— О, — еле сдерживая себя, сказал Либоди. — Она не сказала, в какой форме будет наказание?
— Божья кара, — сказал викарий, — наказание в виде детей. Это, конечно, вызывало в ответ сквернословие. Правда, как только моя жена обратила мое внимание на э-э… состояние миссис Либоди, дело стало более понятным, но не менее угнетающим. Я… О, вот и доктор Уиллерс, — он замолчал с явным облегчением.
Неделю спустя, в середине дня, миссис Либоди заняла позицию на нижней ступеньке Мемориала войны и начала говорить. Она была по этому случаю босой и одетой в платье из дерюги. Волосы ее были посыпаны пеплом. К счастью, не так много народа бывает в это время на улицах, и миссис Грант проводила ее домой до того, как она разошлась. Разговоры об этом через час расползлись по всей деревне. Вскоре стала гулять новость о том, что доктор Уиллерс рекомендовал ей отдохнуть в доме отдыха, что было воспринято больше с жалостью, чем с удивлением.
В середине марта Алан и Ферелин впервые после их свадьбы посетили Мидвич. Анжела не хотела беспокоить Ферелин положением дел в Мидвиче, пока она жила в маленьком городке среди незнакомых людей в ожидании отставки Алана. Озабоченность Алана, конечно, углубилась, когда он узнал все. Ферелин слушала, не перебивая, только поглядывая на Алана. Она прервала молчание:
— Вы знаете, у меня такое чувство, что это какая-то шутка. Я имею в виду… — Она замолчала, пораженная неожиданной мыслью. — О, как ужасно! Удар в спину для бедного Алана. Это может быть основанием для развода? О, дорогой! Ты хочешь развестись?
Зеллаби слегка наклонился, поглядев на дочь. Алан обнял Ферелин.
— Я думаю, мы еще немного подождем, ладно? — ласково сказал он.
— Дорогой, — сказала Ферелин, беря его за руку.
Затем она повернулась к Анжеле и попросила ее рассказать подробнее о реакции жителей деревни. Полчаса спустя они вышли, оставив мужчин вдвоем. Алан дождался, когда дверь плотно закроется.
— Вы знаете, сэр, по-моему, это удар ниже пояса.
— Да, да, вы правы. Приступ предрассудков — самое болезненное явление. Я говорю о нас, о мужчинах. Для женщин это, к несчастью, лишь первое препятствие.
— Это ужасное потрясение для Ферелин, впрочем, боюсь, и для Анжелы тоже, — добавил он поспешно. — Конечно, нельзя ожидать, что Ферелин сразу поймет все трудности. В такие вещи надо вникнуть.
— Мой дорогой, — сказал Зеллаби, — как муж Ферелин вы имеете право думать о ней все, что хотите. Но единственное, чего вы должны избегать для вашего собственного спокойствия, — это недооценивать ее. Она, уверяю вас, поняла много больше и глубже. Мне кажется, она немного схитрила. Конечно же, она все поняла, ведь она знает, что если будет выглядеть озабоченной, то вы станете беспокоиться о ней.
— Вы думаете? — уныло спросил Алан.
— Да. Более того, такое поведение вполне благоразумно. Бесполезные волнения утомляют. Лучшее, что может сделать человек в подобной ситуации, так это понять причину беспокойства, предпринимая практические шаги. Я предлагаю вам результат моих напряженных изысканий. Вы даже не представляете, сколько старинных поговорок, гаданий старых цыганок, предсказаний вспомнили в деревне. Мы стали в какой-то мере собирателями фольклора. Вы знаете, что в положении опасно проходить через кладбище в ночь на пятницу? Практически самоубийство — носить зеленое! Если нож или игла, упав, втыкается в пол, то будет мальчик, вы знаете об этом? Нет, я думаю. Но ничего. Я составил этот букет из цветов человеческой мудрости в надежде, что они успокоят моих издателей.
С надлежащей вежливостью Алан спросил, как продвигаются его труды. Зеллаби грустно улыбнулся.
— Я должен сделать последнюю часть «Британских огней» к концу следующего месяца. Я уже написал три главы. Если бы я помнил, с чем они связаны, без сомнения, нашел бы их устаревшими. Когда над головой висит топор, трудно сосредоточиться.
— Что меня больше всего поражает, так это то, как вы ухитряетесь держать в тайне все происходящее. Я бы сказал, что у вас для этого не было никаких возможностей, — заметил Алан.
— И я так думал, — подтвердил Зеллаби, — и все шокированы. Я думаю, это что-то вроде «голого короля», слишком велика правда, чтобы в нее верить. Но заметьте, и в Оннли, и в Стоуче говорят о некоторых из нас нелестные вещи, хотя, по всей видимости, они не имеют понятия о действительных масштабах событий. Говорят, что в обеих деревнях ходят слухи о том, что мы все позволили себе участвовать в одном из старинных веселеньких праздников перед Днем всех святых. Во всяком случае, некоторые сворачивают, когда мы проходим мимо.
— Вы уверены, что в миле от вас не имеют ни малейшего представления о том, что происходит в действительности? — спросил Алан.
— Я бы так не сказал. Они просто не хотят этому верить. Они, должно быть, наслышаны вполне достаточно, но считают, что все это сказка, придуманная, чтобы скрыть что-то более нормальное, но отвратительное. Уиллерс был прав, когда говорил, что защитный рефлекс оградит нормального человека от подобных сенсаций, пока дело не попадет в прессу. Одно слово в газетах — и все восемьдесят-девяносто процентов кинутся в крайность и поверят всему. Циничное отношение к нам этих двух деревень даже на руку. От них ничего интересного газеты не добьются, информация может исходить только от нас.
Самым тяжелым в первые недели после объявления реального положения дел стали стрессы. Мужья, когда обнаружили, что никто не смеет посмеяться над ними, так как разработана специальная система защиты тайны, стали более разумными. Разногласия между мисс Ламб и мисс Латирли были улажены через несколько дней после того, как мисс Латирли пережила потрясение. Мисс Ламб теперь находилась под таким прессом преданности, что его было трудно отличить от тирании.
Одно время было трудно с Гилли. О, ее нужно было видеть! Светловолосая, толстенькая, с красными пухлыми щечками. Она долго протестовала, заявляя, что предпочитает кукол и что для нее все слишком сложно.
Зеллаби привел еще несколько интересных случаев, После паузы Алан сказал:
— Вы говорили, что есть еще десять женщин, которые могли бы быть впутанными в это дело, но оказались вне его?
— Да, пятеро из них находились в автобусе на дороге из Оннли. И были на виду в течение всего Потерянного Дня. И это, по крайней мере, опровергает теорию оплодотворяющего газа, которая становится научным ужасом наших дней, — ответил Зеллаби.
«Я жалею, что обстоятельства не дозволяют официально поздравить вашу деревню с успешно проведенной операцией, — писал мне Бернард в начале мая. — Она проводилась осторожно и со всеобщей поддержкой, которая, честно говоря, удивила и поразила нас. Большинство из нас считали, что будет необходимо принять какие-то официальные меры. Теперь, спустя только семь недель, мы надеемся, что обойдется без этого. Наибольшую заботу сейчас доставляет мисс Фразер из штата мистера Кримма, но это не лежит виной ни на деревне, ни на самой девушке. Ее отец военный морской капитан, довольно странный человек, что-то задумал со своей дочерью. К счастью, мы организовали встречу с некоторыми влиятельными людьми и вовремя. Каковы ваши мысли? Переживает ли Мидвич все это?»
Ответить на это письмо было не так просто.
Если бы не всеобщая грусть, наверное, все казалось вполне приемлемым. С другой стороны, нельзя было избавиться от мысли, что за поворотом ждет что-то неизвестное, маленький детонатор, который может взорвать все.
У нас были свои взлеты и падения, и мы преодолевали их.
Иногда они приходили ниоткуда и распространялись, как инфекция. Для наиболее истеричных и предрасположенных к панике доктор Уиллерс быстро организовал рентген, который показал, что все выглядит вполне нормально.
Положение в мае можно было охарактеризовать, как «улучшение», но со вспыхивающим желанием начать битву. Доктор Уиллерс, рьяно выступающий за то, чтобы рожать уехали в Трейнский госпиталь, отменил свой совет, так как если в детях будет что-то ненормальное, то все предыдущие попытки держать в секрете окажутся бесполезными. С другой стороны, в Трейне не было столько места для такого феномена, как одновременное появление всего женского населения Мидвича, и одно это разожгло бы интерес общественности. Поэтому Уиллерс изматывал себя, чтобы сделать как можно лучше местные приготовления. Сестра Даниэла трудилась без устали, и вся деревня благодарила всевышнего, что День случился в то время, когда она отсутствовала. Уиллерс, понятное дело, выписал временного помощника. Маленькая комната в местном муниципалитете стала складом, и несколько больших коробок от мануфактурных и химических фирм к тому времени уже прибыли.