совпадал с расистским стереотипом — шерстяная накидка и бутылка виски в руке. Индеец не казался испуганным или удивленным; он спокойно наблюдал, словно такие вещи случались каждый день.

Винс хотел спросить, почему старик не был шокирован ожившими предметами, но индеец вытянул руку и указал на плоскую вершину горы.

— Они пришли.

Винс почувствовал озноб. И действительно, на горе появились какие-то фигуры — в лунном свете виднелись рога, волосы и странные, бугристые тела. Они шли не по краю, а по тропинке, которая вела от руин на запад.

— Кто они? — спросил Винс почему-то шепотом.

— Другие.

Другие. Ему это не нравилось. У него мелькнула мысль, что старик не настоящий — видение, посланное для того, чтобы объяснить происходящее и указать, что он должен делать. Но запах виски был настоящим — и сильным, — как и порывы ночного ветра, которые теребили его волосы и развевали длинные пряди седой гривы старика.

— Кто такие «Другие»?

Старый индеец глотнул виски.

— Не знаю. Точно не знаю. Но они — не мы.

— Но вы уже видели нечто подобное? Вы знаете, что происходит?

— Нет.

— А как насчет…

Но индеец уже шел прочь — не в сторону горы и не назад, к дороге, а по усеянной валунами земле к огонькам далекого ранчо, двигаясь с преувеличенной осторожностью пьяного.

— Я просто… — крикнул ему вслед Винс.

Старик поднял руку, призывая к молчанию, но не остановился.

Винс снова повернулся к горе. Фигур на плоской вершине больше не было, а артефакты растворились в ночной тьме. Порыв холодного ветра ударил ему в лицо. Он посмотрел на цифровую камеру в руке, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и пошел в сторону города.

Утром Винс приехал на вершину горы, не зная, что его там ждет, — просто хотел проверить, не осталось ли там чего-то необычного после ночного… происшествия.