Переведя взгляд на сладости, Тао вновь испытал неприятный укол воспоминаниями: на языке сразу же возник привкус тех угощений, которые ему подарил Крис. Не желая сбивать вкусовые воспоминания теми угощениями, которые точно не способны сравниться с редкими сладостями, Тао улыбнулся лишь уголками губ и извинился:

- Благодарю вас, принц, за оказанное внимание, но буду вынужден воздержаться от сладкого, - увидев вопросительный и отчасти недовольный взгляд принца, Тао продолжил: - Видимо, я слишком давно не перемещался по Шелковому пути, и мой организм несколько выбился из равновесия после столь долгого перелета и теперь реагирует на сладкое неприятными ощущениями в желудке. Так что мне придется ограничится чаем ради своего телесного комфорта, - буквально отрапортовал Тао свою наспех придуманную ложь.

Поджав губы, Сюмин перевел недовольный взгляд на принесенный подарок: все же неприятно, когда на знаки внимания отвечают «Спасибо, но нет», - однако, так как серьезных поводов уличить Цзытао в неподобающей реакции у него не было, Сюмину пришлось лишь молча кивнуть, тем самым показывая, что он принимает извинения Тао.

Между Тао и Сюмином и так никогда не было душевных разговоров: Тао не стремился так сближаться, а Сюмин считал, что и оказываемого им внимания и демонстрируемой предрасположенности вполне достаточно, - но этот разговор у них особенно не заладился. Тао было крайне некомфортно, ведь любая из затронутых тем неприятно цепляла Тао, и он крайне не желал ее развивать. Приезд Сюмина в Хогвартс, нежелание перемирия с ведунами, на котором настаивал отец Тао, считая именно его лучшим выходом из сложной ситуации, тонкие намеки на ухаживания, от которых Тао мутило – всё это вызывало в Тао отнюдь не приятные эмоции. Он бы вообще предпочел спрятаться от принца и не встречаться с ним на этих каникулах, но понимая, что это невозможно, он пытался придумать нейтральную тему, которая поможет вывести вечер в терпимый обмен мнениями. Но Сюмин опередил его, задав очередной неприятный и, по мнению Тао, неприличный вопрос:

- Альфы руки там не распускают? - холодно процедил Сюмин, словно имеет на подобный контроль полное право.

В который раз за эту встречу слова Сюмина вызвали воспоминания совсем не о нем. А об альфе, который как раз имеет право распускать руки. Тао прикрыл глаза лишь на мгновение, но и этого хватило, чтобы под веками, словно вспышка, появились образы полумрака душевой и Криса, который с упоением вбирал его член в рот. Чувствуя, как его щеки полыхнули румянцем, Тао распахнул глаза и испуганно замер, боясь реакции принца.

- Нет, принц, посторонние альфы руки не распускают, - на свой страх и риск ответил Тао, на деле даже не соврав: у него язык бы не повернулся назвать Криса посторонним.

- Это хорошо, - довольно протянул Сюмин, откидываясь на высокую спинку кресла и жестом прося слугу обновить чай.

Как можно незаметнее выдохнув, Тао про себя порадовался тому, что принц Сюмин действительно достаточно недальновиден, раз списал реакцию Тао на что-то другое, а не на отношения с альфой.

В дальнейшем вечер перетек в формат монолога, где Сюмин рассказывал Тао о своих императорских делах, о том, как он уверен в правильности своих решений и как сильно он желает начала золотодобычи на переданных Японии островах. Хоть Тао и не любил выступать в качестве мебели, а точнее китайского болванчика, в этом случае такой вариант развития событий его вполне устраивал: согласительные кивки - это намного лучше, чем ответы на неприятные вопросы.

Покинул принц их особняк только к ночи и то только после того, как присоединившийся к ним Чунмен напомнил, что из-за смены часовых поясов Тао не следует до конца сбивать свои внутренние часы, ведь для Владыки времени это может иметь и магические последствия. Прощаясь с Цзытао, принц наградил Чунмена говорящим взглядом, практически вынуждая оставить их наедине. Пока Сюмин цепким взглядом провожал Чунмена, Тао непроизвольно сглотнул, чувствуя, как нервно дернулся его кадык: Тао уже не мог спокойно реагировать даже на нахождение с принцем без свидетелей.

Подхватив, как казалось Сюмину, в элегантном жесте ладони Тао, он поднес их к своим губам и поочередно оставил поцелуй на верхних фалангах пальцев.

- Я надеюсь, что слова твоего отца про необходимость сна, - с хитринкой в голосе, которую сам Сюмин считал мелодичной и соблазнительной, начал он, - не повлияют на твое проведение празднования Нового Года.

- Разумеется, я посещу этот бал, - вежливо улыбнувшись, Тао, словно без мыслей об избавлении от прикосновений принца, вытащил свои пальцы из слабого захвата и стряхнул со своего платья несуществующие ниточки и крошки. - Только я все же вынужден согласиться с выводами отца, нарушение режима сна и бодрствования всегда негативно сказывались на моей силе, поэтому я буду вынуждено покинуть празднование после наступления полуночи. За что приношу вам, принц, свои искренние извинения. Но думаю, что вы позволите мне такую вольность ради моего физического и магического здоровья, - очаровательно улыбнувшись, выдал Тао, надеясь таким незначительным жестом смягчить недовольство принца и поставить того в тупик.

- Ну конечно, Таоцзы, - явно натянув улыбку, согласился Сюмин, - твое здоровье превыше всего, - шагнув к двери, Сюмин завел руки за спину, сцепляя их там в замок, но, на мгновение замерев у входа, он обернулся через плечо и, понизив голос, твердым тоном, который не сулил Тао ничего хорошего, протянул: - Но я буду ждать, что ты уделишь мне большую часть своего внимания, дабы я не был в дальнейшем огорчен твоим ранним уходом.

Ничего не ответив на этот по сути приказ, Тао замер каменным изваянием, лишь наблюдая, как открывается дверь, фигура принца теряется во тьме ночи, и эти же двери смыкаются, ограждая тепло особняка от холодных ночных ветров. Только щелчок включения магической защиты главного входа привел Тао в чувства, и тот, не медля ни секунды бросился в свои покои, не заботясь о том, что он может упасть, зацепившись за длинный подол. Все тело ощущалось как обмазанное слизью, словно от облизывания гигантской лягушки или даже жабы, а руки горели, словно их натерли жгучим перцем, и Тао больше всего на свете мечтал смыть все это с себя, дабы перестать чувствовать себя столь грязным и… униженным своим беспомощным и бесправным положением.

Сидя в глубокой круглой ванне, которую омма Тао всегда называл «Ракушкой для жемчужины», Тао притянул ноги к груди и, обхватив их руками, уложил голову на колени. Вся эта ситуация заставляла Тао чувствовать себя загнанным зверем. Его адед был страстным любителем охоты, поэтому даже еще будучи совсем крохой, Тао уже знал многие премудрости отменного охотника. И однажды, незадолго до своей смерти, адед рассказал Тао одну охотничью хитрость, которую Тао помнит до сих пор. Когда ловишь зверя, его всегда необходимо окружать только с трех сторон, оставляя ему путь для отступления. Напуганное животное побежит туда, куда вам нужно и несомненно попадет в расставленную вами неожиданную ловушку. Если же у зверя не будет этой призрачной надежды на спасение, так как вы не скрываясь окружите его со всех сторон, то ему ничего не останется как биться с вами насмерть. Сейчас Тао ощущал себя именно таким зверем. Тем, кто бежит по единственному допустимому пока пути - делать все для того, чтобы принц не принял общение Тао за согласие на отношения и не продемонстрировал всем придворным свою заинтересованность в Цзытао. Если хотя бы одна из этих граней будет сломана и разрушена, то Тао так же не останется иного выхода, кроме как любой ценой сражаться за себя, свою свободу и свое счастье.