- Да ладно, - парень грустно улыбнулся, - у нас у всех в молодости были истории о несчастной любви.

- И, кажется, сейчас я услышу наинесчастнейшую? – немного иронично поинтересовался тот.

Билл расхохотался. Он хлопнул ладонью себя по колену, повернувшись корпусом к Тому, и заулыбался очень нежно и искренне.

- Готовься! – пригрозил. – Самая душераздирающая история любви, которую ты когда-либо слышал в жизни! Детям будешь рассказывать, гарантирую, - и вновь захохотал.

Том уселся удобнее, манерно смахнув невидимую слезу со щеки, и закивал.

- Его звали Артур. И не ржи, мне было тогда шестнадцать!

- Теперь понятно, - Том всё-таки не смог скрыть смешок.

- Мы были всю жизнь соседями. Я влюбился в него, наверное, ещё в детском саду. Знаешь, когда ты вдруг внезапно понимаешь, что человек дорог тебе настолько сильно, что прямо лопнуть можно, хотя ещё вчера вы боролись на лазерных мечах, и ты думать ни о чём не думал. Было у тебя такое?

- Бог миловал.

- А у меня вот было. Он был старше, опытнее. Я стеснялся всех на свете, конечно же, боролся с собой, как же так, я не могу быть геем, я одуванчик, который родит кучу деток и будет любить жену до гроба. А потом всё это растаяло под его обаянием. И я был каким-то маньяком. Как сталкер. Фоткал его, постоянно следил, ходил на те же вечеринки, в те же магазины. Ах да, - Билл округлил глаза, подняв палец, - забыл сказать, что когда он пошёл в старшую школу, мы отдалились, не дружили. Поэтому я маньяком и стал.

Том вновь хохотнул.

- Он меня заметил, конечно. Не знаю до сих пор, это было любопытство или он действительно что-то испытывал ко мне. Короче, Артур, как ты мог догадаться, был одним из самых популярных парней школы...

- А ты, надо думать, серая мышь?

- В точку! – задорно. – Ты думаешь, откуда берутся подростковые сопливые фильмы? Это я им сценарии в Голливуд пишу!

Томас вновь засмеялся, на этот раз от души и очень громко.

- На одной из вечеринок он зажал меня в углу, шептал там всякие глупости, - Билл скривил лицо, - нежности бестолковые. А я, дебил влюблённый, хавал это за милую душу. Как вспомнишь, так вздрогнешь. Он сказал, что я ему нравлюсь, что из соседского мальчишки я превратился в мальчика созревшего, и не хочу ли я трахнуться с ним. Упомянул, конечно, что если я не готов, то он не будет торопиться. Я, наивный цветок, сказал, что пока сам не смирился с этим. И этот гад закрутил с Магдаленой Фэсхен. Если бы ты её видел, шлюха каких поискать! Я так раскис, но взял себя в руки. Не помню, сколько прошло времени, но я сказал ему, что готов, только лишь бы он бросил эту Магдалену. Артур уже не учился в школе, времени было навалом, родители разрешили один год ему погулять перед тем, как поступить, - тон Билла изменился, голос стал тише. – Была очередная вечеринка, он потащил меня в комнату. Могу сказать, что мой первый раз был отвратительным. Я был прижат к синтетическому покрывалу мордой, дышал еле-еле, пока меня, можно сказать, насиловали. И самое омерзительное, что под конец ввалились его друзья и стали ржать, наблюдая. Хорошо хоть, что не фоткали. Пьяные ублюдки! Понимаешь, было стыдно до ужаса. Я, естественно, догадывался, что это он им сказал про наш секс, чтобы они понаблюдали, поглумились, но поверил его россказням. Я наспех оделся и убежал, а он догнал меня уже на улице, попросив прощения, сказав, что не знал, что набьёт им морды. Ох, я ревел, - Билл хохотнул. – Ревел, не в силах успокоиться. Конечно же, никаких битых морд я не видел. Не знаю, отчего же я не успокоился. Любой другой устроил бы истерику, дрался бы до последнего, расцарапал лицо, как девчонка, не знаю. А я простил.

- Ты был влюблён, - просто вставил Том.

- Да, как и полагается школьникам, наверное, - Билл пожал плечами. – Потом мы переспали ещё раз, на этот раз у него дома, и это было получше. Потом ещё и ещё. Я был счастлив. Любил его так давно, и теперь он был мой. Классно же, мечта сбылась. Мы не появлялись вместе на людях, но такие отношения меня устраивали. Он, безусловно, лгал мне, - блондин цокнул, - встречался с тёлками, потрахивая их где-то за углом, пока я прыгал по полю и запускал воздушных змеев. А потом он сказал, что собирается в университет. Я тогда был в последнем классе. И обрадовался, прикинь? – Билл вновь хохотнул. – Мы поступим в один универ, будем жить вместе и не надо будет скрываться. Порой я думаю, что был тогда принцессой...

Том опять расхохотался от души, улыбаясь.

- Нет, чего ты ржёшь? Правда, как принцесса, твою мать. Ненавижу себя прежнего, в дрожь бросает от отвращения.

- И что было дальше с Артуром?

- Ой, он мне наплёл такого! И что уедет, будет меня ждать, пока я закончу школу и тоже смотаюсь из Магдебурга. И что любит, бла-бла-бла. Мне стукнуло восемнадцать, и я, мудак такой, в честь нашей «всеобъемлющей любви», - Билл показал в воздухе кавычки, - сделал татуировку. Он стоял рядом, улыбался. А потом всё, - парень развёл руками, - уехал. Поступил в Гамбург, смотался. И след простыл. Я первые полгода на что-то надеялся, не обращал внимания на взгляды косые в мою сторону. До родителей всё-таки дошли слухи обо мне, якобы нас видели целующимися где-то в туалете в торговом центре. Тогда я признался, что гей. Отношения испортились. Друзей у меня толком и не было, только кузен, который знал обо всём. На лето я уехал к нему, а потом поступил в беруфшуле, поселился в общаге.

- Ты с ними общаешься, с родителями, я имею в виду?

- Ну, время от времени. Они меня не понимают, но видят, что я ни грамма не изменился.

- И что, эта печальная история с Артуром закончилась?

- Какой там! – Билл всплеснул руками. – Ты думаешь, я бы так сильно убивался от юношеской любви? О нет. Он вернулся, через два года. Приехал на лето, постучал мне в дверь в общаге, наплёл опять кучу всего. Что думал обо мне, что искал, не знал, куда я переехал. И я, представь, повёлся.

- Не может быть!

- Может! Повёлся, как малолетка. Всё-таки, он мой первый парень, после него у меня почти никого не было. И даже в то лето я опять был счастлив. Он имел меня, как хотел, довольно жёстко, надо признать. Не хочу признаваться в слабостях, но я действительно с комплексами, хоть по мне и не скажешь. И всё из-за него. Мне сложно поддаться влечению и проявлять чувства у всех на виду, особенно если речь идёт об интиме. Блин, я холодею, когда думаю, что сейчас мне надо идти с понравившимся парнем в тёмный коридор в клубе и отсосать у него на глазах у всех, когда в мой первый раз пять ублюдков ржали, наблюдая за моим стыдом. Или как признаться в чувствах, когда в первую твою влюблённость их затоптали. Том, я ведь писал ему песни, я пел ему, сделал тату. Я орал о любви к нему, прощал ему всё. А он просто смешал меня с грязью.

- Почему? – водитель не понял. – Он что-то ещё сделал?

- О да, - Билл кивнул. – В то лето, когда вернулся, пустил слух, что я гейская шлюха, даю всем, кто бы не попросил. Что замечательно сосу и принимаю. Он сам лично опробовал. А до этого, вот ровно за день, лежал со мной рядом на кровати, гладил мне руку, и просил, чтобы я перевёлся в Гамбург. Что снимет нам квартиру, что мы будем жить вместе, ведь он до сих пор любит меня, несмотря на столько ушедшего времени. И я верил. Верил в каждое его лживое слово. А потом слухи дошли до общаги. Быстро, кстати. И Дин, ну, я тебе рассказывал про него, парень, который называл меня бабочкой и был авторитетом в блоке, он спустил Артура с лестницы. Выдрал его из моей кровати прямо голого и спустил, выволок. А меня ещё неделю откачивали. Ревел я, на этот раз, вдвое больше и сильнее. Депрессия, которая довела меня почти до срыва. Я даже о суициде думал, - он кивнул сам себе. – Конечно, всё это бред. Это всё детство, но травма осталась. Потому что в глаза тебе говорят только хорошее, заставляют себе верить, а на деле просто пользуются.