Женька медлил.

— Хватай его! Чего ждёшь!

Мой крик вывел Бибигона из приятной задумчивости. Он оторвался от ягоды, молниеносно выхватил шпагу и бросился наутёк. Красная клубничина, выеденная до белорозовой сердцевины, печально повисла на стебле…

Я бросился за Бибигоном, но налетел на неподвижно стоявшего Женьку, который и не собирался хватать человечка. Вместо этого он вдруг начал тереть свой глаз кулаком и охать. Бибигон воспользовался заминкой, добежал до края грядки и, раздвинув бархатные клубничные листья, прыгнул под куст и исчез.

Было ясно: и на сей раз Бибигону удалось спастись.

— Чего стоишь как столб! — крикнул я Женьке. — Нарочно, что ли?

Ну да, нарочно, — ответил он, нахмурившись. — Не видишь, в глаз что-то попало?

На его щеке появились грязные разводы — так он усердно тёр свой глаз.

И тут меня осенило. Нечего рассчитывать на слепой случай. Нужно поймать его с помощью хорошо испытанного средства — ловушки.

Мы с Женькой изготовили хитроумное приспособление и установили его на лесной тропинке, по которой любил прогуливаться Бибигон.

Ловушка была устроена просто и надёжно. Главное — заманить Бибигона внутрь загородки из шести кирпичей. Лишь только он там появится, мы дёрнем верёвку, палочка из-под фанерки выдернется, фанерка упадёт — и Бибигон пойман.

Самым трудным во всей этой затее было найти приманку. В ловушку следовало положить что-то такое, что наверняка привлечёт Бибигона.

— Чего там думать, кладём кусочек хлеба — и всё! — заявил Женька, но я сказал, что хлеб для Бибигона не приманка. Скорее всего, этот хлеб склюют птицы.

— Ну тогда клубнику. Он её любит!

— Он и без ловушки может есть клубнику до отвала!

— Тогда что же нам туда положить?

— Положим в ловушку ракету!

Расчёт мой был точен: Бибигон очень интересовался устройством наших ракет. Я даже однажды показывал ему, как сделать ракету, но не успел всего объяснить до конца — Женька помешал.

Наши приготовления закончились поздно вечером, и поимка Бибигона была назначена на следующий день. И вот наступило наконец утро.

Ночью прошёл дождь, погода была пасмурная. Пока я пробирался сквозь кусты к Женькиному дому, мои трусы и майка намокли, словно я в них искупался в речке.

Я встал на карниз и заглянул в окно. Женька лежал, укрывшись с головой одеялом, только коричневый хохолок виднелся на подушке. Мне показалось, что Женька не спит, а притворяется.

Я влез в комнату.

— Просыпайся! — громко зашептал я. — Пора Бибигона ловить!

— Да ну его, — пробормотал Женька. — Пошли лучше ракету запускать!

— Ракету потом, а сейчас надо Бибигона поймать! — решительно заявил я.

Тут Женька скидывает с себя одеяло, прыгает с кровати на пол, странно улыбается и говорит:

— Ведь ты и без меня пойдёшь?

— Конечно, пойду!

— Ну ладно, тогда и я с тобой! — И добавляет: -Тебя ведь нельзя одного отпускать.

«Почему это нельзя одного отпускать?»-подумал я, а вслух сказал:

— Так-то лучше! — и похлопал Женьку по плечу.

Лесная тропинка, как речка по зелёному ущелью, текла сквозь заросли орешника, сужаясь в том месте, где была установлена ловушка для Бибигона.

Нам было холодно, мы с трудом удерживались от того, чтобы не стучать зубами.

— Неужели он явится? — шёпотом спросил Женька.

— Конечно, явится! Ты что, его не знаешь? Он же любопытный, он сам полезет, особенно когда увидит ракету.

— В том-то и дело, — прошептал Женька. В его голосе я почувствовал жалобные нотки. Он вздохнул, губы у него скривились, глаза сощурились, брови поднялись, лоб наморщился — вот-вот заплачет.

Уж не жалеет ли он Бибигона?

— Может, раздумал? — грозно зашипел я.

Женька беззвучно зашевелил губами, но я всё равно расслышал:

— Явился!

В просвете между листьями орешника мы увидели Бибигона.

Как я и ожидал, наша ловушка сразу же привлекла его внимание. Подбежав к кирпичам, он попытался было заглянуть в щёлочку, но кирпичи так плотно стояли друг возле друга, что щёлочки не найти.

Бибигон побежал в обход и своей панамкой чуть было не задел за верёвку, свисавшую над землёй, как телефонный провод после урагана. Эх, надо было повыше верёвку подтянуть. Увидит её — и всё пропало. Он сразу же догадается, что это наша затея. Но Бибигону было не до верёвки.

Он обежал вокруг ловушки, но так как заглянуть за кирпичи ему не удалось, он решил взобраться на них. В один миг он оторвался от земли и взлетел на кирпич.

Оказавшись наверху, Бибигон увидел приманку — ракету с закопчённым носом и соплом. От неё исходил волнующий запах сгоревшей киноленты.

Затаив дыхание я смотрел на Бибигона. Вот сейчас он спрыгнет вниз, Женька дёрнет верёвку, фанерка упадёт и прихлопнет ловушку. И… Бибигон мой! От нетерпения я так сжал кулаки, что самому стало больно. Ну, Бибигон, давай прыгай!

И вдруг раздался крик:

— Бибигон, стой!

Это кричал мой лучший друг. Он поднялся во весь рост, его лопоухая голова высунулась из-за куста.

Бибигон увидел его.

— Это ты мне кричишь?

— Тебе! Не прыгай!

— Прыгай! — крикнул я, тоже высовываясь из своего укрытия.

Бибигон рассмеялся.

— Один кричит — прыгай, другой — не прыгай! Кого же мне слушать?

— Меня! — в один голос завопили мы с Женькой, и я, изловчившись, выхватил верёвку из Женькиных рук и дёрнул её.

Палка выскочила из-под фанерки, фанерка упала и прихлопнула пустую ловушку — Бибигон успел отскочить к самому краю кирпича. От волнения он не сумел удержать равновесия и, взмахнув руками, полетел вниз. Очутившись на земле, Бибигон хотел было юркнуть в кусты, но упал, запутавшись в собственном плаще.

— Спасите! — крикнул Бибигон. Его голосок еле-еле пробился сквозь ткань плаща.

Я бросился к Бибигону — сейчас схвачу! — однако кто-то крепко держал меня за майку, я даже как бы повис в воздухе. «Куст», решил я, рванулся, майка затрещала, и я полетел носом вперёд на тропинку. Мои пальцы схватили плащ Бибигона, а губы шептали: «Мой! Мой» Мой!»

Однако я рано праздновал победу. Бибигон успел выбраться из-под плаща, который я изо всех сил прижимал пальцами к земле (она, как обычно на лесных тропинках, была утрамбованная и твёрдая, точно камень), на четвереньках, подобно маленькой обезьянке, добежал до куста и исчез.

Пока я поднимался на ноги, тёр ушибленную о корень коленку и охал, Бибигона и след простыл.

— Что, съел?

Я оглянулся. Женька, прищурившись, смотрел на меня своими зелёными глазами. В его руке я увидел клок моей майки.

Так, значит, меня держал и не пускал не бездушный куст, а мой лучший друг?

Теперь — всё! Дружбе конец!

Сжав кулаки, я ринулся на противника.

Плащом Бибигона — моей единственной добычей — оказался красивый, но вполне обычный кленовый лист с тремя дырками — одна для головы и две для рук.

Обнаружив плащ Бибигона в своём кулаке, я сначала хотел было отшвырнуть его за ненадобностью, но распорядился им иначе — расправив на ладони, обернул им свой опухший нос.

Мой бедный нос, пострадавший в результате побоища с Женькой, горел огнём. Кроме того, он ещё и побаливал. Однако я не очень-то расстраивался — моему другу досталось ничуть не меньше моего. Значит, чем больнее мне, тем больнее и ему.

«Боли! Боли!» -обращался я мысленно к своему носу, пробираясь сквозь лесную чащу.

Но постепенно мой нос перестал болеть и пылать огнём. Можно было снять с него кленовый лист, который уже заметно подвял, сделавшись мягким, как тряпочка. Невольно я улыбнулся, а улыбнувшись, уже совсем в другом свете увидел происшедшие события. Конечно, что и говорить, жаль несчастного Бибигона — запутался в плаще, лежит, беспомощный, на тропинке, не может пошевелиться. Наверняка я тоже попытался бы остановить Женьку, если бы он бросился к Бибигону против моей воли. Помешал же я ему схватить человечка тогда, возле зелёного ящика!