Курт вежливо отказался, а вот Эни на удивление легко согласилась. Она даже не отказалась от бутербродов с ветчиной, хотя с подачи гостеприимного Лауса успела слопать целых два куска лимонного пирога.

   Тетя Мэй сидела напротив них в кресле, нервно крутя в руках свою чашку. Курту, несмотря на протесты, она все-таки налила чай, и тот, сдержанно поблагодарив, хлебнул смесь. Чай оказался ужасным, - не в пример совершенству, сваренному Лаусом буквально пятнадцать минут назад. Однако Курт сделал над собой усилие и не поморщился.

   - О чем вы хотели с нами поговорить? - Эни чай тоже не понравился, поэтому она нагловато налегала на бутерброды, берясь за чашку лишь для того, чтобы избавиться от сухости во рту.

   Тетя Мэй нерешительно покашляла и передвинулась на краешек кресла.

   - Вы ведь желаете добра Зарине?

   Эни поперхнулась, а Курт нахмурился.

   - Несомненно. - Юноша пытался говорить мягко, чувствуя, что женщине с трудом удается выговаривать слова.

   - Она - хорошее дитя. Просто ей нелегко пришлось. Им обоим нелегко пришлось.

   Эни отложила в сторону бутерброд и напряженно прислушалась к глухому голосу тети Мэй. Курт ощущал, что внутри него натягивается струна. Женщина повернулась к стене и взяла со столика фотографию. Еще одна отличительная черта: в доме Эштель они не заметили ни одной фотографии.

   - Это они, - тетя Мэй протянула фото в рамке Эни, и Курт придвинулся к девушке, чтобы лучше разглядеть, - до трагедии.

   С фотографии на них взирали улыбающиеся лица. Курт сразу узнал Зарину посередине. Ей было лет пять, но волосы уже ниспадали по плечам впечатляющими волнами. От ее открытой, искренней улыбки у юноши внутри все сжалось. Неужели она могла когда-то улыбаться вот так? Справа к Зарине прижимался высокий черноволосый мальчик лет одиннадцати-двенадцати с глазами цвета чистого неба. Лаус. Слева девочку обнимал широко улыбающийся мальчишка примерно одного с ней возраста. У него были пышные светлые волосы, отливающиеся сверкающим золотом и пронзительные зеленые глаза, как у кошки. Их цвет был такой же, как и цвет левого глаза Зарины. Сзади детей стояла молодая женщина с каштановыми волнистыми волосами и большими зелеными глазами. Они не были столь яркими, как у светловолосого мальчика или Зарины, но в них чувствовались тепло и любовь. Она, наклонившись к детям, обнимала всех троих, будто прижимая к себе букет цветов невообразимой красоты.

   - Это Алексис. - Тетя Мэй перегнулась через кофейный столик и слегка коснулась пальцем изображения светловолосого мальчика. - Их брат. Он старше Зарины на один год.

   - Так все-таки у нее два брата, - едва слышно пробормотал Курт.

   - А это Талиша, их мать. Восемь лет назад она умерла от несчастного случая.

   Эни рядом с Куртом дернулась и едва не выронила рамку с фотографией.

   - Как это случилось? - тихо спросил юноша, будто боясь, что громкие звуки могут кого-то спугнуть.

   - Балка на стройке упала на нее. Ума не приложу, как они оказались на территории стройки. - В глазах тети Мэй заблестели слезы. Курт почувствовал, как пальцы Эни сжимают его руку. - Ее придавило, но она была еще жива, когда ее доставили в больницу. Умерла на операционном столе. А Зарина стояла в коридорчике и все смотрела и смотрела в оконце палаты...

   Губы женщины задрожали, и первые слезы начали прочерчивать линии на ее впалых щеках.

   - Они же такие маленькие и невинные. Я же к ним почти каждый день приходила, а они по очереди стряпали яблочный пирог...

   Тетя Мэй подавила рыдания и глубоко вздохнула, виновато глядя на испуганно замерших на диване ребят.

   - Простите, что я тут устраиваю сцены перед вами.

   Курт покачал головой и хотел сказать, что все в порядке, или как-то утешить женщину, но слова просто не шли с языка. Эни неподвижно сидела рядом, до боли сжимая его руку.

   - Алексис пропал сразу после этого, - тетя Мэй шмыгнула носом и смущенно воззрилась на ребят. - Он ушел из больницы и больше его никто не видел. Эти дети в одночасье потеряли и мать, и брата. Ужасно. Им светил приют, и я изо всех сил пыталась собрать как можно быстрее все документы, чтобы оформить опеку над ними. У меня были большие проблемы с работой, но при мысли о том, что их могут разлучить... - Женщина стерла рукавом кофты новую волну подступающих слез. - Я не успевала к сроку, а эти маленькие детишки весьма умны и сообразительны. Почуяв опасность, они скрылись с глаз, и вдвоем бегали от разыскивающих их сотрудников полиции целую неделю. Но своим поступком они потянули время, и я успела завершить подготовку.

   Эни протянула фотографию тете Мэй, и та прижала ее к груди, как величайшее сокровище.

   - Я ведь им не родная тетя, - призналась она. - Я была всего лишь их соседкой. Но я люблю их как родных!

   Женщина грозно воззрилась на Эни и Курта, словно те посмели сомневаться в ее любви к детям Эштель.

   - А где их отец? - подал голос Курт. Ему не давала покоя эта мысль. Ведь отец должен был поддержать их после потери матери!

   - Он пропал еще до рождения Зарины, - упавшим голосом сообщила тетя Мэй. - По крайней мере, так говорила Талиша. Я не очень ей верила. Мне думалось, что он просто их бросил.

   На лице тети Мэй появилось возмущенно-злое выражение.

   - Да как он посмел бросить этих детей?! Они же словно ангелочки - такие нежные, совершенные, добрые. Наверное, Лаус должен помнить его, своего отца. Если это так, то Лаусу пришлось труднее всего. Бедный мальчик.

   Рука Эни в руке Курта затряслась. Он испуганно покосился на нее, и у него еще больше сдавило горло. По щеке Эни текла слеза. Девушка всегда была слишком чувствительной, слишком близко к сердцу принимала чужие горести.

   - Они хорошие дети, - продолжала говорить тетя Мэй. - Они все время помогают мне. Как только Лаусу исполнилось восемнадцать, он оформил опеку над сестрой на себя. Мы с ними часто переезжали и вот, наконец, осели здесь. Лаус работает и одновременно учится. Зарине он не дает работать, хотя я знаю, что плутовка все равно изворачивается и не слушается. Честно говоря, моя зарплата в цветочной лавке столь низка, что я вряд ли могла позволить себе такой домик.

   Тетя Мэй с горечью рассмеялась и залпом допила оставшийся чай.

   - Они оплачивают мои коммунальные расходы, покупают мне каждый день еду и по очереди убираются у меня в доме. День - Зарина, на следующий день - Лаус. Готовят мне ужин и завтрак на утро. - Женщина глубоко вздохнула и грустно улыбнулась. - Знаете, а к хорошему быстро привыкаешь. Сегодня в доме убиралась Зарина.

   В глазах Эни и Курта застыл немой вопрос.

   - Как я узнала? - со смешком озвучила их вопрос тетя Мэй. - Видите вазу на том столе?

   Ребята одновременно обернулись и уставились на фигурную вазу посреди обеденного стола.

   - Там нет цветов, - пояснила тетя Мэй. - Когда убирается Лаус, он всегда приносит цветы и ставит их в вазу. А Зарина терпеть не может их сладковатый аромат, поэтому так не поступает.

   Тетя Мэй внезапно примолкла и уставилась прямо на сидящих напротив ребят. Раньше она избегала смотреть на них, поэтому Курт решил, что за этим последует что-то чрезвычайно важное.

   - Знаете, почему я вам все это рассказала? - спросила тетя Мэй, немного помолчав.

   - Чтобы облегчить душу? - осторожно предположила доселе хранившая молчание Эни.

   - И это тоже, - слабо улыбнулась женщина. Она вдруг показалась намного старше своих лет, будто ощутила в одно мгновение тяжесть всех произошедших бед. - Вы первые дети, которые решились приблизиться к Зарине. Я не хотела упускать такого шанса. Это дитя не должно оставаться одиноким.

   Тетя Мэй внезапно сорвалась с места и подскочила к ним. Даже Курт не удержался и дернулся от неожиданности. Она схватила руку каждого и с мольбой в голосе проговорила:

   - Пожалуйста, раз вы здесь, раз вы набрались мужества прийти, не оставляйте, не бросайте ее!