Он пытался сбежать.

В повозке-клетке, под усиленной охраной его перевезли в дом на окраине Иоса, потом выволокли на закрытый двор, а после… Вспомнились колокола. Двор вдруг наполнился колокольным звоном: целая какофония звуков долетала по теплому вечернему воздуху с высочайших точек города.

Колокольный звон в сумерках возвещал о новом монархе.

Король Теомед умер. Да здравствует король Кастор!

Со звоном колоколов потребность сбежать пересилила осторожность и хитрость. Порожденная яростью и болью, она накатывала волнами, а растревоженные звоном кони предоставили ему шанс.

Однако он был на закрытом дворе, среди врагов, без оружия. В дальнейшем обращались с ним весьма неделикатно – швырнули в камеру глубоко в недрах дома, потом одурманили. Дни слились в расплывчатое пятно.

Остальное вспоминалось урывками, например – у Дэймена екнуло сердце – плеск волн и соленые брызги. Его переправляли на корабле.

Мысли прояснялись. Они прояснялись впервые… за сколько дней?

Сколько дней назад его пленили? Сколько дней назад били колокола? Сколько дней он этому попустительствует? Усилием воли Дэймен поднялся с колен. Нужно защитить свои владения и свой народ. Он сделал шаг.

Загремела цепь. Плиточный пол заскользил под ногами, перед глазами поплыло.

Ища опору, Дэймен прижался плечом к стене и выпрямился. На пол он не сползал лишь ценой колоссального волевого усилия. Удерживая равновесие, он подавил дурноту. Куда он попал? Мысли путались, но Дэймен постарался сосредоточиться и внимательно осмотрел себя и все вокруг.

Он был в коротких одеждах акилосского раба, чист с головы до пят – значит, его привели в порядок, но кто, как и когда, не вспоминалось. Золотые наручники остались, золотой ошейник тоже – теперь замо́к соединял его с цепью, тянущейся к железному кольцу в полу.

На Дэймена едва не накатила легкая истерика: его тело тонко пахло розами.

Что касается комнаты, всюду, насколько хватало глаз, было сверх меры украшений. Чересчур обильный декор стен; деревянные двери, тонкие, как ширма с затейливой резьбой; за повторяющимися отверстиями смутно виднелось происходящее с другой стороны. Резной орнамент украшал и ставни. Даже разноцветную плитку на полу выложили геометрическим узором.

Узорные узоры в узорах – затейливые творения вирских мастеров. Тут все и сошлось – вирские голоса, унизительный показ советнику Гийону, «Так связывают всех новых рабов?», корабль, место прибытия.

Он попал в Вир.

Дэймен в ужасе огляделся по сторонам. Он в сердце вражеской территории, в сотнях миль от дома.

Ерунда какая-то. Он дышит, он не ранен, он не стал жертвой несчастного случая, хотя вполне мог. У жителей Вира немало оснований ненавидеть принца Дамианоса Акилосского. Почему же он до сих пор жив?

Скрежет засова мигом привлек внимание Дэймена к двери.

Вошли двое. Дэймен с опаской их оглядел и вроде признал в одном вирского надсмотрщика с корабля. Другого, темноволосого бородача в вирских одеждах, он прежде не видел. Пальцы бородача были унизаны серебряными перстнями.

– Этого раба прислали в дар принцу? – спросил бородач.

Надсмотрщик кивнул.

– Говоришь, он опасен? Кто он такой? Преступник? Пленный?

Надсмотрщик пожал плечами, мол, кто его знает.

– Не спускай его с цепи.

– Не болтай глупостей, мы не можем вечно держать его в цепях.

Дэймен чувствовал пристальный взгляд бородача. Следующая фраза прозвучала чуть ли не с восторгом:

– Только посмотри на него. Даже принцу с таким легко не справиться.

– На корабле он бузил, и мы его одурманили.

– Ясно. – Взгляд бородача посуровел. – Кляп в рот и на короткий поводок его, когда устроите для принца показ. И позаботься о подобающей страже. Попытки бунтовать пресекай на корню. – Судя по пренебрежительному тону, Дэймена он считал мелкой сошкой, лишь одной из проблем на повестке дня.

Сквозь рассеивающийся туман в мыслях проступила догадка: его пленителям не известно, кто он такой. Преступник. Пленный. Дэймен опасливо перевел дыхание.

Внимание к себе привлекать нельзя. Здравомыслие вернулось к нему достаточно, чтобы понимать: принцу Дамианосу не прожить в Вире и ночи. Куда лучше быть безымянным рабом.

Дэймен не сопротивлялся подготовке к показу. Он запоминал, какая дверь куда ведет, оценивал стражей. Пугали не столько они, сколько цепь ошейника. Ему завели руки за спину, заткнули рот кляпом, а цепь ошейника укоротили до девяти звеньев, так что даже на коленях он едва мог поднять голову.

Стражей разместили по обе стороны от него и по обе стороны от двери, лицом к которой он стоял. Дэймен успел прочувствовать напряженную тишину ожидания и учащающиеся удары своего сердца.

А потом все всполошились – послышались шаги и голоса.

Показ для принца…

Регент Вира хранил трон для своего племянника, кронпринца. О последнем Дэймен знал лишь, что он младший из двух братьев. Старшего брата, бывшего наследника Вира, – Дэймен хорошо это помнил – в живых уже не было.

В комнату входили придворные, внешностью довольно непримечательные, за исключением юноши, удивительно красивого лицом, – за такого на невольничьем рынке Акилоса выложили бы целое состояние. Дэймен мигом позабыл обо всех остальных.

Голубоглазый, златовласый, с очень светлой кожей, юноша был облачен в простые одежды на шнуровке. Их темно-синий цвет, мрачноватый для блондина, разительно контрастировал с вычурным убранством комнаты. В отличие от придворных, вошедших следом, юноша не носил украшений, даже колец на пальцах.

Он приблизился, и Дэймен заметил, что выражение на красивом лице надменное и неприятное. Таких людей Дэймен знал. Самовлюбленные эгоисты с завышенным самомнением, позволяющие себе гнобить других. Испорченные баловни.

– Слышал, король Акилоса прислал мне подарок, – молвил юноша, оказавшийся Лораном, принцем Вирским.

– Акилосский холуй на коленях! Самое то.

Дэймен чувствовал внимание придворных, собравшихся посмотреть, как принц Лоран принимает своего раба. Узрев Дэймена, Лоран встал как вкопанный и мертвенно побледнел, словно от оскорбления или пощечины. Короткий поводок вдвое сократил Дэймену обзор, но реакцию принца он заметил. Впрочем, Лоран быстро взял эмоции под контроль.

Он лишь часть большой партии рабов – это Дэймен понял и раньше, а язвительный шепот придворных, стоящих поблизости, подтвердил догадку. Лоран оглядывал его, словно товар на рынке, и Дэймен непроизвольно стиснул зубы.

– Он подарен как раб для услад, но не обучен, – проговорил советник Гийон. – Кастор советовал обтесать его на досуге.

– Я не столь голоден до услад, чтобы мараться грязью, – отозвался Лоран.

– Да, ваше высочество.

– Ведите его на крест. Думаю, этого будет достаточно в качестве ответной любезности королю Акилоса.

– Да, ваше высочество.

Советник Гийон явно вздохнул с облегчением. Надсмотрщикам тотчас приказали увести Дэймена. Судя по всему, вирские дипломаты пребывали в растерянности: дар Кастора стирал границы между щедростью и возмутительностью.

Придворные расходились. Фарс закончился. Дэймен почувствовал, как надсмотрщик наклоняется к кольцу на полу: сейчас его отцепят, чтобы отвести на крест. Дэймен разминал пальцы и собирался с силами, не сводя глаз с надсмотрщика, своего единственного оппонента.

– Стойте, – сказал Лоран.

Надсмотрщик замер, потом выпрямился.

Лоран приблизился на несколько шагов и с непроницаемым, как маска, лицом, встал перед Дэйменом.

– Хочу поговорить с ним, – заявил Лоран, глядя на Дэймена сверху вниз. – Выньте кляп.

– Язык у него поганый, – предупредил надсмотрщик.

– Ваше высочество, если позволите высказать… – начал советник Гийон.

– Выньте кляп.

Надсмотрщик вытащил обмотанную тканью затычку, и Дэймен облизнул рот изнутри.

– Как тебя зовут, дорогуша? – осведомился Лоран тоном, не сулившим ничего хорошего.