Лицо его было как у обычного государственного служащего: с легкой задумчиво­стью в глазах для виду и абсолютно безразличное ко всему творящемуся вокруг. Мож­но сказать, у него было две маски. Одну, изображавшую поддельную заинтересован­ность во всех тех бедах, с которыми к нему обратились, он надевал при встрече с более высокими чинами. Другую, выражающую наигранную веселость и увлеченность, он примерял крайне редко, когда его звали на какие-либо вечера у высокопоставленных господ. Для всех остальных случаев лицо его было каменным, маленькие карие глазки смотрели неизвестно куда, но явно на что-то важное (стрелку часов, пятнышко грязи на рукаве и т.д.), тонкие губы не искривлялись даже малейшей улыбкой, а длинный гордый нос словно собирался отклеиться и упасть к его начищенным до блеска ту­флям. Ну, а при встрече с совершенно обыкновенными людьми, не наделенными какой либо властью - потенциальными преступниками, как называл их сер Генри, он вообще предпочитал говорить с ними через далеко не свежую, пожелтевшую газету, полно­стью закрывая ею лицо, или - вообще стоя к ним спиной. Сейчас же, поднимаясь по ка­менным ступеням, отражая пробивающейся лысиной на затылке свет факелов, на тре­тий этаж в кабинет министра государственной безопасности, от которого и пришло из­вещение, сер Генри готовился нацепить первую "маску"

   На третьем этаже, возле запертой двери, ведущей к коридорам этажа, его встре­тил стражник. Презрительно осмотрев посетителя, он просунул серебряный ключ в скважину и отпер дверь. Сер Генри, не отрывая взгляда от топора в руках стража, про­шел мимо него и двинулся по коридору в поисках кабинета министра. В след он услы­шал глухое "постучите - открою" и скрип вновь проворачиваемого ключа.

   После длительного поиска, отдышавшись и отерев пот со лба, он осторожно по­стучал в деревянную дверь нужного кабинета.

   - Сию секундочку! - отозвался тонкий, приторный голосок, принадлежащий, судя по всему, министру безопасности Юфелию Сладкослову. Дверь отворилась. Ша­рообразный человечек, увешанный орденами, словно новогодняя елка, отступил от по­рога вправо и пригласил жестом войти в комнату. Сер Генри, выражая глубокое почте­ние, прошел вовнутрь. Кабинет министра безопасности, в отличие от кабинета покой­ного советника, не выделялся пестротой своего убранства. Сказать, что он вообще ни­чем не выделялся - значит, ничего не сказать. Здесь вообще ничего не было! Только одинокий, полуразвалившийся письменный стол из самой дешевой древесины да два таких же по качеству кресла. Стены - лишь голый черный камень. На существование когда-то камина намекала дыра в противоположной от двери стене. Люстры здесь тоже не было, о ее наличии, тоже когда-то, говорил лишь обрубок веревки, свисавший в цен­тре потолка. Ни шкафов, ни полок. Даже на этом единственном столе ничего не было! Ни бумаг, ни перьев, ящиков в нем тоже не наблюдалось, только грязь... Впервые на мгновение лицо следователя по особо важным делам изобразило неподдельное удивле­ние, но и оно было незамедлительно скрыто. Самые разные мысли могли родиться при виде подобного "убранства": прошелся тайфун, дерзкое ограбление, ремонт и т.п. Ис­тина же намного проще, но в то же время страннее. Юфелий Сладкослов крайне опа­сался за все свое имущество. Он собирал все свои вещи и прятал их в своем загород­ном доме. Поначалу это были лишь драгоценности и наряды, затем дошло до мебели, а теперь он пытался спрятать весь свой рабочий кабинет. Постоянный стук и звуки рабо­тающей каменоломной установки не могли оставаться долго незамеченными и бо­лезнь, а это оказалось именно болезнью, министра была раскрыта. Придворные маги смогли остановить ее развитие, но не исцелили Сладкослова. Разгром кабинета остано­вился, так что замок Его Величества успел потерять только камин и пару камней из западной стены, однако менее значительные предметы продолжали "прятаться" в доме министра. Их, конечно, возвращали, однако на следующий день они вновь "прятались". После длительный и безрезультатный попыток было решено изолировать министра от общества и содержать его в его собственном кабинете, выпуская только в самых критических ситуациях и то ненадолго. Но потом, исходя из физиологических особенностей Юфелия, область его содержания решили расширить до всего третьего этажа. Вопрос "почему его просто не прогнали со службы?" - до сих пор остается не­разрешенным.

   - Располагайтесь, - не стирая с маленького толстого лица фальшивую, кислотную улыбку, пригласил присесть на подставляемое долгожданному гостю полуразвалив­шееся кресло министр.

   - Пожалуй, нет - окинув всегда все замечающим взором "место посетителя", сер Генри отступил от заботливого хозяина на шаг назад.

   - Ваша воля, - Юфелий, звякнув медалями, отставил кресло, все-таки развалив­шееся при новом касании пола. - Беда! Беда! - изображая глубокое негодование, всплеснул руками министр, как будто толстый пингвин взмахнул не приспособленны­ми для полета крыльями. - Может винца? Вижу - Вам нужно. Сейчас позову...

   - Не надо, ваше превосходительство, может, сразу приступим к делу? - отступая, следователь уперся в неровную холодную стену, что значило, что все-таки придется "принять ближний бой" с таким замечательным человеком. Несмотря на обвешан­ность орденами, трудно было не заметить, насколько грязны его одежды. Нет, разнооб­разных наборов одеяний ему было предоставлено более чем достаточно, да и ванная комната присутствовала на этаже, однако все свои "лишние" костюмы он умудрился спрятать, а куда - никак не мог вспомнить, а выстирать тот единственный, который вот уже второй месяц на нем, он не мог, во-первых, потому что не умел, во-вторых, потому что боялся снять с него свои награды - кто-то ведь внезапно может их похитить! Ванну он не принимал по этой же самой причине, так что благовония, им источаемые, с трудом перебивались даже самыми качественными духами.

   - О! Конечно! - Юфелий все-таки подобрался к серу Генри. "О, Создатель! С та­ким министром безопасности никакая другая опасность не нужна!" - пытаясь подавить отвращение, мысленно стонал следователь по особо важным делам. Не известно, чего этим добился министр, но он этого явно добился, ибо сразу же, развернувшись, отошел к столику, сел на размещенное за ним кресло и, важно положив руки перед собой на стол, продолжил, переменив свой мерзко-обыденный тон на деловой и наконец-то спрятав свою отвратительную улыбку, от чего его лицо стало еще более надутым. - Этой ночью кто-то отравил первого советника Его покойного Величества. Доступными нам силами мы так и не можем выследить дерзкого преступника.

   - А почему вы решили, что он именно отравлен? - с некоторым облегчением сер Генри вопросительно посмотрел на поигрывающего пальцами министра, поспешно "поправляя" свою "первую маску", чуть было не слетевшую от массированной "атаки" Юфелия.

   - А потому, что следов крови никто не обнаружил, ран на теле тоже нет, а при­дворные маги утверждают, что наш дорогой советник обладал отменным здоровьем.

   - И чего же вы хотите и к чему такая секретность? - сер Генри теперь наконец­-таки говорил свободно, однако, на случай если министр начнет "убеждать", он начал медленное отступление к двери, удачно оставленной открытой.

   - Вас рекомендовали, как лучшего в своем деле, потому вас и вызвали из вашего Лизвилля. Вы ведь знаете, какое расстояние от Лизвилля до столицы? Мы за кем попа­ло бы не посылали гонца за тридевять земель. Не разочаровывайте нашу славную Им­перию в моем лице.

   - Что ж, свою задачу я осознал, однако, к чему секретность, можно было бы в письме изложить все, а так - мы только теряем время. - следователь уже нащупал пра­вой пяткой дверной проем (оборачиваться он не решался).

   - Могут возникнуть народные волнения по этому поводу, так что секретность необходима. Чего мы от вас и требуем. Никто, кроме стражи и всего комитета мини­стров, ничего не знает и не должен узнать, даже слуги.