Тамара пожала плечами. Она надеялась, что его удовлетворит такой ответ, что он устал в командировке, в конце концов. Или не в командировке.
– Ты сама не своя, – сказал он. – Почему?
И тут Тамара поняла: все, что она так рационально выстраивала в качестве каркаса, который должен будет ее поддержать, когда она встретится с Олегом, – рушится с грохотом. Все это, уже казавшееся ей прочным и надежным, не выдержало испытания взглядом ее мужа. И все доводы разума, которыми она пыталась усмирить то, что бушевало у нее в душе, испарились под его взглядом в единый миг.
– Я знаю про твою любовницу, Олег, – сказала она. – Случайно ее услышала, когда разговаривала с тобой. Потом прочитала сообщения в твоем телефоне. За это извини.
– Извиняться нечего, – сказал он. – Любая в таком случае прочитала бы. – И, помолчав, спросил: – Что ты собираешься делать?
Он остался собою и сейчас, в этом своем новом положении. И спросил сразу о самом существенном.
«А это самое существенное? – с горечью подумала Тамара. – Не что я чувствую, а что собираюсь делать?»
– А что я должна делать? – Она пожала плечами. – Объяснять тебе, что любовницу иметь нехорошо? Глупо объяснять такие вещи. Да и вполне тебе с ней хорошо, я думаю.
– Ты ошибаешься.
– В чем? В том, что она у тебя есть? Или ты хочешь сказать, что страдаешь?
– Второе.
– Может быть, – усмехнулась Тамара. – Допускаю, что тебе передо мной неловко. Но не льщу себе мыслью, что это тебя остановит.
– Правильно.
– Что – правильно? – не поняла она.
Олег посмотрел таким взглядом, какого она не видела за девятнадцать лет их общей жизни.
Тамара не знала, как повела бы себя, если бы в его взгляде проступили вина, отчаяние, горе, растерянность – любое чувство, которое она могла бы считать человеческим. Но в нем было только желание. Не желание даже – вожделение. То и другое было ей в муже знакомо, на то и другое она отвечала ему. Ему – такому, каким он был с нею…
И вот теперь его желание, его всё сметающее вожделение направлено на другую женщину, и оно ничуть не переменилось от того, что та другая – абсолютное ничтожество со своими «пушистенькими Олешками», и поцелуйчиками во все сладкие местечки, и всей своей бесконечной пошлостью, такой же отвратительной, как и подлой.
Он хочет ту девчонку – кто она, кстати? Тамара не смогла этого понять за неделю, сколько ни перебирала варианты, – так же, как всегда хотел ее, свою жену. В этом смысле между ними нет для него разницы. В этом состоит, быть может, сила человеческой природы, но в этом же и ее омерзительность.
– Ты правильно понимаешь, – сказал Олег. – Я от нее оторваться не могу. Не голова этим руководит. Но знаешь… – Он замолчал, потом закончил с каким-то необъяснимым для Тамары исступлением: – Кто сказал, что голова – правильнее? Может, Илонка… Может, то, что у меня с ней, – лучшее, что со мной в жизни случилось!
Вот так, значит. Лучшее, что в жизни случилось.
Тамара не знала, что на это сказать. Правда, Олег и не ждал от нее никаких слов.
– Пойми ты меня, – сказал он, делая к ней шаг. – Я всю жизнь по жесткой схеме живу. Не подумай, не жалею. Но больше не могу. Если сейчас от Илонки откажусь, конец мне. Просто сдохну. Она для меня – как кислородный баллон. Пойми же, Тамар! Кто меня поймет, если не ты?!
Его голос срывался. В глазах действительно стояло страдание. Тамара в растерянности смотрела на него.
«Он не видит себя сейчас со стороны, – подумала она. – Не видит, не слышит. Иначе не предложил бы мне понять, что он не может без любовницы».
От того, что она все это понимала в нем, ей было сейчас ничуть не легче.
– Я тебя все равно люблю, пойми, – сказал Олег. – И ее, и тебя. Обеих.
Это было уже слишком. Никакой разум, никакое сочувствие, никакая привычка не поможет это выслушивать!
«Надо уйти, – подумала Тамара. – Уйти, не слушать все это. Если не уйду сейчас же, сию секунду, то начну выть и биться головой о стенку».
Раньше, в прежней их жизни, она не могла бы сказать, что муж хорошо ее понимает – ее чувства, интересы, стремления. Но что он видит ее насквозь, Тамара знала всегда. А теперь, когда он впал в эту бешеную горячку, его проницательность, наверное, лишь обострилась.
– Не уходи, – сказал он, хотя Тамара еще не двинулась с места. – Ты поймешь. Я тебе объясню.
И взял ее за руку, притянул к себе. Обнял второй рукой за плечи. Прижался губами к ее губам и стал целовать, крепко, так, что ей даже больно стало. Он будто выпить ее хотел – такой это был поцелуй.
Муж никогда не целовал ее так. Она поняла, что именно так он целует эту свою Илонку. Именно так выглядит с ней его вожделение.
Тамара продумала все: как заставит себя разговаривать с ним прежним тоном, как постарается реже видеть его, как будет притворяться ежедневно, ежечасно… Потому что невозможно ломать жизнь из-за того, что мужчину потянуло к свеженькому тельцу. Потому что Марина выросла с чистым, ясным взглядом на людей, и для нее будет ударом, если родители расстанутся, и не так еще отдельна от них ее жизнь. Потому что мама придет в отчаяние, а сердце у нее больное. Потому что сама она не хочет с ним расставаться, в конце концов!..
Все она продумала, но вот это – как она будет ложиться с ним в постель по очереди с Илонкой, – осталось вне круга ее мыслей. И именно это оказалось непреодолимо.
Муж целовал ее ново, безудержно, а она чувствовала, что ее сейчас вырвет. Горло сжалось спазмом, по всему телу судорогой прошло отвращение.
Тамара откинула голову назад, уперлась ладонями Олегу в плечи. Его протез не был особенно заметен, походка у него была потверже, чем у здоровых и молодых. Но отвращение, физическое отвращение придало Тамаре такую силу, что Олег, когда она его оттолкнула, упал на диван, оказавшийся у него за спиной.
Диван скрипнул, ухнул. Как та кровать, на которой разыгрывались страсти с Илонкой.
Тамара отшатнулась, задыхаясь. Вытерла губы ладонью.
– Я не могу, Олег, – сказала она. – Мне не сохранить… Не получится.
И, проговорив все это, сбивчивое, но ему, без сомнений, понятное, она выбежала из комнаты.
Ночь Тамара провела в «Украине». Эта гостиница оказалась ближайшей из тех, чьи названия пришли ей в голову, когда она села в такси. Войдя в номер, успела увидеть из окна сверкающую реку внизу, Москву в огненном ночном сиянии, а потом заснула, будто в обмороке, не только без сновидений, но, казалось, и без жизни.
Ночью ее телефон был выключен, а утром пришло сообщение: «Возвращайся домой. Я ушел».
Что это значит, было непонятно. Ушел на работу или совсем – из ее жизни? Как бы там ни было, Тамара поехала на Краснопрудную. Не в доме же из красного кедра ей теперь жить.
Открыв платяной шкаф, она обнаружила, что Олег ничего с собой не взял. Это не объясняло его планов. На работе у него была одежда на любой случай, от неожиданной командировки до, кажется, Судного дня. Да и купить все что угодно в случае необходимости не составляет труда.
Через три дня ей позвонил растерянный подрядчик и сообщил, что Олег Сергеевич переехал в дом, и непонятно, как в связи с этим вести работы, отделка ведь не закончена. Тамара ответила, что по всем вопросам следует теперь обращаться только к Олегу Сергеевичу, и, положив трубку, перевернула эту страницу своей жизни.
Все дальнейшее – расстроенная Марина, испуганная мама, сердитый папа – прошло по ее сознанию краем. Она собрала все силы для того, чтобы это было так, и это стало так. В конце концов, у дочки целая жизнь впереди, своя жизнь – привыкнет к изменению родительской. Родителям труднее будет воспринять перемену в Тамариной жизни как данность, но тут уж она ничего поделать не может. А с собой – может. Может взять себя в руки и возьмет.
Через неделю она обнаружила, что Олег, как было заведено, положил деньги на ее карту. Он делал это ежемесячно – переводил ей и Марине определенную сумму на обычные расходы, а на непредвиденные давал отдельно. Может, это давно уже и не он, а программа какая-нибудь делает. Что ж, пусть перенастроит программу.
