– Сдаться? Для чего? Чтобы нас бросили за решётку? Чтобы я, спасая свою шкуру, признался во всех грехах? Нет, этого не будет! Я уже сказал об этом своему народу в радиообращении.

– Они обещают, что выпустят нас из страны! Мы сможем перебраться к Фидэлю, а, может, даже и в Советский…

– Это всё ложь, – перебил его президент. – Точно такую же мы слышали всё лето.

«Советский… Союз? – предположила Самико. – Выходит, эти парни на одной стороне с Советами, выходит, это наши враги?» – Она, конечно, не знала о том, что СССР объявил Японии войну сразу после бомбардировки американцами её города, но среди населения империи эта загадочная страна евреев-большевиков всегда представлялась как потенциальный враг. К тому же, она противостояла союзной Германии.

– Боже мой! – продолжал кипятиться Мануэль, – у нас нет никаких шансов! Они взяли город в кольцо, солдаты уже на улицах! У наших сторонников нет оружия, мы не можем противостоять армии!

– Сдавайтесь, если хотите… – махнул рукой президент. – Я решил оставаться здесь и держать оборону до последнего…

– Что? А, бросьте! Вы наслушались сказок этих ваших… – Мануэль махнул рукой в сторону портретов. – Деятелей! Посмотрите, к чему нас всех это привело!

– И после этих слов вы предлагаете мне бежать на Кубу? – Президент грузно поднялся из-за стола, и, подойдя к Мануэлю, обнял его за плечи. – Прощайте, мой друг! Вы оставались верным соратником в нашей борьбе за свободу, за коммунистическое будущее… Но сегодня мы проиграли. Я оказался страшно недальновиден, дав им столько власти… Я верил своим подданным… Мне нужно было раньше понять, что происходит, но я был слишком занят собственной политикой. Плебисцит… Даже этот чёртов плебисцит мы не успели… Да, надо было послушать Пратса… Теперь я заплачу за всё это сполна…

Мануэль молчал. Он затравлено оглянулся на дверь, затем – на президента. Отстранившись от него, он поднёс руку к голове, отсалютовал. После этого быстро повернулся, но, сделав пару шагов в сторону двери, остановился.

– Хотите остаться героем? – не поворачиваясь, бросил он. Но, не дождавшись ответа, вышел.

Самико видела, как президент вернулся к столу, взял в руки автомат. Он поднял голову, посмотрел на один из портретов и тихо произнёс, почти прошептал:

– Вот он и пригодился…

Тут Самико поняла, что может не только смотреть в одном направлении, но и обозревать панораму. Она направила свой взгляд назад и увидела красивое окно, за которым, судя по звукам выстрелов, происходило отдалённое сражение.

Она решила покинуть кабинет президента и подобно призраку последовала за Мануэлем. Нагнав его в коридоре, когда он подходил к группе таких же, как и он вооружённых людей, стоявших рядом с парадной лестницей, Самико услышала оживлённый разговор:

– Он не желает выходить. Я не смог убедить его, – проговорил Мануэль.

– Всё кончено, мы продержимся тут максимум час, – бросил другой боец. – Что будем делать?

– Я предлагаю сдаваться! – крикнул какой-то парень. – Что толку, если мы убьём еще десяток солдат? Мы уже ничего не изменим!

– Фернандо прав, какой смысл сопротивляться, если у них в руках самолёты? – крикнул кто-то ещё.

Самико задумалась.

«Это плохие парни или хорошие? Совершенно точно, что они набедокурили, а теперь наступила расплата. Наверное, их президент, подобно нашему Императору, посчитал благом захват соседних государств? Решил сам вершить волю других народов? Сделать свою страну империей, как и нашу? Или как немецкий Рейх, канцлер которого хотел объединить всю Европу под своим руководством…»

Самико поразилась своим мыслям. Раньше ей бы и в голову не пришла фраза «захват соседних государств». Война Японии с сопредельными странами носила священный характер, ставила своей целью укрепление империи и возрождение японской нации. Даже жестокое уничтожение Нанкина девушка считала благом для своей страны. А теперь Самико склоняется к мысли, что это был захват…

«Возможно, это последствия той вспышки, контузия, временное помутнение рассудка, – успокаивала она себя, – это пройдёт».

Вооружённые люди продолжали спорить. Несколько человек, что-то громко прокричав, побежали по лестнице вниз; среди них бежал и Мануэль. Самико поплыла следом за ним.

Они подошли к парадным дверям, испещрённым многочисленными следами пуль. Один из беглецов бросил автомат на пол и вынул из кармана белую тряпку, подняв её высоко над головой. Остальные также сняли с себя автоматы, в том числе и Мануэль, и, побросав их у стены, двинулись за ним.

На площади перед дворцом никого не было. Лишь несколько припаркованных у фасада автомобилей, получивших уже свою порцию свинца, да незначительный мусор. По периметру площади, теснясь к высоким многоэтажным офисным коробкам, будто тисками сжимающими дворец, стояли танки и грузовики. В небе над дворцом низко пролетел самолёт. Таких Самико ещё не видела и, не имея никакого другого объяснения происходящему, заключила, что находится в будущем. В будущем, всё ещё объятым пламенем взаимного истребления…

«Неужели этот ужас ещё не закончился? – подумала она. – И что стало с Японией, что стало с моими родителями?»

Она вспомнила надменное лицо Мисоры, её браваду. Ей стало искренне жаль подругу, которая сгорела вместе с мостом в той адской вспышке. И родителей стало жалко, и дядю Суэхиро… И всех жителей, и всех солдат… И себя тоже… Сколько ещё городов было сожжено этим новым оружием? Или… целя страна?!

Группа людей, тем временем, под защитой белой тряпки быстро двигалась по краю фасада. В этот момент ещё один бомбардировщик совершил снижение и выпустил по дворцу реактивный снаряд. Он врезался в одно из окон, разорвавшись клубами пламени и дыма, обрушив вниз куски камней и оконных решёток.

Группа шарахнулась, и парень с белым флагом ещё отчаяннее замахал своей тряпкой.

– Солдаты, скорее всего, заняли позиции на крышах офисов, мы для них лёгкая мишень! – прокричал Фернандо.

– Ничего, – отозвался парень с флагом, – они нас не тронут…

– Уверен?

– Не очень…

Они достигли края здания, перебежали через дорогу. Прямо перед ними оказалась баррикада с несколькими солдатами и двумя офицерами.

– Не стреляйте! – крикнул Мануэль. – Мы без оружия!

Солдаты вышли из укрепления, держа группу под прицелом автоматов.

– Руки на затылок! – скомандовал офицер. Он что-то сообщил по рации и добавил:

– Встать у той стены, пока не приедет транспорт. За любое движение – расстрел на месте.

Люди разместились у стены, расставив ноги, скрестив руки на затылке. Их было пять человек. Один из солдат стал позади них, направив на них автомат.

«У солдат другое оружие, – отметила Самико. – Значит, это армия другого государства? Они агрессоры или воины-освободители, несущие возмездие? Наши… союзники?»

Снова затрещали очереди, раздалось несколько взрывов. Самико увидела, как со стороны городского квартала быстро подъезжает грузовик, как оттуда спрыгивают солдаты. Всех пятерых пленных заставили сесть в кузов, двое солдат уселись с ними. Грузовик отъехал, быстро нырнув в одну из боковых улиц; за ним последовала и Самико.

Мимо проносились улицы. Самико видела везде следы недавнего, а местами всё ещё продолжающегося боя: битое стекло, баррикады, трупы людей… Она уже привыкла к этим картинам, и они не пугали. А грузовик ехал дальше, миновал ещё одну площадь, свернул, начал петлять по неизвестным кварталам города. Остановился у очередного патруля, военные принялись сверять документы… Через минуту конвой был снова в пути.

Мануэль наклонился к одному из парней и тихо сказал:

– Интересно, Себастьян, в какую тюрьму нас везут?

– В какую бы ни отвезли, ничего хорошего нас там не ждёт, – буркнул в ответ парень.

– Я так не думаю. То, что происходит сейчас – эта стихия, такие вещи неизбежны. Президенту нужно было пойти на уступки, и он остановил бы кровопролитие. Чёрт… Нет, он решил биться до конца, а теперь и мы, мы, те, кто направлял страну на новый курс, стали заложниками бунтарей! Жаль, конечно, что всё так получилось, чертовски жаль… Ведь вот-вот должен был состояться плебисцит!