Все бароново войско, получив передышку малую, вокруг баннера собралось и опять вперёд кинулось, теперь уже лавой нестройною. Только противиться им уж никто не смел, баннер графа литвины окружили и стрелами коней рыцарских поубивали, самого Ресепета арканом из строя пешего выдернули и в полон уволокли. Те немногие, кто к лагерю прорваться хотел, полегли перед двумя полусотнями, что дорогу в тылу оседлали. Из всего войска супротивного спаслись люди из полусотни егерской, они с дороги в рощи ушли, прорвав заслон кметов и теперь тропами звериными на юг пробираются.
Это была победа несомненная и Илагон-кровавый хохотал как безумный за побоищем с облаков глядючи.
Говорил не раз батюшка мой многомудрый, стимулом меня вразумляя:-"Не похваляйся на рать идучи, а похваляйся идучи срати". Вот и лагерь графский той мудрости отвечал вполне. В том, что в бою верх возьмёт, Ресепет не сомневался ни разу и стоянку свою не укрепил ни как. Не было ни валов земляных, ни телег, кругом поставленых. Только шатры роскошные, палатки воинские на холме в беспорядке расставлены, да коновязи с заводными конями, что мирно зерном да сеном хрупают. Людишки прислуживающие даже разбежаться не успели, а в кузне походной, да в шорне, мастера с ремонтом возятся. Лагерь сей, трофей великий есть, войско наше обогащающий безмерно.
Я когда походный шатёр графа Ресепета увидал, так рот раскрыл, как простец какой, ибо чисто дворец, полотняный только. Ошибался я, как во внутрь вошёл, да ткань пощупал, только тогда понял - полотна там нет, а кругом шёлк эльфийский, лёгкий да плотный. Дальше, обходя лагерь, наткнулся и на шатры эльфов, красоты неземной, было их пять всего, нелюди, как Ки Олты пояснил, живут парами. Возле тех шатров диковин много разных, только меня привлёк зверёк странный, на цепи сидевший. Той зверёк был цвета серого с пятнами бурыми, роста малого, голый как младенец и уши у него огромные, на свету светятся. Как увидел меня сей зверёк несуразный, так и захотел сбежать да и спрятаться, только цепь железная не пускала его.
- Это есть не зверёк, а тварь разумная, в наших местах хоблинами прозываема. Сии твари на болотах живут, а эльфы их ловушками ловят и для забавы оприч себя держат. Забавляются с ними они так: кровью суки течной срамные места мажут, а потом кобелей спускают, что потом с ними спариваются. От того ушастые в веселье приходят и ставки делают, чей кобель похотливей будет. Так они забавляются не только с хоблинами, но и с нашими деточками. - То мне Ки Олты сказал, с лица побледнев и желваками играя. Тварь разумная, видать человеческий язык разумея, перестала цепь дёргать, а присев на корточки ... Заплакала. У меня по сердцу как ножом полоснуло. Муж я воинский, на веку своём видевший разное, но бессмысленное издевательство над существом беззащитным никогда не приемлю.
- Ты не плачь, тварь диковинная, я сейчас кузнеца позову, раскуёт он тебя, дальше ты птица вольная, хочешь, при моем столе оставайся, в обиду не дам, а не хочешь - иди на все четыре стороны, на воле добывай пропитание.- Сказав то, послал пажа за кузнецом, а сам присев на землю возле тварюшки безответной, пригорюнился, всех разумных под пятой эльфийской изнывающих, жалеючи. Только в том минорном настроении пребывать долго не пришлось мне, за шатрами раздалась брань чёрная и из-за угла выскочили один из пажей моих и ... механикус. Этот-то откуда здесь? Войско сюда доскакало только что, а обоз, дай боги, подойдёт только к вечеру.
- Господин барон! - Заблажил мой паж.- Уйми мародера этого! Там телега стоит с эльфийским железом, фасонно сделаным, а прощелыга её под себя иметь хочет. Только ведь по уставу, предками заведённым, весь трофей справедливо делиться должен между воинами, живота своего на поле бранном не жалевшим. Про мастеровых в том уставе слова сказано не было!
- Бестолочь ты неразумная! Чего пасть свою раззявил мерзкую?! Кобылам иди хвосты крутить, недоумок! Если разумения ни о чем не имеешь, так молчал бы в тряпочку, сойдёшь за умного. Этот ж надо сказать :-" Железо, фасонно сделанное". Тьфу на тебя, деревенщина, скорпион боевой железякой называющий! Твоя милость, убери от меня щенка вислоухого, а не то за себя не ручаюсь!
- Что, действительно скорпион?- Удивился я.
- Похоже, да не один, а два, но разобраны. Я такую конструкцию не видал ещё, покумекать спокойно надобно.
- Паж мой верный, хвалю за настойчивость, но ещё порицаю за невнимательность. Сказано ведь было, что механикус под себя имеет право забирать все диковины.
Молодой человек покраснел, а потом пробормотал под нос, что поди разберись где диковины, а где просто добро из под носа уводят, так на всех добра не напасёшься. Пришлось излишне ретивого приструнить слегка.
- Паж мой верный, бери чернильницу, за механикусом ходи по лагерю и пиши что он сочтёт диковинами, чтоб чудеса механические не пропали почем зря. Так же запиши тех людей, что с теми чудесами знакомые и их тоже отдать механикусу. Исполняй немедля, а ещё раз услышу, что бранишься ты по чёрному, не посмотрю на твой древний род, отлуплю нагайкою.
Тут пришёл первый паж с кузнецом и почли хоблина расковывать. После барон Вепрь появился и сказал заикаясь, что пленников пригнал, тех кого на поле бранном взяли, надобно идти отделять благородных от тех, кто сегодня на тризне пойдут в утоление литвиновской богине.
Заикаться барон стал после того, как эльфийская пика его наземь сшибла, да конь копытом по шлему огрел. Дядька говорит, что сие ненадолго, дней через пять снова нормально говорить Вепрь сможет, бо голова у него дюже крепкая. Вот же, лёгок на помине, пестун прискакал, озабоченный, рассказал что обоз исправно движется, по пути наших язвленных собирая и по телегам раскладывая, а ему самому недосуг, пир и тризну готовить надобно. Посокрушался только, что разносолов жарить времени нет и придётся довольствоваться варёной убоиной.
Закрутили дела хлопотные, только одно приметил я, куда не пойду, сзади тихо плетётся тварюшка несчастная, что-то себе под нос бормоча и на меня жалобно поглядывая.
Граф Ресепет оказался испуганным вьюношем, годов семнадцати. В пол лица его расплывался лиловый синяк, а под сломанным носом запеклись сгустки крови. Локти графские за спиной скручены, а на шее была верёвка грубая. За верёвку ту держался воевода Твердило Отвердович и ухмылялся презрительно.
- Твоя милость, прими подарочек, не побрезгуй такой малостью.
- Эх, полутысячник. Никого в тебе вежества. Разве можно так с благородным пленником? Развяжи его не медля, да сними с шеи верёвку обидную. Вы, ваше сиятельство, на литвинов моих не гневайтесь, куртуазности они не обучены, зато в битве надёжней их, людей не сыщите. Да ещё, не расстраивайтесь, счастье военное переменчиво, только надо было сдаваться врагу благородному, а не ждать пока на вас аркан накинут степняки заскорузлые. Эй, пажи! Таз воды тёплой, его сиятельству, смыть следы битвы жестокой, с лица благородного.- Испуганный вьюнош, посмотрел на меня признательно и морщась опустил руки в поднесённый таз.- Дело в том- продолжал я светским тоном- что среди моих людей есть такие, что совсем недавно увидали свет Пяти Богов и предрассудки их ещё не изжиты полностью. Эти люди, после битвы обряды совершают, в честь своей богини, как они думают, им победу даровавшей. Мы же с вами, как люди просвещённые, понимаем, что это есть заблуждение, но отказать воинам храбрым в своём внимании на обрядах и на празднике, не считаю возможным. Попрошу вас нижайше, сопровождать меня на пиру этом, в том зазорного не усматриваю, оказать честь присутствием - победителю.
Что оставалась делать недорослю, с молоком на губах необсохшим? Только изобразить поклон вежливый и плестись рядом, нога за ногу.
Бывший графский лагерь был уже по кругу возами обставлен, караульщики везде стояли парами, поднимался вкусный дух от котлов и отовсюду неслись песни весёлые. За возами, на лугу, готовились к празднику, коий сразу и тризной будет, по тем, кто этого праздника не увидит более. Складывали дровяные кострища, копали ямки под колья, а миигит, аккурат посреди луга, врыли два столба и кинули перекладину. Вот туда мы и направились, по пути светски беседуя, осведомлялся я о здоровье императора. Подошли. Сзади нас столпились воины, окружая конструкцию на ворота похожую. Потемнело уже и с четырёх углов от ворот этих зажгли костры яркие. В свет костров втащили трёх эльфов и содрали с них остатки одежды. К моему удивлению, однова из них оказалась сукой, впрочем статью и ростом сильно самцам не уступая. Только услышал как рядом ахнул графёныш:-"Леди Малиан!" И заткнулся.