Сказать по чести, мученический венец оказался не таким уж тяжёлым. Десятки рук протянулись со всех сторон на помощь осуждённому. Начальник ричмондской тюрьмы, старинный знакомый и протеже Джефферсона, пообещал, что узнику будет предоставлена отдельная камера, он будет обеспечен освещением, отоплением, бумагой и чернилами и сможет продолжать работу над вторым томом книги «Наши перспективы». Видные республиканцы в городе собирали по подписке деньги на уплату наложенного штрафа, на питание Кэллендера, на оплату содержания его сыновей, остававшихся в Филадельфии в доме добросердечного фермера. Сам губернатор Виргинии Джеймс Монро посетил его и удостоил беседой, в которой дал понять, что республиканцы, придя к власти, не забудут его героическую борьбу против засилья федералистов.
В тщеславных мечтах заключённый уже видел, как его кумир Томас Джефферсон выводит его из темницы и назначает почтмейстером города Ричмонда.
Не про такие ли повороты судьбы возвещает евангельское пророчество: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла? Всякий, кто упадёт на тот камень, разобьётся, а на кого он упадёт, того раздавит»?
Похоже, можно было оглядеться и возвращаться к своему любимому занятию: отыскивать следующую жертву, чтобы упасть на неё и раздавить.
Январь, 1801
«Я согласен с тем, что политика мистера Джефферсона сильно окрашена фанатизмом, что он был злонамеренным противником действий правительства Адамса, что он искусен и упорен в достижении поставленных целей, что он может пренебрегать правдой и умело лицемерить. Но не правы те, кто считает, что, следуя своим принципам, он может решиться на необдуманные поступки и меры. Скорее его характер склонен сохранять те социальные нововведения, которым он вначале противился, если они показали свою работоспособность. Что касается Аарона Бёрра, то ясно, что он человек экстремальных и нерегулируемых амбиций. У него нет твёрдых убеждений, и он легко может пойти по пути удовлетворения своих личных интересов. Может ли человек без принципов быть успешным государственным деятелем? Я полагаю, что нет».
Из частного письма Александра Гамильтона
Февраль, 1801
«На президентских выборах 1800 года мистер Джефферсон и мистер Бёрр получили одинаковое число голосов выборщиков, каждый по 73. Хотя многие, голосуя за Бёрра, имели в виду, что он займёт пост вице-президента, конституция требовала, чтобы в такой ситуации исход выборов решался голосованием в палате представителей конгресса. Здесь восемь штатов из шестнадцати проголосовали за Джефферсона, шесть — за Бёрра, а делегации двух штатов разделились поровну между федералистами и республиканцами, и они никак не могли высказаться в пользу того или другого. 35 раз проводилось голосование, и только на 36-й один федералист из штата Делавэр снял своё возражение против республиканского кандидата, и этот штат стал девятым “за”, что и принесло победу мистеру Джефферсону».
Дэвид Рэмси. История Соединённых Штатов
Март, 1801
«Наша обширная и плодородная земля, наш энергичный народ находятся в торговых отношениях с многими заокеанскими странами, которые уважают лишь силу и забывают о праве. Отголоски их раздоров докатываются до наших мирных берегов, и это нормально, что среди нас будут расхождения в мнениях о том, откуда нам грозит наибольшая опасность и какие меры необходимо принять для укрепления обороноспособности. Но, расходясь во мнениях, мы едины в своей преданности республиканскому правлению. В этом смысле мы все федералисты, мы все республиканцы. Некоторые честные люди опасаются, что наше правительство, представляющее собой эксперимент, невиданный в мировой истории, дающее надежду всему миру на возможность обретения свободы, не будет иметь достаточно силы. Я не согласен с этим. Я думаю, что, наоборот, только то правление, которое поддержано свободными гражданами, устремляющимися самоотверженно на защиту своих границ и своих законов, будет наисильнейшим».
Из речи Джефферсона при вступлении в должность третьего президента США
Весна, 1801
«После прочтения Вашей речи в газетах многие старинные друзья, разделённые на годы партийными разногласиями, признали, что их разделяют лишь мнения, а не принципы, и смогли пожать друг другу руки. Мы едины в отстаивании общих интересов нашей страны. Ваше торжественное обращение к согражданам, к европейским нациям, ко всем обитателям земного шара и к потомству до последнего поколения послужит сильнейшим средством упрочения политического порядка и счастья народов».
Из письма доктора Раша Джефферсону
Апрель, 1802
«Переход Луизианы и Флориды из-под власти Испании под власть Франции в корне меняет политическую ситуацию и создаёт новую эпоху в истории Соединённых Штатов. Три восьмых нашего экспорта идёт через порт Новый Орлеан, поэтому всякий, кто владеет им, представляет известную угрозу для нас. Долгая дружба между нашей страной и Францией оказывается под угрозой. Прошу Вас выяснить, готовы ли в Париже искать компромисс в данной ситуации и пойти навстречу нашим интересам. Лучше всего было бы, если бы они согласились уступить нам Новый Орлеан и Флориду. Безусловно, это устранило бы источник взаимного раздражения и недовольства между нами».
Из письма президента Джефферсона американскому послу во Франции
Сентябрь, 1802
«Хорошо известно, что человек, которого американцы с восторгом удостоили многими почестями, вот уже много лет имеет в качестве наложницы одну из своих рабынь. Её зовут Салли. Имя её старшего сына — Том. Говорят, внешне он весьма похож на президента, хотя и чёрный. Ему десять или двенадцать лет. Его мать была во Франции вместе с мистером Джефферсоном и двумя его дочерьми… Какой образец поведения американский посланник демонстрировал перед глазами двух молодых леди!
Эта девица Салли родила президенту нескольких детей. В окрестностях Шарлоттсвилла нет человека, который не был бы осведомлён об этой истории, но… молчание! Да, полное молчание будут хранить об этом республиканские газеты и биографы».
Из статьи Джеймса Кэллендера, напечатанной в газете «Ричмонд рекордер»
СЕНТЯБРЬ, 1802. МОНТИЧЕЛЛО
— Это и есть та безопасность, которую вы обещали мне тогда в Париже? — спросила Салли.
На её осунувшемся лице полные слёз глаза казались непомерно большими, взгляд был устремлён над головой Джефферсона, блуждал по оленьим рогам на стене, по мраморным бюстам, по гравюрам с морскими пейзажами. С того дня, когда год назад пришло известие о самоубийстве брата Джеймса в Балтиморе, она, казалось, утратила свой дар прятаться в царство «как будто» от горестей реальной жизни. Но от того, что обрушилось на них сегодня, укрыться было всё равно невозможно, потому что источник опасности был растворён в ночном мраке за окном, в стволах шумящих деревьев, в тумане, подползавшем к стенам дома.
Джефферсон повернулся к подростку, стоявшему рядом с Салли, в смущении мявшему вязаный картуз в чёрных пальцах.
— Давай, Роберт, расскажи всё по-порядку. Значит, двое неизвестных белых мужчин пришли в магазин мистера Белла и начали расспрашивать тебя о твоих родственниках, так?
— Ну да. У нас в Шарлоттсвилле я никогда их раньше не видел. Нездешние, это точно, и говорят как янки. Но откуда-то всё про нас знают. Знают, что мою мать зовут Мэри Хемингс-Белл, что отец умер два года назад. Но больше всего их интересовала наша родня здесь, в Монтичелло. Всё спрашивали про кузена Тома, знали, что он сын тёти Салли. Хотели знать, бывает ли он в Шарлоттсвилле и всё такое.
