- А где все остальные? - минуту погодя, спросил мистер МакДил.

   - Приходили мистер Шаурбах и господин Франий, - отвечал Мергли. - Господин Франий спросил, кто не занят, а потом вызвал наблюдателей. Они всех забрали, а меня оставили... Мистер Шаурбах сказал, что на Радужной установили полсотни новых тер­миналов и их нужно настроить.

   - Ясно... - тяжело вздохнул Генрих, а потом прибавил. - А какой сегодня день?

   Мергли удивленно посмотрел на начальника в ожидании какого-нибудь подвоха, но ответил:

   - Семнадцатое, понедельник.

   - КАК?! - внезапно взорвался мистер МакДил. - Вчера было семнадцатое! ВЧЕРА был понедельник! БЫЛ! Что это за массовый психоз?! Мергли! Что мы сделали вчера?

   - Переименовали буферную переменную... - испуганно ответил Мергли, еще ни­когда раньше не видавший начальника в таком возбужденном состоянии.

   - Так как, КАК сегодня может быть понедельник?! Мы работаем по понедельни­кам, средам и пятницам -- Вы же знаете расписание. ПОЧЕМУ у вас ВСЕХ сегодня понедельник? Вы сами, Мергли, САМИ подтверждаете, что вчера был понедельник, ПОЧЕМУ сегодня не вторник тогда?!

   - Я не знаю... - прижавшись к спинке стула, повел плечами Мергли. Он никогда не задавался такими вопросами, он, как и все, знал, что сегодня, именно сейчас, дол­жен быть понедельник, и никак иначе. То, что сейчас говорил мистер МакДил, его ужасно заинтересовало, но и в то же время напугало. Факт был: он помнил, чем зани­мался вчера здесь, на восьмом этаже, в рабочий день, скорее всего, в понедельник. Но почему-то, как будто бы кто-то недобрый нашептал, он свято верил в истинное суще­ствование сегодняшнего понедельника. Если бы мистер МакДил не задал ему этот во­прос, он бы и продолжал верить тому, что было сказано кем-то свыше, но теперь, когда была задета эта тонкая струна, у него происходил разрыв утвердившегося шаблона. Он не мог понять, где истина и где ложь. Был лишь факт и противоречащее ему убежде­ние.

   - Я не знаю... - снова повторил Мергли. - Я

думал,

что сегодня понедельник...

   - Черт... - Генрих выругался в сторону и поспешил к себе в кабинет. Прежде чем хлопнуть за собой дверью, он прибавил. - Меня нет. Заболел.

XX

   Все когда-нибудь заканчивается -- это мы уже говорили и не раз. У всего есть свои пределы, а если мы их не видим, то это уже наши проблемы. Боги не могут обере­гать мир вечно и уже на момент его сотворения объявляют точное время -- когда им это дело наскучит. Это нужно еще и для того, чтобы духи-хранители могли встретить Исход. Терпению Франия и его желанию контролировать спокойствие в Городе тоже медленно подходил конец.

   Каждое утро нового-старого дня он смотрел на застывшие наручные часы и, кор­ча самые невообразимые гримасы, шипел: "Это будет длиться еще бесконечно долго! Их невозможно терпеть! А тут еще кристаллы оберегать надо! Нет! Это невозможно... Я не знаю, что произойдет раньше: все камни выйдут из строя, разрушится Междуми­рье и Совет порвет меня на мелкие клочки или же я сам сдамся в лапы Совета... Нет... никакого всемогущества не хватит, чтобы выдержать это... И почему только эти жалкие существа грызутся за власть?.."

   Потом он снова глядел на часы и, не замечая ни малейшего движения стрелок, которое должно было означать приближение неизбежности, уходил в библиотеку. Так продолжалось уже многие и многие годы, и ничего не менялось на часах. Но однажды, когда красным светом сверкнул очередной камень, Франий решился.

   - Хватит! Надоели! Даже с огнедышащими демонами было проще! Альфо, чер­тов светляк! Будьте все вы прокляты! Пусть Совет нагрянет сюда! Плевать! У меня есть своя правда. Они хотели уничтожить Фенрот? Пусть уничтожают! Я дам и повод. Пусть погибнет все. Тогда Книга Судеб подтвердит мои слова, и Истинная Справедли­вость покарает этих мерзких поборников всеобщего счастья под их эгидой! Отдам им какой-нибудь камень, что они показали себя во всей красе. Пусть мучат его, выпытыва­ют все что угодно, а потом, найдя предлог, уничтожат Фенрот! Да! Гори все! Пусть ни­чего не останется! Перечеркните все труды Высших и поставьте крест на самих себе! И все это ради "светлого будущего"... - Франий залился диким хохотом. Трясясь от воз­буждения, он посмотрел на часы -- Хронометр Неизбежности начал отсчет...

XXI

   Страшная кара -- быть забытым... Каждый день в Серебряном Городе умирали десятки людей и столько же появлялись на свет. Одни рождались из пепла, другие ухо­дили в небытие, и все это происходило незаметно... даже для самых родных и близ­ких...

   В пять часов после полудня, когда солнце было в пятидесяти градусах от гори­зонта, мистеру Шаурбаху, мирно дремавшему в своем кресле, стало плохо. Что-то кольнуло у него в левом боку, он резко разлепил веки и выпучил испуганные круглые глаза, стал бешено хватать ртом воздух. Правою рукой судорожно схватился за сердце, а левой лихорадочно забил по нижней поверхности стола, пытаясь попасть по тревож­ной кнопке.

   Наконец дергающийся указательный палец зацепил маленький бугорок под крышкой. Завыла серена. Вдруг он почувствовал, как острая игла вонзается ему в серд­це. Он захрипел, неестественно выгнулся, вывалил язык. Что-то щелкнуло, и он, об­мякший, с безумными глазами, опустил скрюченные руки и затих...

   Широко распахнулась дверь, и в кабинет вошли два наблюдателя. Они увидели сидящего в чудовищной позе человека, переглянулись и, нажав на кнопки своих пере­датчиков, молча вынесли его прочь вместе с креслом...

   Мистер Шаурбах испустил дух...

XXII

   Весть о кончине горячо любимого начальника, особенно любимого за то, что не оставил преемника, разнеслась мгновенно. Сначала переполошился весь седьмой, на котором визжала серена, этаж, обитаемый бесчисленными замами, у которых теперь появился очень веский повод выяснить, кто из них самый-самый зам. Затем всколых­нулся почти пустой первый этаж, посещаемый толь либо из-за наличия столовой, либо из-за невозможности его миновать -- наблюдатели решили вынести тело через парад­ный вход и естественно попали под обстрел любопытных взглядов. Дальше все слу­чайные свидетели понесли горячую новость по своим знакомым ушам, те, в свою оче­редь, - по своим, и так далее... В конечном итоге, уже через двадцать минут в "Май­КроссОверОлл" нагрянули все более-менее крупные вкладчики, акционеры, кредито­ры и прочая мелкая шушера, заинтересованная в деньгах фирмы.

   До мистера МакДила эта новостная волна докатилась чуть ли не в последнюю очередь лишь потому, что он наконец-то смог благополучно заснуть у себя в кабинете, закинув ноги на стол, а верный Мергли, решивший пока отбросить все самые страш­ные умозаключения, охранял покой начальника, отгоняя всех желающих его потрево­жить фразой: "Мистера МакДила сегодня нет".

   Генрих так бы ничего и не узнал, если бы Мергли не отлучился по нужде, а в это время бы не пришел Ифтель, который особо никогда ничего и не спрашивал, а сразу же летел напролом.

   Он чуть было не вышиб дверь, ворвался в кабинет и, увидев накрывшего лицо беретом и спящего мистера МакДила, хлопнул по столу, заставив его от такой внезап­ности подскочить и свалиться с кресла на пол.

   - Генрих! Черт бы тебя побрал! - вдобавок ко всему крикнул Ифтель. - Там Ша­урбах скопытился, а ты тут дрыхнешь!

   - А?.. Что?.. - мистер МакДил с трудом заполз обратно на кресло. - Что ж ты так... без предупреждения...

   - Давай пошевеливайся! Не то все пропустишь. Жду внизу. Быстрее! - Джон раз­вернулся и так же стремительно умчался прочь, при этом на выходе сшиб с ног вернув­шегося обратно Мергли и даже не извинился.

   Мистер МакДил успел почти вовремя, правда, ничего интересного он так и не увидел. Мистера Шаурбаха на кресле подкатили к небольшому стальному грузовичку, за рулем которого сидел господин Франий. Он издевательски подмигнул собравшейся толпе зевак и, пустив скупую слезу, произнес: