"Да... - умиротворенно заключил Рубин, - лес - это чудесно! Хотя куда симпатичнее находиться все-таки дома, в индивидуальном жилище, в обстановке, так сказать, привычного уюта и тепла, где есть все, что сулит тебе покой и порядок, ибо нет на свете ничего милее домашнего очага и родных стен..."

Эпизод двадцатый,

где вещи, созданные людьми, говорят сами за себя.

Наевшись до отвала, опять погрузились в сон. Уснули без задних ног, как невинные младенцы в купели страданий. Так повторялось ровным счетом три дня и три ночи. Люди приподнимались только затем, чтобы пожрать и активно облегчится, после чего мешками валились обратно на землю и погружались в глубокое забвение. Один лишь землекоп практически не ложился. Он безмолвно возился возле костра, подкладывая в огонь все новые и новые порции сучьев. Видимо, жизнь под землей - в сырости и тьме совсем доконала бедолагу, и человек непроизвольно тянулся к теплу и свету. Каждый раз, открывая и закрывая усталые вежды, Рубин видел землекопа на одном и том же месте. Создателя хитроумного тоннеля озаряли сполохи пламени. Он неспешно ковырялся палкой в угольях, отчего кверху поднимались яркие снопы искр.

"Странный землекоп... - подумывал Рубин сквозь полудрему. - И говорит занятно, как пришелец из будущего. Местные так не разговаривают. Здешняя публика вообще с большим трудом понимает нормальный человеческий язык. Зато высоколобые парни из грядущих эпох могут общаться с любым идиотом из прошлого. Разумеется, если у них для этого имеется подходящая машина времени, а дома лежит красный диплом об окончании лингвистических курсов".

Рубин еще раз пристально оглядел землекопа, после чего твердо решил, что этому парню он точно выдал бы лицензию на путешествия во времени.

Землекоп таинственно ухмыльнулся, но загадку свою все же оставил при себе. Вместо разгадки он старательно подкинул в костер свежую порцию дровишек, отправляя в ночное небо ослепительный фейерверк огненной мошкары.

"Ничего-ничего... - Рубин широко зевнул. - Время - это не более чем мусоропровод, где каждому из нас уготован свой мусорный контейнер. Главное, чтобы этот сумасшедший землекоп лес в округе не подпалил. Лес - это важно. В лесу полнее дышится грудью. Тут запах свободы пьянит и радует сердце каждого человека. Без свободы - нет жизни, потому как все мы вольные птицы. Что хотим, то и делаем, пока в ящик не сыграем. Так что если желает мужик из будущего до костей прогреется, так пускай прогревается. Главное, чтобы пожара не было, ибо черное пепелище не самое лучшее место для живого человека".

Окончательно пришли в норму только на четвертые сутки, в районе обедни, когда услышали, как где-то далеко-далеко прозвонили колокола. Вослед колоколам раздался заливистый лай собак. Рубин беспокойно осмотрелся - все ли спутники на месте.

Слава богу, народ был здесь. Люди живо поднимались на ноги. Только морда землекопа нигде не виднелась.

"Хрен с ним", - подумал Рубин. - Если он решил вернуться обратно под землю, то этого проблемы его психиатра.

Потом послышался топот копыт и громкие голоса. Вскоре появились вооруженные люди и свора озлобленных худосочных собак. Впереди двигалась парочка внушительных рыцарей. Они восседали на лошадях как грозные воители свежеиспеченного крестового похода. За ними тащилась дюжина озабоченных латников, три лучника и чей-то персональный шут.

При виде сборища голодранцев свора шавок подняла душераздирающий лай, а шут заржал как ненормальный и плюхнулся на землю.

- Ого-ого... - жизнерадостно воскликнул паяц, стараясь, что есть мочи забросить левую ногу к себе за шиворот.

...Этот лес не для народа,

этот лес для короля!..

А народ пусть ходит в поле,

чтоб работать, тру-ля-ля!..

Это живописное сборище привел никто иной, как знакомый егерь, которому третьего дня крепко дали в зубы.

- Ну что разбойники!.. - угрожающим тоном заявил он, глядя на бывших узников совести с долей некоторого высокомерия. - Дождались кары небесной! Теперь-то уж вы наверняка узнаете, какова истинная стоимость английской оленины в здешних краях!

После трех дней превосходного отдыха на природе, после всех мытарств на море, на суше и даже под землею, Рубин не сдержался. Он вновь, от всей души, крепко врезал егерю в оскаленную пасть, а затем решительно поднял Дальнобойного Аттилу с земли. С убийственным орудием в руках Рубин смотрелся достаточно грозно. Он выглядел как новоявленный Одиссей, возвратившийся в родную Итаку. Не было никакого сомнения, что он более не потерпит никакого постороннего вмешательства в свою судьбу.

Рыцари уразумели его без лишних слов. Это был явный вызов.

В лесу повисла тишина, ибо посреди поляны, под сенью громадного дуба, стояли две колоритные группы. С одной стороны - типичные изгои общества, испытавшие на себе долгие месяцы отчаянного рабского существования, а с другой - пара местных аристократов, за спинами которых толпилась орава послушных наемников.

Вчерашние невольники сурово нахмурились, затем стали медленно подбирать увесистые дубинки и пяток совершенно отпадных копий. Было видно, что долгий отдых пошел людям только на пользу. Они слегка отъелись, пришли в себя, и более не желали терпеть ярмо и гнет безжалостных хозяев. По правую руку от Рубина молча застыл Али Ахман Ваххрейм, слева незаметно выдвинулся маленький узкоглазый японец. В спину напряженно и жарко задышала остальная вольница и голытьба.

Дальнобойный Аттила произвел атаку первым. Тетива прозвучала с такой убийственной и мягкой нотой, что вся округа замерла в тихом ужасе. Потом замерли все остальные.

"Такое безмолвие случается только раз в жизни и только в гробу..." - меланхолично подумал про себя один из рыцарей, прежде чем замертво рухнуть под копыта лошади. Из его стального панциря торчала чудовищная стрела. Она пробила бронированный доспех могучего вельможи и вышла из сэра рыцаря со стороны противоположной грудной клетке.

Второй рыцарь не привык обращать внимание на подобные пустяки. Он мельком взглянул на поверженного соратника, проворно достал из ножен меч, и устремился на врага, не ведая ни страха, ни упрека. Однако Дальнобойный Аттила не подвел и на этот раз. Тетива вновь прозвучала с такой убийственной и мягкой нотой, что вся округа вновь оцепенела в тихом ужасе.

"Увы, совершенно точно, похоже, и впрямь, такое безмолвие можно услышать только один раз в жизни и только на том самом свете..." - меланхолично подумал про себя второй рыцарь, прежде чем замертво рухнуть под копыта лошади. Из стального панциря глубокомысленного господина, чуть пониже пуповины, торчала чудовищная стрела. Она пробила бронированный доспех благородного воина, словно здоровенную консервную банку и намертво застряла в организме сэра рыцаря где-то в области высокородных кишок.

Рубин не хотел никого убивать. Но в данном случае за него говорил сам Дальнобойный Аттила и острое чувство собственного достоинства.

- Сами напросились, - заметил один из беглых арестантов.

- А разве у нас был выбор? - сказал еще кто-то. - Либо они нас, либо мы их...

Сделав правильные выводы, лес заново ожил. За ним ожила свора худосочных озлобленных собак и, как не в чем небывало, с чувством облаяла Рубина с ног до головы.

"Бедные создания, - с грустью подумал о собаках Рубин. - Довели вас люди до полного животного состояния".

Мысль мелькнула и погасла. Однако не погасли глаза озабоченных латников и хитрые гляделки шута. Клоун перестал кривляться, и лицо его приобрело черты вполне благоразумного человека. В следующее миг он выказал весьма похвальную сообразительность.

- Ну вот... - коротко молвил он. - Я же говорил сэру Гаю Чопперу и сэру Гаю Кентербирийскому, что с обездоленным человеком нужно разговаривать по-другому. Ибо обездоленный человек подобен лесному зверю, его к стенке припирать опасно, он ведь может и сдачи дать.