Остаться одному в огромном доме – я чувствовал себя словно единственный выживший после Апокалипсиса. Я понимал, что это не гостиница, а Глеб не портье, чтобы провожать меня до номера, да и, возможно, он сам не знал расположение комнат. Я, обижено сопя, потащил свой багаж по лестнице на второй этаж. Тусклый свет и здесь освещал просторный коридор, видимо, Глеб включил какой-то общий рубильник. В принципе одиночество не страшило меня, наоборот, я мог наконец-то насладиться им. К тому же музеи я любил и не имел ничего против того, чтобы пожить в одном из них.

И только остановившись в просторном холле, я подумал, что мог поискать себе комнату на первом этаже и не таскать тяжести вверх по лестнице, но дело уже было сделано, и, оставив чемодан с рюкзаком на полу, я начал открывать все двери подряд. Надо отметить, в двенадцатом часу ночи разбираться в темноте комнат, что они собой представляют, было затруднительно. Я пожалел, что у меня нет фонарика: репеллент от комаров взял, а вот фонарик нет. Выключатели пришлось искать мануально, ощупывая простенки вдоль дверей.

По неведомой мне причине выключатель нашелся справа на уровне пояса – полное неудобство для руки. Озаривший комнату свет показал, что это не спальня – кровать отсутствовала, как и диван. Я закрыл дверь и отправился дальше. Во всех комнатах выключатели оказались на том же месте, поэтому дальнейшие поиски проходили быстро. То, что именно эта комната была жилой, я понял с первого взгляда, нет, так же, как и остальные, она была чисто убрана, ничего лишнего, никаких носков посередине ковра или смятой газеты на столике у окна, или аквариума с рыбками. Но что-то было, какая-то живая аура, если так можно выразиться, в ней не было музейной замороженности, присущей остальным комнатам.

Я с сомненьем посмотрел на лампочку – тут даже не сорок ватт, от силы двадцать пять, мы такие вкручивали в подъезде в надежде, что на них никто не позарится. Комната казалась очень уютной: большая кровать, к счастью, без всяких балдахинов, темное полированное резное дерево, мощное и обстоятельное и как противовес – шелковое покрывало нежных весенних цветов, расшитое порхающими птичками, я уже представлял, как развалюсь на ней, дома приходилось спать на полуторном диванчике-книжке, каждый день его складывая-раскладывая. С облегчением сгрузив сумку с ноутбуком на небольшой прикроватный столик, я посмотрел на окно, закрытое тяжелыми бархатными портьерами, было интересно взглянуть на окрестности. В комнате была еще одна дверь, хоть бы ванная, загадал я, подходя к ней. Я мягко поднял рычажок выключателя и осторожно открыл дверь, за ней оказалась вполне современная ванная комната. Йес! Ну как современная… типичная ванная комната эпохи Ренессанса, главное, унитаз наличествовал, а то я с трудом представлял, как буду справлять нужду в горшок или бегать по кустам. Спасибо, Господи, за милости твои!

Я быстро вернулся в комнату и открыл шкаф; никаких личных вещей: внизу на полках пара одеял, подушка и постельное белье. Это была моя комната! Я счастливо улыбнулся и принялся распаковывать рюкзак под возмущенное урчанье желудка. Вытащив пакет с продуктами, упакованный маман, я задумался: наверное, можно было перекусить и в комнате, но это казалось мне неправильным - значит, нужно было искать кухню. Я вышел из комнаты и отправился назад на первый этаж, логично предположив, что кухня найдется именно там. Несмотря на то, что по жизни я страдал топографическим кретинизмом и мог заблудиться в трех домах, я никогда не путался в музеях, ориентируясь каким-то внутренним чутьем. Вот и сейчас, спустившись по лестнице, я повернул направо и, пройдя сначала длинным, а потом коротким коридором, безошибочно вышел к высоким двустворчатым дверям, за которыми оказалась кухня.

Большая прямоугольная комната с несколькими окнами, в ней запросто поместилась бы вся наша квартира, но несмотря на размеры, кухня была уютной: сплошные деревянные поверхности, тонкая резьба на шкафчиках и мощный стол по центру. Я поставил на него свой пакет и огляделся – холодильник в глаза мне не бросился, возможно, он был за одной из деревянных панелей, а возможно, его тут не было и вовсе. В конце концов, в деревнях вроде продукты хранят в погребе; сам я никогда в деревне не бывал – не к кому было ездить, но из литературы знал, хотя, возможно, прогресс добрался и туда.

Я принялся разбирать пакет под бодрящее урчание желудка: пластиковый контейнер с нарезанными колбасой, салом и сыром, это может храниться какое-то время и без холодильника; половинка порезанного батона; вареные яйца в количестве четырех штук, вот насчет них я был не уверен, вроде бы они тоже хранятся довольно долго, но лучше их съесть побыстрее; огурцы с помидорами в отдельном пакете; упаковка чайных пакетиков; салфетки; и, с восторгом смотрел на последний сверток, извлеченный мной – в зажиреной с темными пятнами бумаге, завернутой в пищевую пленку, оказались пирожки с вишней. Я их обожал! Спасибо, мама! И когда ж ты успела? Электрического или обычного чайника я не наблюдал, это было нестрашно – я мог обойтись минеральной водой, в рюкзаке оставалось еще полбутылки.

Я подошел к плите, судя по виду, - газовой. Она не была похожа на современные плиты, но старой не выглядела, скорее сделанной под старину, как это сейчас было модно. Я повернулся к раковине и открыл кран, к моему удивлению, вода потекла совсем не ржавая, наоборот, чистая, прозрачная. Я набрал ее в ладони и наклонился, принюхиваясь: хлоркой или еще чем-то химическим она не пахла. Я с удовольствием сполоснул руки и, сняв очки, умылся. Вытершись маменькиными салфетками, я приступил к позднему ужину, решив, что яйца с салом и помидорами то, что нужно, а остальное можно оставить на завтра. Надо бы разузнать, как тут с едой. Я очень надеялся, что мне не придется обеспечивать ее самому. Вообще желательно переговорить с хозяином, а то, согласившись сюда приехать, я даже не уточнил ни размер зарплаты, ни свои обязанности толком, ни того, опять же, положен ли мне стол или я сам должен изыскивать пропитание? Или, упаси Боже, готовить? Хотя мне регулярно приходилось закупаться в магазине или на рынке, к готовке меня никогда не приучали – три мои женщины прекрасно справлялись сами.

Я очистил и откусил яйцо, когда боковым зрением заметил какое-то движение в районе двери. Быстро оглянувшись, я увидел сидящего в дверном проеме довольно крупного кота: черный, холеный с белоснежной манишкой, он внимательно смотрел на меня зелеными глазищами. Я вскочил, улыбаясь:

- Привет, дружище! Голодный?

Я подошел к нему и протянул руку, которую он снисходительно понюхал, не сводя с меня глаз.

- Как же тебя зовут? Ты тут с кем-то или сам по себе, остался от старых хозяев?

Я оторвал полкусочка колбасы и бросил коту. Дома маман запрещала кормить наших кошек со стола, тем более сырокопченой колбасой, но кошачьего корма у меня не было, да и неизвестно, чем питается этот красавец. Исхудавшим он точно не выглядел, скорее наоборот, величественный и шикарный, гладкая черная шерсть блестела как лакированная, а белейшая манишка была словно мех норки – ворсинка к ворсинке.

Кот легонько тронул лапой колбасу и, наклонившись, слизнул ее в одно мгновенье. Я засмеялся и кинул еще, кот снисходительно принял подачку и тут же сел, глядя на меня пристально и требовательно. Учитывая, что сам я уплетал яйца с салом, то и ему предложил для начала кусочек сальца. Сало тоже пошло на ура.