Июль заканчивался, и мне нужно было как-то отпроситься у моего работодателя домой – приближался маменькин день рождения, и я хотел приехать, чтобы лично поздравить ее.

В редкие случаи, когда мы вдвоем шли с завтрака или обеда, Ярослав всегда взахлеб рассказывал об изменениях, произошедших в поместье, и о том, что еще планируется здесь сделать. Я внимательно слушал, проникаясь его идеями, хотя бассейн, мне казалось, не вписывался в старинную усадьбу, и забывал о том, что хотел сказать сам.

Я твердо решил поговорить о причитающейся мне зарплате и выходных, когда мы будем возвращаться с пробежки. Но стоило нам выбежать в окультуренную зону и перейти на шаг, не успел я отдышаться, как подъехал микроавтобус, привозивший строителей. Бедняги выезжали из Киева в шесть утра, правда, и отвозили их назад уже в четыре. Ярослав сразу требовательно махнул рукой в их сторону и стремительно направился выражать, судя по лицу, что-то не слишком лицеприятное. Но мне уже подпекало – дни уходили, маменькин день рождения приближался, и я мог попросту не успеть, ведь нужно же что-то еще решить с билетом и моей доставкой в Киев. Поэтому я схватил Яра за запястье, но тут же отпустил, когда он обернулся, недоуменно подняв брови:

- Простите… прости. Мне нужно поговорить с тобой.

Рабочие стояли в десяти метрах от нас и пялились, вообще-то было на что: и Яр, и Глеб в мокрых от пота футболках и коротких спортивных шортах выглядели как из рекламы спорттоваров.

- Что случилось?

- Мне нужно уехать на несколько дней.

- Зачем и куда? – его серые глаза внимательно смотрели на мои губы, что заставляло меня чувствовать себя неловко.

- Домой, на выходные.

- Что-то случилось? – требовательно переспросил он.

- Нет, просто у матери день рождения в эту субботу. Мне хотелось бы уехать в пятницу, а в воскресенье вечером или в понедельник я вернусь.

- Хорошо, - медленно сказал он, - до пятницы два дня, я позабочусь о билете.

- Спасибо, - я был искренне благодарен ему, но оставался еще один нерешенный вопрос – меркантильный. – Ты не мог бы заплатить мне за этот месяц? – я покраснел. Как все-таки неудобно говорить о деньгах!

- Конечно, без проблем.

Ярослав остался переговорить с рабочими, а я побрел в дом, чтобы принять душ, сходить на завтрак и заняться архивом.

Наступил четверг, но Яр так мне ничего не сказал насчет билетов, я решил поговорить с ним вечером и в любом случае, купил он билет или нет, в пятницу с утра отправиться в Киев, чтобы заняться этим самому, а также выбрать подарок маман. Благо у меня оставались все еще те деньги, с которыми я сюда приехал. Но на ужине Ярослава не оказалось, как выяснилось, он уехал еще после обеда. Я растерялся: и что мне теперь делать? Идти «голосовать» на трассу или просить кого-то из ребят отвезти меня на автовокзал?

Настроение ухудшилось, но я собрал рюкзак, хотя класть туда мне было особо нечего – я ехал всего лишь на пару дней. На душе было муторно, можно было посмотреть скачанные фильмы, но я спустился в архив. Все-таки лучшее лекарство – работа! Так как сейчас я разбирал одну из верхних полок, мне не хотелось лезть на стремянку, и я пристроился покопаться в бумагах на удобной для себя высоте в соседнем стеллаже. Не разбирая документы дотошно и не вникая в их суть, я просто механически перебирал бумаги, пока не наткнулся на затрепанную книжицу в черном, каком-то засаленном переплете.

С огромной осторожностью, стараясь не думать, из чьей кожи сделали обложку, я взял ее в руки, боясь, что она сразу рассыплется. Но несмотря на древность, книжица оказалась достаточно крепкой. Я не слишком разбирался в таких вещах, но по виду ее листы больше всего напоминали пергамент. Они были разрисованы выцветшими символами, которые я совершенно не мог идентифицировать, и указаниями на латыни. Рядом, как я надеялся, чернилами, а не, боже упаси, кровью был перевод на старо-русском.

Я присел за стол, включил лампу и взял лупу, и чем больше я вчитывался, тем дурнее мне становилось. На каждом листе приводились разные ритуалы, связанные с принесением жертв, я бегло просматривал страницы, чувствуя, как мороз бежит по моей коже, а на загривке волосы становятся дыбом. Чего тут только не было: возвращение молодости с помощью крови младенцев, рожденных на молодой месяц; избавление от различных немочей с помощью опять же кровавых жертвоприношений; оживление умерших; связывание душ после смерти. На последней записи я застопорился, что-то это мне напоминало. Я стал читать внимательнее, понимая, что именно этот ритуал использовал первый хозяин усадьбы, чтобы соединить свою душу с душой любимого Сашеньки. Для этого всего-то нужно было уединиться в нейтральном месте, желательно удаленном от людей, тихом и спокойном, написать своей кровью специальные символы и определенные слова на латыни и читать приводимое тут заклинание, пока не выйдет вся кровь. Там писалось про пути, которые должна пройти душа, но я откровенно ничего не понял.

Ясно было, что он в горе просто выгнал всех из усадьбы и сделал ее местом ритуала, но, видимо, что-то пошло не так. Я не знал, соединилась ли его душа с Сашенькиной, но мне казалось, какой-то ее кусочек с кровью впитался в полы и стены здания, возможно, это отпочковалась его любовь к самой усадьбе. Рурсус безусловно был чем-то большим, чем кот, мне он казался неким духовным или, наоборот, материальным воплощением души усадьбы, если только так можно говорить о неодушевленных предметах. Душа у неодушевленного предмета – нечто, противоречащее логике. Тем не менее мне казалось, что я угадал.

Что делать с этим сводом темных, кровавых ритуалов, я не знал, но если допустить, что они действуют, то эта книжица превращалась в страшную вещь, и самое лучшее, что можно было сделать – кинуть ее в огонь. Ведь обязательно найдутся люди, готовые за бессмертие, молодость или здоровье на принесение любых жертв. Пока же я подтащил стремянку к этому стеллажу и закопал книжку в бумагах на верхней полке. Поставив лестницу на место, я с чистой совестью ушел в свою комнату.

На утро в коридоре меня встретил сияющий Ярослав с двумя конвертами в руках: в одном были билеты на самолет, а в другом – банковская карточка с перечисленной на нее зарплатой.

- Самолет? Серьезно? – я, который еще ни разу не ездил даже на поезде, ошеломленно смотрел на авиабилет. – А что, все автобусы в мой город отменили?

- Зато у тебя освободился целый день, - поведал Яр. – Ты сможешь посмотреть Киев до отлета. И опять же – лучше лететь два часа, чем трястись в автобусе восемь.

- Что-то я не уверен, что это лучше, - пробормотал я с сомненьем, не говоря уж о цене – она была в шесть раз выше, чем на автобус.

- Я отвезу тебя в город, как только ты будешь готов.