Реальность же была до боли конкретной. Никаких имущественных прав и приличного места для Рубина здесь не находилось, наоборот обстоятельства требовали от него полного повиновения и покорности.
Подле "Огненного дракона" покачивались еще два драккара. Один назывался "Стрела ветра", а другой "Разящий топор". Корму и нос каждого корабля украшали свирепые лики мифологических чудовищ.
Чуть подальше, упираясь массивным форштевнем в плодородную землю французских владений, находился новехонький шнеккер. Он носил гордое имя "Левый палец тьмы" и казался напыщенным франтом посреди отпетых мошенников и стервецов. За ним, вяло поскрипывая мачтами и прикасаясь смоляными бортами друг к другу, стояли северо-европейский дромон и тяжелый кнорр*. Оба корабля осели глубоко в воду, почти черпая соленую влагу недоброго Кельтского моря. Особенно кнорр, переполненный добычей сверх всякой меры.
- Матка боска, - проворчал один из поляков. - Эти люди скорее на дно пойдут, чем расстанутся с награбленными добром...
Остальные промолчали, мысленно взвешивая залежи добытого имущества.
А имущества хватало с избытком. Норманны спешно, но аккуратно перетаскивали на свободные челноки остатки чужой собственности, включая небольшой чугунный колокол, какие-то объемистые сундуки, обитые кованым железом, тюки с зерном, посуду, оружие и резную мебель.
Отчалили так же бешено и стремительно, как и налетели, не оставляя позади ничего хорошего, кроме смерти, холода и забвения...
Эпизод третий.
Здесь повествуется о жизни заурядного корабельного гребца, доля которого сводиться к тому, чтобы запросто горбатиться на веслах за кусок вяленой рыбешки и чарку с водой.
Работа на веслах несложная, но тяжелая, чем-то схожая с работой благопристойного повара, то есть знай себе загребай погуще и наваливайся поплотнее. Вот Рубин и наваливался. Наваливался плотно и старательно, как делали другие гребцы, намертво прикованные к скамьям. Ведь если не навалишься, как следует, то тебя самого с превеликой охотой вывалят за борт.
Отойдя от берега на полусотни саженей, на кораблях мигом поставили грязные полосатые паруса, и пошли, вздымая волны форштевнем, к далеким побережьям Норвегии.
Так закончились очередные сутки. Правда, прикорнуть толком не удалось, ибо налетевший шквал заставил гребцов приумножить усилия и в сплошной непроглядной темени упорно выдерживать оглушительный натиск стихии.
Никто не заметил, когда наступил рассвет, без того казалось очевидным, что утро на кладбище наступает сразу после полуночи. Потом кто-то хрипло откашлялся - длинно и жутко, будто старался вывернуть нутро наизнанку.
- Во имя Аллаха... - негромко произнес Али Ахман Ваххрейм, пытаясь собрать застывшие губы в коричневый бутон для плевка. - Там, где есть свет, там есть и надежда.
С такими оптимистическими словами солнце стало подниматься быстро и уверенно, словно на дрожжах. Вслед за солнцем вставал новый день, поднимались над мировой бездной новые надежды и вчерашние беды, будто их тянули за уши миллионы невольников.
Когда чуток потеплело, народ слегка приободрился. Вместе с теплом прозвучала и свежая шутка: "Дескать, солнце - это наше всё и даже чуточку больше. А раз оно так, то хотелось бы чего-нибудь куда более существенного, чем жаркий огонек над ничтожной маковкой богобоязненного человека. К примеру, знатную бадью полноценной выпивки, отборный центнер жареных шкварок и шумный косяк молодых ядреных баб, у коих было бы что пощупать и за что подержаться настоящему мужчине".
- Га-га-га!..
После столь жизнеутверждающей остроты настроение поднялось куда выше солнечного диска. С эдаким высочайшим моральным духом можно было жить дальше - хоть до второго и даже третьего пришествия. Рассудив, что жить и блудить стоит при любых обстоятельствах, постарались отправить на морское дно бесполезную хандру и невеселые настроения, а затем вполне по-хозяйски огляделись по сторонам.
Сразу же обнаружилось, что мир вокруг пустынен и равнодушен, как полагается всякой мировой безбрежности, устремленной к явному концу света едва ли ни с первых дней творения. Где-то очень далеко-далеко, на грани видимости, маячила линия горизонта - чистая и опрятная, словно кривое лезвие турецкого ятагана. Один из поляков, медленно шевеля губами, сравнил открывшийся окоем с великой простыней, покрытой барашками волн от края до края.
Зрелище и впрямь навевало образ теплой домашней постели, после чего захотелось закрыть глаза, уютно свернуться калачиком и уснуть вплоть до Рождества Христова.
"Какая чудная безмятежность... - меланхолично подумал Рубин. - День снова сулит быть длинным и пустым, словно банная шайка Нептуна, опухшего от водянки две тысячи лет назад".
Над этой великолепной океанической пустотой застыл полупрозрачный лунный диск. Издалека казалось, что спутник Земли - это всего лишь огромный стеклянный шар, наполненный туманными очертаниями неведомых животных и кривыми рожами космических проходимцев.
Рубин встряхнул головой и вышвырнул эти образы за борт. Однако Али Ахман Ваххрейм тотчас заметил, что Луна напоминает ему бледную лысину правоверного магометанина, выбритую острым ятаганом вдоль и поперек, вплоть до зеркального блеска.
Рубин еле слышно выругался, нехотя возвращаясь к мучительной реальности и шумному плеску волн.
- Что милок... - насмешливым тоном процедил кто-то. - Моря давно не видал?.. Так смотри на сию картину, пока очи твои еще могут взирать по сторонам.
Рубин прищурился и глянул. Картина внушала всяческое почтение. Она буквально завораживала и заставляла думать о бренности собственной плоти с необъяснимой и мучительной тоской.
- При таких обстоятельствах и невыгодном раскладе мы как будто пожухлые зерна в пшеничном колоске... - Едва слышно подметил кто-то из гребцов. - Тряхани нас еще чуток, и мы все окажемся на земле, где нас сожрет любая птица, а не только говенные норманы.
- Какие зерна, уважаемые паны?! - искренне подивились поляки. - Какие такие колосья, пся крев?! Вы что совсем с ума посходили!
- Да... - задумчивым тоном подхватил Али Ахман Ваххрейм. - Мы скорее похожи на шелуху от лука. Нас давно уже употребили в пищу и швырнули под башмаки озверевших проходимцев. Мы несемся по воле небес, как Аллах на душу положит, однако упорно думаем, что двигаемся по собственной нужде к вершинам наших жалких судеб...
Размышления навевали неописуемую хандру, заставляя горевать выше нормы. Однако норманны практично рассмотрели ситуацию, внимательно изучая изумрудную гладь моря.
Оказалось, что кроме нескольких потрепанных драккаров, на сотни миль вокруг не наблюдается ни единой знакомой посудины. Горизонт напоминал грандиозную оконную нишу, гостеприимно прорубленную к подножью сверкающей пропасти: ни "Левого пальца тьмы", указующего путь к дьяволу, ни северо-европейского дромона, ни тяжело-груженного кнорра, ни единой транспортной лоханки, ни единой живой души. Мир как будто специально вычистили от постороннего мусора, чтобы легче дышалось небесам.
- Похоже, викингов смыло к чертовой матери? - тихо предположил кто-то.
- Ага... - с кривой усмешкой обронил Али Ахман Ваххрейм. - Надеюсь, они более не всплывут навстречу своим "дорогим собратьям", словно верблюжье дерьмо в пустынном оазисе.
- А мы кто?! - живо отозвался еще один голодранец. - Такое же дерьмо, как и наши хозяева, если не хуже. Молитесь грешники, ибо пустота - пустотою, но даже в абсолютной пустоте завсегда отыщется косяк смышленых рыбок, желающих оторвать подходящие яйца вместе с железным крючком.
Итог казался неутешительным.
- Все сгинуло - к дьяволу в пасть! - сокрушались викинги. - Какой резон в геройских плаваньях и увечьях, если вместо основательного барыша кругом одни убытки?! С таким наваром нас засмеют даже сопливые чада.
