Всё же хорошо, что он весной уговорил свою овдовевшую сестру, Марту Карр, поселиться в Монтичелло со всеми шестью детьми. Двум старшим дочерям скоро придёт пора выходить замуж, понадобятся деньги на приданое, но он вёл финансы этой семьи уже почти десять лет, с самой смерти дорогого его сердцу Дэбни Карра, и знал, откуда можно будет взять дополнительные средства. Он всегда мечтал иметь сына, и двенадцатилетний племянник Питер Карр, похоже, сумеет заполнить эту лакуну. У мальчика были явные способности к математике и иностранным языкам, и Джефферсону удавалось выделять время на занятия с ним.
Девочку, родившуюся у них в мае, Джефферсоны назвали Люси Элизабет, в память о дочери, умершей год назад. Бетти Хемингс говорила, что этого не следовало делать, что духи не любят, когда им бросают такой дерзкий вызов, но Марта настояла на своём. Она болела всю зиму, рожала опять тяжело — шутка сказать, седьмой раз! — и здоровье не возвращалось к ней даже под лучами летнего солнца. Доктор Гилмор только разводил руками и больше не пытался предлагать слабительные и кровопускания — знал, что Джефферсоны решительно разуверились в этих методах лечения.
«Племена американских индейцев не управляются законами, у них нет никаких форм принуждения, ни тени правительства. Их поступки контролируются только принятыми у них нормами поведения, моральным чувством, отделяющим правильное от неправильного. Нарушения наказываются общим презрением, изгнанием из племени или, в серьёзных случаях, как, например, убийство, возмездие берут на себя родственники погибшего. Такая система выглядит несовершенной, но преступления в их среде крайне редки. Примечательно, что языки разных племён так отличаются друг от друга, что общаться с иноплеменниками они могут только с помощью переводчика… Существует представление, что белые отнимали у них территорию при помощи военной силы. Однако в исторических отчётах и архивах мы находим бесчисленные упоминания о покупке земельных участков у индейцев за деньги и товары».
После разгрома британцев под Йорктауном война ушла из Виргинии. Доходили известия о военных стычках на юге, мощный британский гарнизон оставался в Нью-Йорке, цепь вражеских фортов на западной границе и в районе Великих озёр по-прежнему угрожала американским поселениям. Однако в Париже Бенджамин Франклин и Джон Адамc встретились с представителями Вестминстера, чтобы прощупать возможность заключения мирного договора.
Предварительные условия этого договора, зачитанные в парламенте, вызвали бурю негодования. Видные члены палаты лордов и палаты общин вставали один за другим и в своих речах объявляли любые уступки бунтовщикам национальным позором. Нет, Британия ещё не исчерпала своих ресурсов до конца! Её армия, её флот, её промышленность ещё способны противостоять объединённым силам Франции, Голландии и Испании, примкнувшим к восставшим колониям. А что будет с теми британскими подданными, которые в течение семи лет войны сохраняли верность короне? По предварительным условиям мира, решение судьбы лоялистов отдавалось на усмотрение законодательных собраний американских штатов. Не означало ли это отдать своих преданных союзников на милость их злейших врагов?
Пожар войны переместился на просторы океана. В апреле французский флот под командой адмирала де Грасса попытался соединиться с флотом испанцев. Но британцы перехватили его на пути, и в районе острова Мартиника завязалась тяжёлая битва. На французских кораблях помимо моряков находились солдаты десанта, поэтому их потери от артиллерийского огня были огромными: несколько тысяч человек по сравнению с несколькими сотнями англичан. Победа британского флота была полной, но теперь ему нужно было спешить на защиту Гибралтара. Вестминстер, похоже, был готов искать мира с американцами.
Джефферсон со вздохом откладывал газеты и возвращался к своим «Заметкам о Виргинии».
«Монтичелло расположено на возвышении, и это позволяет иногда наблюдать странный феномен, который редко случается на суше, но довольно часто на море. Моряки называют его “раздутие”. Учёные отстают от мореплавателей и ещё не дали названия этому явлению. Оно заключается в том, что удалённые предметы начинают выглядеть крупнее, чем близкие. Был случай в Иорктауне, когда наблюдатели на берегу увидели вдали лодку с тремя гребцами и она показалась им кораблём с тремя мачтами. В сорока милях к югу от Монтичелло есть гора Уиллис, имеющая обычную коническую форму. Но благодаря эффекту “раздутия” она иногда выглядит полушарием; иногда её стороны поднимаются перпендикулярно горизонту, а вершина кажется плоской и такой же широкой, как основание. Причём эти перемены могут происходить в течение одного утра».
Джефферсон иногда спрашивал себя: взялся бы он за писание этого труда без толчка со стороны? Вряд ли. Политическая жизнь, семейные заботы, хозяйственные хлопоты так тесно заполняли каждый день, что казалось — времени не могло остаться ни на что другое. Но вот два года назад он, как и все остальные губернаторы штатов, получил письмо от секретаря французского посольства маркиза Барбе-Марбуа с подробным списком вопросов о природе и населении Америки. Любознательного француза интересовало всё: реки, морские порты, горы, водопады, климат, организация милиции, индейцы, законы, финансы, история. Подробный вопросник, включённый в его письмо, избавлял от необходимости думать о композиции книги, он естественным образом превратился в её оглавление. К весне 1782 года объёмистый труд был почти закончен, теперь надо было работать над стилем, уточнять некоторые детали.
У постели больной дежурили по очереди: Бетти Хемингс — ночью и ранним утром, сестра Марта — днём, Джефферсон — вечерами. Новорождённую кормила одна из дочерей Бетти, у которой недавно родился сын. Жена просила приносить ей Люси Элизабет каждый день, клала рядом с собой на подушку, вглядывалась в личико спящей, трогала пальцем щёки и губы. В те дни, когда болезнь ослабляла свои тиски, она хотела, чтобы Джефферсон читал ей перед сном. Он старался выбирать тексты, не содержавшие ничего печального и горестного, однако замечал, что и чистые комедии — Шеридана, Бомарше, Вольтера — не веселили её.
— Не старайся угодить моему вкусу, — говорила больная, — следуй только своему. Потому что твой голос звучит гораздо лучше, когда ты читаешь то, что увлекает тебя самого.
Ей нравились знаменитые эссе Бенджамина Франклина, собранные в сборнике, названном «Альманах бедного Ричарда». Их простые и нравоучительные сентенции создавали у читателя иллюзию, что всё на свете можно упорядочить, улучшить, закрепить, исправить. «Если ты любишь жизнь, не растрачивай попусту время, ибо это тот самый материал, из которого она ткётся». «Налоги правительства уплачивать нелегко, но в пять раз тяжелее налоги, которые налагает на нас собственная лень и тщеславие». «В дом трудолюбивого голод может заглянуть, но войти не посмеет».
Летом пришло письмо от Томаса Пейна, в котором были вложены стихи молодого шотландца Роберта Бёрнса. Джефферсон читал их больной с таким воодушевлением, будто это был любовный мадригал возлюбленной, сочинённый им самим:
Любовь, как роза, роза красная,
Цветёт в моём саду.
Любовь моя — как песенка,
С которой в путь иду.
Сильнее красоты твоей
Моя любовь одна.
Она с тобой, пока моря
Не высохнут до дна.
Не высохнут моря, мой друг,
Не рушится гранит,
Не остановится песок,
А он, как жизнь, бежит…
Будь счастлива, моя любовь,
Прощай и не грусти.
Вернусь к тебе, хоть целый свет
Пришлось бы мне пройти!
[4]