- Был, я пришла посмотреть и чуть не стала твоим невидимым противником, с которым ты так хорошо расправлялся.

Девушка даже не выглядела испуганной, хотя должна была. Еще чуть-чуть и у Шаха не осталось бы единственной дочери. Она слишком доверяла ему.

- Ты бы мог показывать свои тренировки туристам и на получение деньги выкупил бы клинки.

Ариста передернуло от этого предложения.

- Я не хочу быть посмешищем на радость людям. Им не нужна наша культура и обычаи. Им нужно насладиться тем, что где-то живут хуже, чем у них. Это приводит их в восторг. Они чувствуют себя выше нас.

- Я понимаю твои чувства - Амира легонько коснулась его плеча. - Если тебе так трудно, рассматривай их как средство заработка. Как молодых и глупых верблюдов, которые не знают как себя вести. Ты же не будешь обижаться, если он неосторожно плюнет в тебя.

- Я не буду обижаться. Я просто его убью - но это было сказано про себя.

Через некоторое время Амира уговорила показывать свои тренировки туристам за деньги. Единственным условием Ариста была повязка на глазах, и волокна пальмы в ушах - про которые девушка не знала. Был очерчен круг. По кругу небольшие костерки. Никто не входил в него и не мешал священнодействию, но все были в восторге. Как и от песни, пустыне, которую стучали на думбеке под пламя костров. Но в этом Арист уже не участвовал. Это была его песня. Сродни молитве. Услышать и понять которую дано лишь избранным. Детям пустыни.

Долгими вечерами, мужчина слушал споры о религиях между Охраном и Амирой. Он не вмешивался. Религия его не интересовала, у него было свое понимание жизни. Но послушать было интересно.

- Вот скажи, твоя мать из рода коптов, и сама копт. Ёе вера - христианство. Как ты стала такой ярой мусульманкой!

- Отец настоял на этом, мать никогда не молилась при мне, не водила меня в ее церковь.

- И тебе было не интересно!?

Амира пожала плечами.

- Поначалу было. Особенно то, что она ходит без платка. Мне это нравилось. И я упросила отца, не очень скоро, но он согласился. Правда, здесь на улице приходиться надевать.

- Платок это понятно. А что насчет веры? Она верила в бога и Иисуса Христа.

- А твои предки иудеи. Ты мне проповедуешь о едином боге, равном для всех. Не зря тебя назвали запутывающим.

Охран вздохнул.

-Имя мне дал мой отец, когда при родах умерла моя мать. Я был обернут пуповиной, и чуть не задохнулся, а она потеряла много крови.

- Не "запутывающий" меня назвали, а "запутанный". Может от того мне и сложно примкнуть к какой - либо религии.

Вскоре Арист смог расплатится за клинки и даже купил верблюда. Ничто не держало его. Или держало?

- Я не хочу уходить - мужчина протянул руки к Амире. Ты стала моим домом. Твои голубые глаза и черные волосы. Твоя мягкость и живость. Вот что мне нужно.

* * *

Мужчина вошел на гостевую сторону шатра Шаха и тихо сел возле Салима, облачённого в шёлковые одеяния. Отец Амиры был уже не молод, смуглое лицо было испещрено морщинами, волосы были полностью седыми. Шах был очень добрым и умным человеком, ему нравился Арист. Но нужно соблюсти традицию.

Амира открыла тканевую перегородку и подошла к ждущему ее мужчине. В руке был маленький заварочный чайник из тонкого, почти прозрачного фарфора. Приблизившись, она налила в его чашку ароматный чай.

Если чай окажется сладким, она принимает его предложение, если нет - ему отказано. Конечно он знал, что чай будет сладким. Но почему его руки дрожат, а сердце бешено бьется?

Сладкий!

Можно созывать сватов. У него не было денег, для достойного калыма, но было Имя. И этого Шаху было достаточно.

Свадьба длилась три дня. Весь город праздновал это событие!

Свадебный шатер был огромен и разделен на две части женскую и мужскую. Он был богато украшен коврами и цветами. Женская половина была более украшена, она утопала в цветах. Мужская более изобиловала блюдами.

Он проснулся первым, она лежала у него на плече. Прекрасная женщина, его женщина. Его дом.

Теперь он сам помогал с туристами, катал их на бактрианах. Его уважали, но побаивались. Суровое лицо, испещрённое шрамами, черные горящие глаза, зато жена стала всеобщей любимицей. Живая, радостная с глазами цвета озера. Камень и вода.

Иногда он подолгу уходил в пустыню, его манила дорога. Амира понимала его, но не могла помочь. Пустыня звала свое дитя. И он разрывался между дорогой и семьей.

Через два месяца после свадьбы Аристу совсем стало плохо, он перестал общаться, срывался, и ей пришлось отпустить его с караваном. Жены кочевников делили путь с мужьями, беря на себя все тяготы пути. Но она слишком городская, слабая. Запрятав свою грусть и боль подальше, она провожала, когда закатным солнцем он уходил. Пустыня дождалась, жена потеряла. Два месяца им предстоит жить в разлуке. А она еще не сказала, что скоро их станет трое. Но еще скажет, дождется его здесь.

И снова дорога, пустынный ветер нес песок, стремясь забить его в нос и в глотку. Но какое же это было счастье, почувствовать жаркое объятие пустыни. Он шел, мерно покачиваясь на спине двугорбого верблюда, но его сердце не было спокойно и смиренно. Он вспоминал, он грезил местью. Каида он не простил, хотя и прошло немало времени. Его сердце полыхало, а губы сжимала упрямая и жесткая улыбка. Он надет Камара и убьёт Каида. Жестоко убьет.

-Арист, как тебе оседлая жизнь? - Амин(25)поравнялся с задумчивым мужчиной.

- Во всем есть свои плюсы.

- И все же это не твое. Глаза уже почти не горят. Скоро на живую мумию будешь похож.

- Не буду, вот найду Камара и не буду.

-Мстить собрался? Я тебе помогу, не сомневайся. Давно надо уничтожить "Змею".

- Поможем братья, Аресту. - Он издал воинственный клич, и поднял ружье к небу.

Бедуины ответили таким же пронзительным криком.

После перехода, сопровождающие каравана ушли вместе с странником, вершить его месть. Переходя от одной стоянки к другой, бедуины искали следа Каида и Камара. Верблюда он продал, в этом уже не приходилось сомневаться. Такой дромедар достоин и Эмира, и он выручил немало денег за него.

Пустыня и мать и отец, она верит и бережет, может помочь, а может убить. Все мы зависим от нее. Прошел не один месяц, с того момента, как Арист покинул любимую. От оазиса к оазису он рыскал со своими единомышленниками в поисках украденного. "Змея" хорошо укрылась в норе.

Страшись Ариста, бойся "белого война"! В последний раз ты увидишь его черные глаза полыхающие местью, в последний раз увидишь блик, отраженный от его сабель. И пустыня заберет твой теплый труп, заметя глаза твои навсегда песком.

Знали это разбойники и трусливо не высовывались из своей норы.

* * *

Пестрые одеяния туристов, однотонные арабов, все тихо и спокойно, гладко и умиротворенно. Но почему сердце рвется словно птица, пойманная в клетку? Почему она подобно верным женам бедуинов не пошла с ним в тяжелый путь? Не разделила с ним тяготы и невзгоды? Не делила с ним последний глоток живительной влаги?

Амира поглаживала свой круглый живот и глядела на закат. Уже восьмой месяц, а он так и не знает, что у него будет сын. Никто не может сообщить ему. Он словно ветер, невозможно угнаться, а срок поджимает. Скоро появится на свет дитя. И если Аллах милостив он будет так же силен как отец и красив как мать. На все воля Аллаха! Поскорее бы он родился.

* * *

Прошел еще не один месяц в поисках, он уже забыл, что был женат, что его ждут. Его руки огрубели от поводьев, лицо стало еще более черным, он не жалел себя. Ни единая тень улыбки не коснулась его рта, ни одна веселая искорка не оживала в глазах. Жесток как само солнце и холоден, как ночь в пустыне. Его тело стало худым и жилистым, на лице горели глаза, жаждущие мести. Теперь не важна была цель, он мстил ради мести, он жил ради мести.

Люди, которые сначала с такой охотой помогали ему, теперь боялись его. Они чувствовали помощниками самого дьявола. Из друзей превратились в трусливых рабов. Но даже не смели роптать. Один взгляд нечеловеческих глаз и протест смолкал. Никто уже не понимал цели, никто не думал, единственной мыслью было служить и защищать.