* * *

   Лаус поднимался вверх по лестнице. В руке он сжимал расческу с ручкой в виде вытянувшейся пантеры. Коридор второго этажа через единственное оконце посреди стены заливал свет уличного фонаря. Это был тот же фонарь, под светом которого и произошла первая встреча Эни и Курта с Лаусом.

   Зарина стояла около окна и, казалось бы, разглядывала что-то снаружи. Но лицо ее не выражало ни единой эмоции. Такое выражение у нее обычно бывало в минуты глубокой задумчивости. Свет проникал сквозь стекло и с какой-то необычайной аккуратностью освещал хрупкую фигурку девочки, словно заключая ее в полупрозрачный кокон еще не рожденной бабочки.

   Зарина повернулась на звук шагов.

   - Эра гребешка? - спросила она, безучастно глядя в глаза Лауса.

   Юноша улыбнулся. Так назывался их обряд, которому они посвящали время перед сном, - расчесывание длинных волос Зарины, еще влажных после душа, до полного их высыхания. Название придумал сам Лаус.

   - Эра гребешка, - подтвердил он, усаживаясь на пол прямо в коридоре под окном. Зарина повернулась к нему спиной и тоже плюхнулась рядом. Лаус захватил несколько локонов Зарины, как обычно про себя восхищаясь их необычайной мягкостью. Расчесывание волос сестры являлось неким ритуалом, позволяющим юноше отстраниться от мрачной действительности и достигнуть внутренней гармонии с собой. Своеобразная медитация. Хотя более важным в этой процедуре Лаус считал то, что он имеет возможность побыть с Зариной.

   Некоторое время они просто молчали, прислушиваясь к звуку качающихся от ветра ветвей. Первым нарушил молчание Лаус:

   - Я могу больше не приносить цветы для гостиной тети Мэй, если тебе не нравится.

   Зарина пожала плечами. Медленное движение вверх-вниз.

   - Мне не нравится, - откликнулась она.

   - Тогда я больше не буду их приносить.

   - Тете Мэй нравится, - тем же тоном сообщила Зарина.

   Уголки губ Лауса дернулись в улыбке.

   - И что же нам тогда делать? - тихо спросил он.

   - Если не открывать в гостиной двери в другие комнаты, запах цветов не просочится туда, - задумчиво сказала Зарина.

   - Хорошо. - Лаус осторожно подхватил следующую прядь волос девочки и бережно провел по ней расческой, словно археолог, с величавшей аккуратностью счищающий кисточкой пыль с хрупкой археологической находки. - Завтра моя очередь убираться у тети Мэй. Я сделаю так, как ты предложила.

   - Сегодня я пришла раньше, - помолчав, сказала Зарина. - Так что после уборки у меня было время поработать в саду. Можешь завтра по этому поводу не париться.

   - Молодец, сестренка. - Лаус потянулся вперед и бережно прижался лбом к затылку девочки, ощутив плавающий вокруг нее лимонный аромат. Через пару секунд он отодвинулся и продолжил свое занятие. Свет плясал на рыжих локонах, и юноша представлял, что пропускает через пальцы мерцающее пламя.

   - Сегодня ты не спросила меня, как прошел мой день, - мягко укорил девочку Лаус.

   Зарина громко фыркнула.

   - Когда к нам завалились эти чертовы сталкеры, было как-то не до сантиментов.

   - Они довольно славные ребята, - осторожно высказал свое мнение Лаус.

   - Головы с плеч всем шпионам, - отрезала Зарина.

   Юноша едва слышно рассмеялся. Ему доставляло удовольствие слышать нотки досады в голосе сестры. Если бы это был посторонний человек, то он, скорее всего, решил бы, что у девочки таким образом проявляется смущение, но не Лаус. Он знал, что Зарину смутить невозможно.

   - Нет необходимости ставить на них крест с самого начала, - добродушно осадил ее юноша. - Эти "шпионы" забавны и, кажется, не собираются отступать без боя. Особенно девушка.

   - Упрямый Суслик, - проворчала Зарина, сдувая с лица тонкие прядки волос.

   - И парень, хоть и не с особым восторгом, но, похоже, тоже сдаваться не намерен.

   - Нудный Барон, - скривилась Зарина и перебросила Лаусу пару прядок, зацепившихся спереди за майку.

   Лаус вздохнул и провел рукой по макушке Зарины, с нежностью собирая выбившиеся из общей массы локоны и распутывая прядки, сцепившиеся в легкие узлы.

   - Раньше ты никому не давала прозвищ, - усмехнулся он.

   Зарина раздраженно повела плечами, чуть не вырвав волосы из рук Лауса. Он быстро сместил пальцы, опасаясь причинить боль сестре.

   - Для того, кто постоянно мозолит глаза, сразу находится ассоциация, - буркнула она с явной неохотой. - Но они такие же как все. Наводят на меня смертную тоску. Может, подбросить им в сумки по дикобразу? Суслик визжит громче пароходного гудка. Наверное, сделаю это перед какой-нибудь контрольной. Под музыкально сусликовое оформление будет не так скучно расписывать всю эту тягомотину.

   Лаус откинулся назад и потер шею. Оглянись сейчас Зарина на него, могла бы увидеть печаль, застывшую в его прекрасных голубых глазах. Глаза всегда выдавали его. Иногда ему казалось, что по ним Зарина может прочитать всю его душу. Для нее они были даже не зеркалом, а порталами, источниками нескончаемой информации, которую девочка могла скачать и расшифровать быстрее любого компьютера. Никто не мог, только она. Читала Лауса, как раскрытую книгу. Никому бы не хотелось, чтобы его душа настолько обнажалась. В этом было что-то тревожащее и одновременно волнующее. Сестра вызывала смятение в его душе, и он не хотел, чтобы она видела, какие бури бушуют у него внутри. Лаус привык скрывать тревогу, привык прятать небесные глаза за челкой и смотреть на нее сквозь созданную им самим пелену. Ведь если она заметит смятение в его душе, то может расценить это как слабость. Он должен оставаться сильным для нее, как был все эти восемь лет, чтобы Зарина не потеряла к нему интерес. Он не должен слиться с общим унылым потоком, который Зарина видела перед собой каждый день. Жизнь - скучища, жизнь - тоска, а посреди всей этой бодяги бесцветные, ничего не значащие лица.

   - Я знаю, как скучна для тебя жизнь, - тихо сказал Лаус. Он думал, что отчасти констатирует факт, но Зарину эта фраза почему-то рассердила.

   - Ты как будто к потенциальному суициднику обращаешься, Лаус, - зло фыркнула Зарина.

   От слов девочки больно кольнуло в груди. Юноша спешно подался вперед, кладя свою руку на ее, боясь, что она встанет и уйдет. Но Зарина не собиралась срываться с места. Она сидела спиной к нему и не двигалась. В конце концов Лаус убрал руку и вновь взялся за гребень.

   Молчание угнетало. Ветер прекратился, и за окном наступило время затишья. Однако Лаус сейчас бы предпочел, чтобы за окном свирепствовал ураган. Наконец юноша не выдержал.

   - Твои одноклассники... Попробуй быть к ним терпимой, - примирительно предложил он. - Приятно, когда хорошие люди стараются стать тебе ближе.

   Губы Зарины расползлись в ехидной усмешке. Она сидела спиной к нему, но юноша все равно почувствовал волны язвительности, исходящие от ее ауры. Его словно кольнули сразу тысячи иголок - осторожно, почти деликатно, но все равно приятного было мало. Лаус постарался не обращать внимания на эту колющую энергию и полностью сосредоточился на волосах девочки. Они высохли, можно было перейти к плетению косы на ночь.

  - Кончай быть таким душевно добросердечным, Лаус, - недовольно проговорила Зарина, когда он почти уже избавился от неприятного ощущения иголок на коже. - Всякая тварь может воспользоваться этим.

   В глазах юноши проскользнула искорка веселья. Он был рад, что Зарина поддержала разговор.

   - Но у меня же есть сестренка, которая защитит меня от всех напастей.

   - Однако я не всегда буду с тобой, - дернув головой, заметила Зарина.

   Лаус остановился на середине движения, не завершив плетения.

   - Что ты имеешь в виду? - Его голос прозвучал несколько напряженно.

   Зарина подвинулась, устроившись к нему вполоборота. Ей удалось сделать это, не выдернув волос из рук брата. В таком положении он ясно видел зеленый огонек, которым горел левый глаз девочки. Зелень лесной поляны. Такой же цвет как и у их общего брата Алексиса. Голубизна правого глаза Зарины соответствовала оттенку глаз Лауса, а левый... Иной раз Лаусу казалось, что он видит в Зарине одновременно себя и брата, словно девочка воплощала в себе их единство, их цельность. Но как только эти мысли начинали лезть в голову, Лаус тут же отгонял их от себя. Нет. Брат предал их. Он больше не является частью их целостности. Он чужой им.