Мудрено ли поэтому, что даже большой знаток марксизма Меринг пишет[164] такие сугубо неверные вещи, как следующее: «Исторический материализм — это законченная теория, определенно предназначенная для познания исторического развития человеческого общества, черпающая свои законы в самой себе. Она так же мало сливается с естественнонаучным методом, как мало она сама предъявляет притязаний на естественные науки».

Диалектический материализм — это научное миропонимание. Этим все сказано. Исторический материализм — тот же диалектический материализм в применении к истории общества.

В Советской России лаборатории, книгохранилища стали нашими; естественников мы используем по их специальности. Теперь марксист-натуралист может спокойно работать по своему вопросу. Мы уже имеем крупных «спецов» в лице т. Тимирязева, Завадовских и др.

Марксизм должен теперь внедриться во все области знания, и сделает он это с тем большим эффектом, чем монолитнее будет он во всех своих основных сферах: естествоведении, социологии, философии.

Естественник по характеру своей работы преимущественно экспериментатор, ум его — конкретный, метод его — индукция. Социолог склонен к индукции «широкого полета» и не прочь увлекаться аналогией? Философ — отвлеченная голова, с широкими обобщениями.

Т. Тимирязев в споре с Бергом говорит, что мыслить умеет тот, кто экспериментирует.

Мы позволим себе с этим не согласиться. Экспериментатор легче и быстрее распутает сложный узел, но ему трудно «выдумать» новую форму узла.

Здесь, пожалуй, карты в руки человеку с философской складкой мышления.

Но все эти складки сильно односторонни. Нужно синтезировать.

Этот синтез нам всем крайне необходим, иначе мы будем по-прежнему иметь дело с туманными категориями.

Чтобы иллюстрировать это положение, я перейду, по существу, к одному из туманных вопросов.

Возьмем вопрос о «качестве» и о «скачках».

Ясен ли он «философам» и «социологам»? Нет! Здесь они находятся в сфере общей постановки вопроса.

Мое глубокое убеждение, что если бы они вышли из общей сферы в частную, с деталями, всякие недоумения между марксистами-натуралистами и философами-социологами были бы быстро ликвидированы.

Новая беда заключается в том, что дать эти частности могут преимущественно естественники.

Они должны захотеть поработать над этими вопросами, исходным пунктом сделавши не учения Коржинского, Фриза и др., а Гегеля, Энгельса, Плеханова. Для натуралистов это тем более интересно, что вечно спорный вопрос о «виде» и «разновидности» есть лишь частный вопрос «качества»: будет правильно решен последний — решится и первый.

Мы говорим о переходе качества через количественные изменения к новому качеству путем скачка, мутации, перерыва старой эволюции.

Скачок мы представляем себе не ускоренной эволюцией, а именно мутацией, движением, совершающимся в условиях новых, иных связей, причем вслед за этой мутацией, по нашему мнению, восстанавливается постепенный (эволюционный) процесс нового качества, с иными (уже третьими) связями.

Образный пример:

Качество № 1: буржуазия, пролетариат и прочие классы находятся в капиталистической связи (буржуазное общество); эти связи изменяются постепенно, оставаясь по существу теми же (количественно-эволюционный процесс); наступает скачок: старые связи разорваны, восстанавливаются иные, я бы сказал, механические, ибо былое единство распалось, и борются (находятся во враждебной связи) minimum два единства; борьба эта мутационна: трамваи выполняют роль баррикад, рабочие — красных солдат, капиталисты — черных командиров и агитаторов и т. д.; борьба кончается победой одного из борющихся единств и появляется общество диктатуры пролетариата, в котором те же силы находятся в связи иного характера, чем в качестве № 1; качество № 2 эволюционирует (постепенно, количественно изменяется).

Читатель не найдет здесь ничего мудреного, на самом же деле вопрос не так прост.

Мне вспоминается один доклад о Февральской революции, сделанный молодым историком в Свердловском ун-те. Он пытался доказать, что Февральская революция не есть революция, а что таковой был лишь Октябрь.

Завязалась дискуссия, в которой, если не запамятовал, докладчик остался в одиночестве.

А между тем он был прав ровно в той же мере, в какой были правы его противники.

Несомненно, что февральские дни были и революционными, и нереволюционными, что они были эпохой мутации, разделявшей два разных качества, и в то же время днями того же качества, которое было и до и после них.

Был ли декрет о продналоге скачком? Наступило ли за ним новое качество?

Ответим формулой логики движения: да — нет.

Мотивируем теперь, почему на поставленные вопросы нельзя отвечать по другой формуле: «да — да», «нет — нет».

Скачок, по Гегелю — Плеханову, лежит на грани двух качеств, а потому, чтобы ответить, скачок ли февральские, октябрьские дни или акт замены продразверстки налогом, мы должны определить, новое ли качество бытие; наступившее после этих дней или акта, или то же, что было и до этих дней.

Но как это сделать? Если до Февральской революции буржуазия была правящим, а пролетариат подчиненным классом, то и после нее отношение осталось то же. В этом отношении качество осталось старым, Февральская революция не есть революция, не есть скачок. Ленин про нее говорил: «Какая она там великая революция?!»

Но если рассмотреть Россию до-и-после-февральскую в другом отношении, ну хотя бы в отношении внутрибуржуазных связей, то два качества будут налицо и февральские дни мы квалифицируем как дни скачка, революции.

Возьмем Октябрь. До него Б/П после него П/Б. Несомненные два качества. Октябрь — несомненный скачок. Но если рассмотреть Россию до-и-после-октябрьскую в отношении наличия государственности, то качество остается тем же (и там, и здесь государство), скачка не было, он еще впереди[165].

В чем же дело?

На мой взгляд, оно заключается в следующих основных положениях марксизма: нужно всякую вещь, всякое явление рассматривать в отношении к другим вещам, другим явлениям, т. е. в связи с ними, а также в собственном развитии, не забывая, что всякая вещь есть совокупность свойств.

Вещи изменяются и превращаются в результате внутренних противоречий и внешних.

Если мы с этой точки зрения рассмотрим вопрос о скачках и о качестве, тогда получим следующее решение вопроса.

Качество есть отношение совокупности свойств данной вещи, данного явления к совокупности свойств другой вещи, другого явления.

Мир в целом не обладает ни качеством, ни количеством, Так как его нельзя рассматривать в отношении к чему-нибудь иному, к миру прим хотя бы.

Самое же слово «качество» показывает, что здесь уже имеется отношение, сравнение.

Но мы можем взять такое отношение, которое ничего не говорит о качестве:

2 фунта яблок/3 фунта яблок.

Это — чисто количественное отношение.

Для того чтобы оно стало качественным, нужно, чтобы в число свойств числителя и знаменателя или числителя или знаменателя входило какое-либо новое — одно, два, десять, это безразлично — свойство:

2 фунта яблок антоновских или/3 фунта яблок анисовых

или

2 фунта винограда/2 фунта черной сливы.

Мы берем родившегося ребенка в отношении к этому же ребенку в состоянии до момента рождения. Оба они в отношении друг к другу различные качества, так как в совокупность свойств утробного ребенка входит единое с матерью кровообращение, особые свойства легких и т. д., в совокупность же свойств родившегося ребенка входят новые свойства: дышать, ртом принимать пищу, пачкать пеленки… девочка (одна совокупность свойств) на определенной ступени своего развития становится девушкой (другая совокупность свойств), когда у нее открываются менструации, матерью (третья совокупность свойств), когда она рождает ребенка, и т. д.