Мы помолчали, мне не хотелось комментировать его рассказ, хотя я очень сочувствовал Глебу.
- Никита, а сколько тебе лет? – неожиданно спросил Ярослав.
Хорошо, что я не девушка и свой возраст не скрываю, но с чего это его заинтересовало, думает, что я слишком юн для работы в его архиве? Я уже собирался ответить, когда задумался:
- А какое сегодня число?
- Двадцать третье, - с улыбкой ответил он.
- А, тогда двадцать один до следующей субботы.
- Чего так неуверенно?
- Да у вас тут, - я кивнул на дом, - не то что число – время невозможно узнать.
- Вообще-то часы в усадьбе есть, если ты не заметил.
Естественно, я заметил: там и ходики были, и с кукушкой, и напольные в просторной гостиной.
- Если хочешь, мы можем попробовать завести ходики в библиотеке.
- Давайте попробуем, лучше они, чем с кукушкой или боем – неохота каждый час ночью просыпаться.
Мы запустили часы, Яр выставил время по своим наручным, и я отправился в кухню покормить кота.
Яр уехал, а у меня начались мирные будни в архиве, я постепенно одолевал первый стеллаж и уже дошел почти до самого верха. Периодически мне помогал Флорентий, нервно посматривая по сторонам, правда, хорька он с собой сюда не брал, оставляя с Глебом. У них вообще были самые странные отношения, что я видел, возможно, это такая разновидность дружбы – сам не имеющий друзей, я несильно разбирался в подобных вещах. Хотя с нашими охранниками в какой-то мере я подружился.
Вот только сегодня за завтраком Глеб рассказывал, что ночью ему не давало спать какое-то шебуршанье, и у Флорентия стало такое хитрющее выражение лица, что сразу было понятно – его рук дело. Правда, когда он увидел, что я смотрю на него с явным пониманием, то сразу злорадно заявил:
- Это, видать, Никитина мухоловка сбежала из архива, - и развел руками, показывая ее размеры, прям как рыбаки о выловленной рыбине.
- То есть это ты хорячьим кормом мухоловку к Глебу в комнату приманить пытался? – сдал племянника Руслан.
- Каким еще кормом? Вот еще… Делать мне больше нечего, как раскидывать где попало корма премиум класса! Да если хотите знать, одна упаковка только двадцать долларов стоит, - покраснел от злости Флорентий и, смерив родного дядьку-предателя рассерженным взглядом, выбежал из-за стола.
- Два один! Я веду, - хмыкнул Глеб. - Он не зря потратил двадцатку, хорек все съел. А потом еще потоптался по моей кровати, утрамбовывая поздний ужин, невоспитанное животное. Мало того, что без приглашения в чужую койку прыгнул, так еще и чавкал во время еды. Отомстил-таки мне, поганец, за хорепопу, - подмигнул мне Глеб.
Я вспомнил, как Рен демонстрировал на лужайке свою пятую точку и невольно улыбнулся. Эта парочка точно не даст никому скучать. Постоянно только подкалывают друг друга. Из раздумий меня выдернул недовольный голос Руслана, который рассказывал, как вчера застукал племянника на горячем: Рен прокрался в комнату Глеба и раскидывал там по всем углам сухой корм.
- Я еще подумал, опять пакость задумал, а он так грамотно съехал с темы, что я забыл об этом, - вспомнил Рус. – Голову на отсечение даю, он свою крысу потом специально к тебе запустил, чтоб ползала и шуршала, не давая спать. В общем, скажи спасибо, что только крысу, а не сам шуршать к тебе пошел.
Пока ничего особо интересного мне не попадалось, все находки годились разве что для школьного музея или библиотеки: газеты и журналы не представляли материальной ценности, так как тираж у них по тем временам был приличным. Но в четверг в потрепанной коробке, которую я снял и передал Флорентию, помогавшему мне освобождать полку, а потом ставить разобранное назад, я обнаружил кое-что интересное. Отпустив Рена, усвиставшего на завидной скорости из архива, я с некоторым благоговением снял крышку и вынул завернутую в шелк рамку. Положив ее на стол, я развернул ткань и увидел очень старую пожелтевшую фотографию… кота, черно-белого кота, вылитого моего знакомца, если не считать даты, написанной на обороте – 1887 год.
Я понимал, коты – не люди, и для нас один черно-белый кот будет похож на другого черно-белого кота, тем более на не цветной фотографии, которой больше ста лет.
В коробке были еще всякие памятные мелочи типа засушенных цветов, бережно завернутых в бумагу, носовых платочков с вышитыми инициалами и тому подобные, милые чьему-то сердцу, вещички. Естественно, никакой исторической ценности они не представляли. Я поставил рамку с фотографией кота перед собой, чтобы не забыть забрать к себе в комнату, а почему нет? Был ли на ней изображен кот, которого принес Митенька? Это случилось в 1869 году за восемнадцать лет до фотографии. Коты, бывает, живут достаточно долго, чего только стоят мои собственные кошки, оставшиеся дома, так что вероятность, что это один и тот же кот, была велика.
Коробка была достаточно объемная, и я завозился с ней, не успев закончить с остальными бумагами на полке, поэтому, когда ближе к ужину пришел Рен, чтобы помочь поставить все проинвентаризированное на место, я предложил прийти завтра ближе к обеду в надежде, что успею закончить.
А в моей комнате появилась обновка на комоде – старинная фотография кота.
В пятницу с утра я рьяно принялся за бумаги и к приходу Рена разложил все по стопочкам и подписал наклейки, записал в блокнот, что находилось на этой полке (вести этот своеобразный каталог я догадался не сразу, в итоге пришлось ползать копировать записи с нижних полок), оставалось только вернуть бумаги на полку и расклеить подписи.
Рен подавал мне понемногу документы, я клал их на место и приклеивал к полке бумажку с надписью. Было жутко неудобно: я стоял на верхней ступеньке лестницы и, когда сгибался за бумагами или разгибался, их забрав, боялся сверзиться – руки были заняты, и я легко мог свалиться на Рена, он бы меня не удержал, в итоге покалечились бы оба.
Размашистые, широкие шаги я услышал раньше, Рену было не до того – он тоже, видно, боялся, что я упаду на него.
- Вы чего на обед не пришли? – раздался голос Глеба, Флорентий от неожиданности дернулся и зашипел что-то нецензурное.
- Уже заканчиваем, - отозвался я.
Человек беспокоится, что мы голодные, пришел, поинтересовался, чего хамить, спрашивается?
- Рен, у тебя по спине что-то лохматое ползет, наверное, эта ваша мухоловка, - предположил Глеб.