– Дядя прервал нас в самый интересный момент. Мне вот до сих пор любопытно… – Сама невинность и простодушие, Лоран методично нащупывал болевые точки. – Кастор ненавидит тебя по какой-то причине. По какой?

– Ненавидит? – Дэймен поднял голову; в голосе его сквозила горечь, несмотря на попытки изображать безучастность. Слова Лорана его задели.

– Не от большой же любви он отправил тебя ко мне! Что ты ему сделал? На турнире одолел? Или трахнул его любовницу, как там ее?.. Иокасту? А может… – Лоран прищурился. – Кастор трахнул тебя, а ты взял и пошел налево?

Гадкое предположение огорошило его настолько, что Дэймен почувствовал, как подступает тошнота.

– Нет!

Голубые глаза заблестели.

– Так вот оно что. Кастор покрывает своих солдат, как кобыл на конюшне! Так ты стиснул зубы и терпел, потому что он король, или наслаждался? Знал бы ты, как мне радостно представлять: амбал с бородой, как у моего дяди, зажимает тебя в углу и трахает гигантским, точно бутыль, членом.

Цепь туго натянулась – лишь тогда Дэймен понял, что отпрянул от Лорана. Было нечто непристойное в том, что человек с таким лицом говорит подобные вещи совершенно будничным голосом.

Неприятную беседу прервали придворные из числа особо избранных, к которым Лоран обратил лицо невинного ангела. Дэймен замер, узнав среди них Гийона в тяжелых темных одеждах, с медальоном советника на груди. Из кратких приветствий Лорана Дэймен понял, что властного вида даму зовут Ван, а востроносого мужчину – Этьенн.

– Ваше высочество так редко посещает подобные развлечения, – посетовала Ван.

– А вот сегодня решил развлечься, – отозвался Лоран.

– Ваш новый питомец у всех на устах, – продолжала Ван, осматривая Дэймена с разных сторон. – Он совершенно не похож на других рабов, дарованных Кастором вашему дяде. Ваше высочество уже видели их? Они намного…

– Да, я их видел.

– Ваше высочество не довольны?

– Кастор прислал две дюжины рабов, обученных тому, как пробраться в опочивальни самых влиятельных придворных Вира. Я вне себя от радости.

– Какой приятный вид шпионажа! – отметила Ван, удобно устраиваясь на сиденье. – Однако регент держит рабов на коротком поводке и, по слухам, взаймы их не дает. В общем, вряд ли мы увидим их на ринге. Да и не чувствуется в них… огня.

Этьенн фыркнул и обнял своего питомца, хрупкого, как цветок, юношу, на лепестках которого, казалось, можно одним прикосновением оставить синяк.

– В отличие от тебя, Ван, не всем нравятся питомцы, которые на ринге рвут и мечут. Меня, к примеру, радует, что не все рабы Акилоса похожи на этого. Не все ведь? – чуть встревоженно уточнил Этьенн.

– Нет, напротив, – авторитетно заявил советник Гийон. – В акилосском обществе сильный характер – привилегия знати. Все рабы – сама покорность. Полагаю, этот дар – комплимент вашему высочеству. Подразумевается, что вам под силу укротить даже такого строптивца…

Нет, это был не комплимент. Так Кастор развлекался за счет остальных – превращая жизнь единокровного брата в сущий ад, а походя унижая и Вир.

– …что касается его прошлого, в Акилосе регулярно проводятся показательные бои – на мечах, копьях, кинжалах. Похоже, этот раб был образцовым бойцом. Акилосские забавы – сущая дикость. На мечах они сражаются полуодетыми, а в борьбе состязаются абсолютно голыми.

– Как питомцы! – засмеялся один из придворных.

Разговор превратился в сплетни. Ничего полезного Дэймен не услышал, хотя сосредоточиться было сложновато. Его мыслями почти всецело владел ринг, суливший насилие и унижение. «Стало быть, регент следит за своими рабами, – думал он. – Это уже кое-что».

– Новый союз с Акилосом вряд ли вам по нраву, ваше высочество, – проговорил Этьенн. – Общеизвестно, как вы относитесь к этой стране, к их диким обычаям и, разумеется, случившемуся при Марласе…

Сидящие рядом резко притихли.

– Мой дядя – регент, – напомнил Лоран.

– Весной вам исполнится двадцать один.

– Значит, при мне вам следует быть не менее осторожными и предусмотрительными, чем при моем дяде.

– Да, ваше высочество. – Этьенн коротко поклонился и отошел в сторону, сообразив, что видеть его больше не хотят.

На ринге что-то начиналось. Там появились двое питомцев, которые теперь держались на расстоянии и оглядывали друг друга настороженно, как соперники. Первый оказался брюнетом с миндалевидными глазами в обрамлении длинных ресниц. Второй, тотчас приковавший внимание Дэймена, – блондин, но, в отличие от Лорана, волосы у него были не золотистые, а песочного цвета; глаза не голубые, а карие.

Дэймен почувствовал, как нарастает легкое напряжение, не покидавшее его с омовения в купальнях, – с тех пор, как он очнулся здесь на шелковых подушках.

На ринге с питомцев снимали одежды.

– Хочешь конфетку? – спросил Лоран. Конфету он изящно держал большим и указательным пальцами аккурат на таком расстоянии, что Дэймену пришлось бы встать на колени, дабы съесть ее у него из рук. Дэймен резко отвернулся. – Вот упрямец! – пожурил Лоран, поднес конфету к собственному рту и съел.

Каких только приспособлений не было возле ринга: длинные золотые шесты; различные оковы; серебряные колокольчики; золотые шарики, напоминающие детские игрушки; хлысты с лентами и кисточками на рукоятях. Очевидно, на ринге устраивались разнообразные и затейливые действа.

Однако сейчас Дэймен наблюдал за простым и откровенным изнасилованием.

Питомцы стояли на коленях, обхватив друг друга руками. Судья поднял красный платок над головой и разжал пальцы. Платок, кружась, опустился на пол.

Объятия питомцев мигом превратились в жаркую схватку под аккомпанемент зрительских воплей. Оба привлекательные, оба с легкой мускулатурой, в борцы юноши явно не годились, хотя были куда крепче эфемерных созданий, льнувших к хозяевам в амфитеатре. Брюнет оказался сильнее блондина и первым получил преимущество.

Дэймен сообразил, что творится на ринге: долетавшие до Акилоса слухи о разврате вирского двора оживали у него на глазах.

Навалившись на блондина, брюнет коленом разводил ему бедра. Блондин, как ни сопротивлялся, сбросить его не мог. Брюнет завел ему руки за спину и заерзал, проталкиваясь внутрь. Получилось не сразу, и блондин продолжал дергаться, но в конце концов брюнет вошел в него легко, как в женщину. Значит, блондина… подготовили.

Блондин закричал и попытался высвободиться, но этим лишь позволил брюнету войти еще глубже.

Дэймен отвел взгляд, но и на зрителей смотреть было тошно. Питомица леди Ван разрумянилась: пальчики ее госпожи работали без устали. Слева от Дэймена рыжеволосый юноша развязал одежды своего господина и сжал в ладони то, что там нащупал. В Акилосе рабы были скромны, публичные представления – эротичны, но без лишней откровенности, а прелестями рабов наслаждались приватно. Поглазеть, как трахаются двое рабов, двор не собирался. Здесь же царила сущая вакханалия. И отрешиться от звуков стало невозможно.

Лишь Лорана представление не трогало совершенно. Он, верно, настолько пересытился подобными забавами, что у него даже пульс не учащался. Воплощение непринужденной грации, он сидел, устроив запястье на подлокотнике сиденья. Еще немного, и он со скуки начнет рассматривать свои ногти.

На ринге представление близилось к кульминации. Теперь это впрямь было представление. Опытные питомцы работали на публику. Блондин издавал звуки другой тональности, в такт толчкам брюнета, намеренного довести его до оргазма, и упрямо противился, кусал губы, силясь сдержаться, но каждое пронзающее движение подводило его к заветной черте, которую он пересек, дрожа всем телом.

Брюнет выскользнул из него и кончил, залив спину семенем.

Что случится дальше, Дэймен понял, уже когда блондин открыл затуманенные глаза; уже когда он ушел с ринга с помощью слуги своего господина, который засуетился вокруг него и подарил ему длинную бриллиантовую сережку.

Тонкими, изящными пальцами Лоран подал стражу условленный сигнал.