Латники поняли слова клоуна буквально. Лишенные железного руководства, они не желали биться просто так, на дармовщинку, ради собственной прихоти. Мысль о свободе медленно, но верно пробиралась в их чугунные головы. Это было впервой и требовало некоторых усилий, но служивые люди блестяще справились с этой задачей.
- Благослови вас Господь, - сказал им напоследок Дафни из Нидерландов.
Глядя в спины вояк, утаскивающих за ноги своих покойных хозяев, Рубин подумал вот о чем: что смотреть в затылок мирного человека, идущего по своим житейским надобностям, куда приятнее, чем радоваться смерти врага.
Эпизод двадцать первый.
Нельзя сказать, чтобы очень оптимистический, но зато крайне реалистический.
- Долго нам в лесу не отсидеться, - рассудительно изрек Рубин, поочередно оглядывая каждого из присутствующих. - Поверьте мне, я знаю методы, которыми действует привилегированная сволочь для поимки беглых рабов и преступников. Эти способы не самые сложные, но зато чрезвычайно действенные. Увы, аристократическая верхушка наравне с мелкими и крупными собственниками вырабатывала их на протяжении многих и многих веков. Они сделают все, чтобы лишить простого человека мало-мальски грамотного житейского выбора. Ситуация выглядит следующим образом.
Анализ ситуации.
- Вначале нас будут травить собаками, - уверенным тоном заявил Рубин. - Нас будут терпеливо загонять в подходящий угол. Нас будут травить долго, до тех пор, покуда мы не упадем на землю от изнеможения. А вот когда мы, наконец, рухнем в чавкающую грязь, то приподняться обратно на ноги нам помогут уже только затем, чтобы окончательно вздернуть на виселицы. Вам ясна моя мысль?!
Рубин сделал многозначительную паузу и вновь поочередно осмотрел каждого товарища. Люди слушали его с нескрываемым интересом, поэтому он продолжил:
- Теперь... - веско продолжил он, - когда мы с вами разобрались, что такое ослабленный человек в тяжелых условиях феодализма, следует сказать о том, что такое альтернативная перспектива нашего с вами существования?
Бывшие гребцы затаили дыхание.
- Друзья мои! - отеческим голосом сказал Рубин. - Нас предали! Мы никому не нужны! По сути, мы жертвы антигуманных обстоятельств и выбор у нас только один! Это путь борьбы за собственную свободу, права и обязанности!
- Как вы себе это представляете, сударь?! - культурно поинтересовался Дафни из Нидерландов.
- Начинать придется с утешения, - безапелляционным тоном сказал Рубин. - Правда, утешение это будет маленьким, точно фига младенца...
Утешение.
"Думайте люди! Думайте башкой, а не задницей, потому как в жопе ум располагаться не обязан. Думайте, напрягайте ваши извилины, поскольку за тех из вас, кто не желает думать самостоятельным образом, непременно будут думать ваши "добрые" короли и королевы, ваши милосердная знать, ваши "справедливые" судьи и ваши "сердобольные палачи".
- А ежели кому думать уже нечем? - траурным голосом спросил кто-то. - Отбита думалка вся, аж по самые яйца! Тогда как быть?
- Ну, если думать совсем уже нечем, тогда наша жизнь очень скоро перейдет в иную фазу бытия, полную постыдных оскорблений и человеческого рукоприкладства...
- Что вы имеете в виду, сударь? - снова поинтересовался Дафни из Нидерландов.
- Для начала нас будут бить, - без прикрас отчеканил Рубин. - Самое скверное, что нас будут бить в паховую область и, разумеется, прямо в челюсть. Нас будут бить болезненно и долго, травмируя конечности и голову до неузнаваемости. Нас будут бить до тех пор, покуда мы не превратимся в некое подобие мясного фарша или животрепещущую массу кровоточащих останков...
...Более того, возможно, нас разденут догола. Разденут самым изуверским образом: сдерут остатки лохмотьев, высекут розгами и старательно повесят вдоль дорог. Ну, а висеть мы будем еще дольше, давая голодным птицам и зверью попировать на наших невеселых поминках вплоть до одурения...
- Это херово, - буркнул один из гребцов.
- Да, таков будет наш конец, - Рубин сделал паузу, подкинул в костер головню и, отряхнув ладони, сухо добавил. - Вообразите себе, господа простолюдины, мы будем висеть как уродливые бабочки на шпильках. Мы засохнем, словно мухи под палящими лучами солнца. И никто, ни один случайный путник, ни один прохожий на всем земном шаре не помянет нас ни единым добрым словом. Разве это хорошо?!
- Нет... - хрипло произнес кто-то, сглатывая слюну.
- Правильно, - сказал тогда Рубин. - Но и это еще не все, ибо наш конец и наш позор будет длиться до тех самых пор, покуда наши глаза не выклюют вороны, а плоть не начнет медленно, но верно разлагаться до протухшей кондиции. Это разложение, это окончательное загнивание души и тела непременно повлечет за собой финальный цикл нашего с вами бренного существования, поскольку наши тела состоят не из гранитных валунов, а из обыкновенной воды, мизерных вкраплений железа и нескольких щепоток кальция. Увы, но это произойдет непременно, ибо наш организм не храм души и тела, как полагают отдельные невежи, а состоит из самых натуральных человеческих экскрементов, житейского камня за пазухой и прочих весьма неприглядных соплей. Так вот, вся эта структура, ранее называвшаяся человеком, начнет гноиться и разваливаться на первородные элементы со всей положенной в таких случаях скоростью, покамест окончательно не обратиться в горсть праха, песка и пыли.
- Сударь, - умоляющим тоном сказал один из голодранцев. - К чему вы клоните?
Рубин задумчиво нахмурил чело.
- Видите ли, коллега, - наконец сказал он. - Народ должен жить в постоянном страхе и ужасе. На этом постулате держится любая власть. И чем активнее народ трясется от страха и ужаса, тем легче местным феодалам управлять испуганным населением. Посудите сами, господа бывшие гребцы, что станет с нами, когда нас повесят?
- Ничего хорошего, - молвил Али Ахман Ваххрейм и плюнул на землю.
- Правильно, - произнес Рубин.
- Если нас повесят, то мы станем наглядным примером, эдаким символом неизбежного наказания за покушение на основы незыблемой власти. Мы будем омерзительной кучкой зловонных трупов, взирающих на мир пустыми глазницами несчастных оборванцев. Наши кошмарные останки будут отнимать у простых людей элементарную надежду на то, что они могут и должны сами определять свое место под солнцем.
Народ внимал Рубину, чуть дыша. Вокруг стояла дивная ночь. Над головой сияли звезды, внизу беспечно трещал костерок, а между этими двумя романтическими вещами жарилась свежая оленина. Это было словно во сне, в котором никто никуда не двигался.
- Итак, я резюмирую, - Рубин сделал строгое лицо. - После того, как мы провисим ни много ни мало, но пару добрых месяцев, от нас не останется ничего хорошего, кроме груды ухмыляющихся черепов. Мы будем греметь костями на ветру, напоминая прохожим о бренности всего сущего как на Земле, так и на Небе. Увы, нас скоро позабудут. Позабудут непременно, как забывают пролетевшую стаю птиц или опавшие листья. Нас позабудут как разбитую плошку, как плачь ребенка или мозоль на ноге. Горькая безнадежность загробного существования - вот что нас ожидает, друзья мои. Мы этого хотим?! Мы желаем жить без надежды, без цели, без веселого праздника жизни?! Или будем смотреть в перспективу?!
Рубин закрыл рот. Он ожидал ответа, но люди молчали. Народ находился в культурном шоке. Это был наглядный умопомрачительный транс. Речь Рубина "О тщете бытия" произвела на слушателей неизгладимое впечатление. После такой убийственной речи никто не желал возвращаться обратно к реальности, поскольку любые перспективы казались нелепыми выдумками волшебников. Более того, часть слушателей как будто, в самом деле, уже отбросила копыта и решительно сдохла, повешенная вдоль дорог на дворовых перекладинах, покореженных виселицах и крепких сучьях. Глаза людей были выпучены, а мозолистые ладони, сами собой, непроизвольно тянулись к сдавленным глоткам. Другая половина также чувствовала себя не лучшим образом, мысленно излагая краткие завещания невидимым святым отцам.
