— Рюкзак?

— Да, рюкзак. В те времена многие носили собственные вещи подобным образом… Чемоданы в войну почти вышли из моды.

— Значит, судя по всему, профессор Маркерт провожал куда-то своего брата?

— Он так и сказал мне, когда вечером я, не утерпев, навестил его и попытался расспросить о том человеке. Впрочем, расспрашивать мне особенно и не пришлось. Мой сосед к слову объяснил мне, что у него гостил проездом двоюродный брат из Каунаса, который собрался ехать в Эстонию, к новому месту работы. Маркерт проводил его на поезд, едва сумел посадить. Тогда очень много было пассажиров, с трудом достали билеты. Вот, пожалуй, и все, что я тогда узнал.

— Вы ничего не сказали профессору о своих подозрениях?

— Как можно! Ведь тогда подверг бы сомнению его слова о брате! А мне доктор известен как честный человек. Ведь мы с ним были вместе в Испании… Нет, я попросту решил, что обознался. Мало ли бывает людей, похожих друг на друга, — повторил Андерсон.

— Больше вы не встречали того человека?

— Нет, не встречал.

— И доктор Маркерт ни разу не упомянул о нем?

— Ни разу. Впрочем, вскоре он уехал в Западноморск, и мы больше не виделись с доктором Маркертом. Это если не считать встречи в прошлом году, когда моя внучка поступала в университет, где он давно уже является профессором. Маркерт встретил меня радушно. Нет, он отличный товарищ! Большой, известный человек, а ведет себя просто, будто мы снова в окопах на окраине Мадрида.

— Вы ничего больше не можете добавить к сказанному?

— Пожалуй, ничего…

Тогда они вышли на улицу вдвоем. Малх пропустил Маркерта вперед, а сам пошел следом за хозяином, осторожно оглядываясь по сторонам.

И тут Борис Янович увидел Андерсона. Рудольф стоял с кошелкой в руках на середине мостовой и таращил на них голубые глаза.

«Вот некстати, — подумал Маркерт и сухо кивнул Андерсону в ответ на его деревянный, судорожный поклон. — Надо же было ему выйти навстречу именно в это время…»

Они прошли мимо явно растерявшегося Андерсона, и до самого поворота Маркерт чувствовал, как Рудольф смотрел им в спины.

«Что же делать? — лихорадочно думал Борис Янович, идя рядом с подобравшимся, настороженным Малхом. — Надо придумать… Надо что-нибудь придумать!»

Усилием воли он заставил себя успокоиться, попытаться прикинуть собственные возможности. «Только не надо торопиться, — сказал себе Маркерт. — Пока я ему нужен… Нужен, чтобы помочь проникнуть в тайник, нужен, чтобы помочь укрыться… Потом Малх, конечно, расправится со мной. А сейчас? И сейчас необходимо держать ухо востро, надо быть настороже, быть готовым ко всему».

«А ты готов ко всему? — спросил себя Борис Янович и тотчас же ответил: — Готов».

Ему вспомнилось, как ухмылялся тогда, в лесу, Черный Юрис, разыгрывая едва ли не в лицах известный библейский диалог между Богом и Авраамом…

— Ты помнишь, Маркерт, какой любовью Бога пользовался твой далекий предок Авраам?

— К чему ты задал этот вопрос, Юрис?

— Ты должен помнить, ты, который всегда был удачлив, как Авраам. Но бывает так, что удача отворачивается от человека… Бог порою шутит, и шутки эти у него мрачные. Я тебе напомню, как пошутил Бог с Авраамом.

Черный Юрис потянулся к полке, снял с нее Библию, почти сразу раскрыл на нужном месте.

«И было, после сих происшествий», то есть после благополучных полос в жизни Авраама, — сказал Черный Юрис. — Впрочем, кому я это объясняю! Ты ведь трижды изучал Библию, находясь в лоне трех различных церквей, а сейчас уже комментируешь ее в четвертом варианте как безбожник… Ну, не буду отвлекаться, слушай: «…Бог искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я тебе скажу. Авраам встал рано утром, оседлал осла своего; наколол дров для всесожжения, и встав пошел на место, о котором сказал ему бог»… Ну, детали опустим, вот главное: «И пришли на место, о котором сказал Бог; и устроил там-Авраам жертвенник, разложил дрова, и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою, и взял нож, чтоб заколоть сына своего! Но ангел господень… Ангел сказал: не поднимай руки своей на отрока и не делай над ним ничего; ибо теперь я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для меня».

Черный Юрис захлопнул Библию.

— Вот как стоит вопрос, Маркерт. Ведь ты готовишься стать отцом… Поздновато, конечно, но лучше поздно, чем никогда. Готов ли ты к жертве Авраамовой?

— Ты не Бог, Юрис, — сказал Маркерт. — И зачем тебе нужна смерть неродившегося младенца?

— Ты прав, Маркерт, я не Бог, а только ангел, который хочет остановить руку твою с ножом. Я не хочу, чтоб ты стал детоубийцей. Ведь если ты не пойдешь мне навстречу… Знаешь, какой фокус придумал Малх?

Он поднялся из-за стола.

— Эй, кто-нибудь! Пусть придет сюда Малх!

«Малх! — подумал Маркерт. Они обогнули стороной центральную часть города и приближались к развалинам одного из фортов, зловещее ожерелье этих былых укреплений окружало город. — Малх! В нем клубок нитей, которыми опутал меня проклятый иезуит. Черного Юриса больше нет! Остался один только Малх, он все еще существует на белом свете, один Малх…»

— Мы должны идти этот форт, — прервал размышления Бориса Яновича его спутник.

— Мне говорили, что там остались мины, — спокойно заметил Маркерт.

Ему не было страшно. Мины — так мины. Может быть, так оно и лучше. Мгновение — и все кончилось. Про мины он сказал машинально, на душе у Маркерта было пусто.

— Знаю, — ответил Малх. — Мины — для дураков. Мы будем проходить, как умные люди. Мне известен проход здесь.

За три мирных лета развалины форта успели зарасти травой и бурьяном. Без особых происшествий Маркерт и Ауринь добрались до центральной части крепости. Чудом уцелевшая винтовая лестница вела в нижние этажи. На стенах проступали многочисленные надписи. Чаще других лозунгов встречалось категорическое: Wir capitulirien nicht! — Мы не капитулируем!

На нижней площадке Малх сделал знак Борису Яновичу остановиться, а сам принялся осматриваться, медленно и постепенно двигаясь вокруг, обходя обломки полурухнувшего перекрытия, осторожно ступая в красновато-серую пыль, она покрывала здесь все.

Время от времени Малх вынимал из нагрудного кармана бумажный листок и внимательно разглядывал его.

Наконец он подозвал Маркерта.

— Это здесь, доктор, — сказал Малх. — Другой ход, малый ход… Главный имеет место быть со сторон внутренний двор. Там входит целый автомобиль. Но главный ход завален от взрыва бомбы. Мы будем смотреть отсюда.

— Откуда? — спросил, озираясь, Борис Янович.

Маркерт не видел ничего похожего на какой-либо вход. Малх рассмеялся. Смеялся он добродушно и беззаботно, ничем не напоминая Маркерту того, лесного, Малха.

— Тут имеется маленький секрет, — сказал Ауринь. — Сейчас мы открываем дверь.

С этими словами Малх направился в угол, к которому примыкал последний поворот винтовой лестницы. Он отбросил оттуда несколько кирпичей, затем подозвал Бориса Яновича, и вдвоем они сдвинули в сторону кусок бетонной стены с торчащими из него прутьями арматуры. Малх подтащил рюкзак поближе, раскрыл и достал из него складную саперную лопатку и короткий ломик. Лопаткой он расчистил поверхность от мусора, обнаружив плиты пола. Затем долго осматривал стену. Здесь было мало света, и Малх зажег электрический фонарик. Вот он довольно хмыкнул, передал фонарик Маркерту, взял в руки ломик и сунул его в незаметное круглое отверстие между камнями, из которых была сложена стена.

Под ногами Бориса Яновича зашуршало. Он отступил назад и увидел, как одна из плит пола вдруг поползла к стене, обнаруживая расширявшееся отверстие.

Плита ушла в стену. Перед ними был люк в метр длиной и полметра шириной. Малх направил свет фонаря в отверстие, и там они увидели скоб-трап, начинавшийся от самого края люка.